Анна Владимирская - Игра на выживание Страница 23

– Дэвид, я не ожидала… Мне, конечно, приятно, но мы можем поговорить о делах, а потом пойти в Альбертину вместе! – Она улыбнулась виртуозу-скрипачу, и ей подумалось: «Если дома кому-нибудь рассказать об этом разговоре, ни одна живая душа не поверит…»

Музыкант повернул к ней лицо, и она увидела, как в его глазах заискрились солнечные блики.

А в это время внутри кафе «Захер» сидел Алексей Поташев и наблюдал, как за его женщиной ухаживает длинноногий австриец с нелепым конским хвостом вместо нормальной мужской стрижки. Он сразу же их заприметил, когда они только переходили улицу, направляясь к кафе. Чтобы его не обнаружили, Поташев прикрылся венской газетой. Но молодые люди и слона не заметили бы, если бы он зашел в «Захер» выбрать один из тридцати видов кофе. Они были так увлечены друг другом, так весело что-то обсуждали, словно, кроме них, не существовало никого вокруг. Алексей с ревностью отметил, что они хорошо смотрятся вместе. Она была ниже спутника ростом, но рядом с очень высоким Дэвидом напоминала какую-то иностранную модель. К ним подбежала стайка девушек с просьбой к Геллерту дать автограф. Он выполнил их просьбу, ничуть не жеманясь.

Те убежали, счастливые, посылая своему кумиру воздушные поцелуи. После этого Лиза с Дэвидом подозвали официанта, сделали заказ и продолжали говорить, словно оказались вдвоем на необитаемом острове.

Архитектор внимательно наблюдал за ними. Он чувствовал себя Штирлицем, который следит за встречей агентов абвера. «Что-то в последнее время мне часто приходится подсматривать за чужими отношениями». Он вспомнил, как совсем недавно выслеживал свою маму, которая отправилась с любимым мужчиной в ресторан. Роль разведчика начинала раздражать Алексея: «Вот сейчас встану, подойду к ним. Интересно, как она прореагирует? Удивится? Огорчится? Смутится?» Уже было решившись, он представил, как подходит к ним и как оба собеседника встают из-за стола. «Пигмей рядом с атлантами», – мысленно произнес Поташев. Он был среднего роста, ниже высокой Лизы, а уж Геллерт – тот и вовсе мог над ним возвышаться, как гигант. Детское чувство обиды и несправедливости природы шевельнулось в нем, и он остался сидеть за своим столиком.

Дэвид и Лиза направились в Альбертину, любоваться великими произведениями искусства. Поташев шел следом, стараясь не попасться им на глаза. Довел парочку до входа в музей и уселся в очередном венском кафе, откуда открывался великолепный вид на площадь. Чтобы отвлечься, Алексей стал листать оранжевый гид по Вене. Из путеводителя он узнал, что в этом замечательном здании были выставлены работы выдающихся представителей различных стран и школ – Дюрера, Рубенса, да Винчи, Рембрандта, Микеланджело и Рафаэля.

«Она сейчас дает ему экскурсию по Дюреру…» – с тоской подумал Алексей и снова стал читать гида:

«Площадь Альбертины – это центр туристической жизни Вены. От Альбертинаплатц начинаются экскурсии, здесь можно нанять фиакр для прогулки, полюбоваться старинными зданиями, посидеть в кафе».

Поташеву казалось, что «Мемориал против войны и фашизма» выглядит архитектурным диссонансом на старинной площади. На фоне благообразных старинных зданий угловатые формы монумента вызывали особые ощущения. Он прочел в путеводителе: «Памятник жертвам нацизма работы Альфреда Хрдлички установлен здесь не случайно. До войны перед Альбертиной стоял жилой дом. В 1945 г. в его подвалах от бомбежки погибли сотни людей. Мемориал увековечил их боль и страдания».

Эти слова внезапно точно разбудили его. Да, именно боль и страдания. Зачем он ждет их здесь, под музеем? Не лучше ли просто уйти, чтоб не видеть их счастливых влюбленных лиц? Он мысленно приказал себе: «Ты должен взять себя в руки. Нет ни одной женщины в мире, которая сможет заставить тебя страдать! У тебя есть своя жизнь. В этой жизни может быть много женщин. И если Лиза выберет этого длинноволосого Геллерта, то это ее дело». Поташев расплатился за кофе и отправился писать этюды старинных зданий Вены.

В гостиницу, где они с Раневской поселились, он пришел поздно. Она уже спала или делала вид, что спит. Алексей принял душ и лег в постель, стараясь не разбудить ее. Но сон не шел к нему. Источник его разгоравшейся ревности лежал с ним рядом, и даже дыхания женщины не было слышно. Он повернулся на бок и, глядя на нее, такую теплую, нежную и родную, тихо спросил:

– Ты спишь?

Она открыла глаза. Села, опершись на стенку широкой гостиничной кровати, и честно сказала:

– Нет. Не сплю.

– Почему бы это? Люди с чистой совестью спят как младенцы! – прокомментировал Поташев. Он чувствовал, как вся его злость, вся его ревность, накопившаяся за день, теперь готова выплеснуться.

– Если следовать твоей логике, значит, у меня совесть не чиста, – холодно повела плечом Лиза.

– При чем здесь моя логика? – повысил голос мужчина. – Здесь моя логика бессильна! Тут вступает в силу женская логика, рядом с которой все выстроенное и созданное мной рассыпается, как замок из песка!

– Какие архитектурные метафоры, кто бы мог подумать! Откуда что берется? – Раневская не чувствовала за собой никакой вины. И ей совсем не нравилась эта сцена, разыгрываемая Поташевым среди ночи.

– Да! Метафоры, гиперболы. И… что там еще?..

– Преувеличения, – подсказала женщина.

– Никаких преувеличений! Я вас видел! Я наблюдал за вами. Мне было очевидно, как вы с Геллертом, словно приклеенные, не могли оторваться друг от друга! Да вы смотрелись, как пара влюбленных голубков! Правда, венский «голубь» из-за своих длиннющих ног больше напоминал страуса! Но, я так понимаю, тебя это вовсе не смущает!

– Отелло рассвирепело! – хмыкнула Лиза, которой было так смешно, что она едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

– Да, я – Отелло! Я – мавр венецианский! И я тебя сейчас буду душить, неверная ты женщина! – Поташев с наигранной грозностью кинулся вслед за Елизаветой, которая проворно спрыгнула с постели и стала убегать от Алексея. Но поскольку номер был небольшой, а по-настоящему убегать никто не собирался, то вскоре влюбленные оказались вновь на ложе. В объятиях друг друга.

– Вот скажи мне, только честно, ты увлеклась этим… скрипачом? – спрашивал Поташев, крепко обнимая Лизу, так, точно боялся, что вот просто сию минуту прилетит секс-символ Европы Дэвид Геллерт и отнимет у него возлюбленную.

– Какой ты все-таки дурашка!

Ей нравилась его ревность, нравилось осознавать, что она способна произвести впечатление даже на такого мужчину, как Дэвид. Но ему, любимому Лешеньке, вовсе не обязательно знать о ее женской потребности нравиться другим красивым мужчинам. Ведь кроме взглядов и улыбок, комплиментов и вздохов, они ничего больше не смогут себе с ней позволить. И никогда не пересекут ее личную территорию. Но и этого знать Поташеву не нужно. Пусть ревнует, пусть боится ее потерять!

Секс после сцены ревности был страстным, бурным и напоминал любовное сражение.

На следующее утро он еще спал, а ей нужно было срочно уходить на встречу. Она успела только написать записку: «Леша, сегодня у меня весь день расписан. До вечера».

Лизу под гостиницей уже ждало такси. Автомобиль привез ее в «Graben Hotel», где проживал Шанаев. Григорий Петрович очень торопился, поскольку через полчаса должен был подъехать Геллерт, для которого они готовили документы. Для этой процедуры антиквар арендовал небольшой бизнес-зал на первом этаже отеля. Он спешил объяснить Раневской сложности, которые возникли в связи с оформлением договора аренды и передачей денег скрипачом.

– Видите ли, Елизавета Александровна! Мы столкнулись с непредвиденными сложностями, и я даже затрудняюсь… вам объяснить!

– Можно просто Лиза! О чем вы говорите, Григорий Петрович? Объясните мне, чтобы я понимала.

– Хорошо, Лиза, попробую вам растолковать. Если мы внесем деньги Геллерта, переведя их от частного лица в Вене на валютный счет музея в Киеве, то нам придется заплатить высокий процент налога нашему государству за аренду скрипки Страдивари. Мы не можем взять эту сумму – целых десять процентов! – с Дэвида. Это же нонсенс! Мало того что он платит миллион долларов за аренду инструмента, мы еще повесим на него наши дикие налоги?

– Но тогда музей должен уплатить государству эту сумму. – Голос Елизаветы был не очень уверенным, поскольку она ничего не понимала в финансовых вопросах, как и в системе налогообложения.

– Опять плохо. Если музей станет ежемесячно платить налог с валютного счета, вместо заработка начнутся сплошные убытки. Мы просто подставим наш любимый музей! – Взволнованный Шанаев стал прохаживаться по бизнес-залу.

– Что же делать? – встревоженно спросила Раневская.

– Давайте позвоним Яблоковой и посоветуемся! – предложил мужчина.

– Правильно. Кира Юрьевна – опытный чиновник, она же до музея работала в Министерстве культуры. Она непременно что-нибудь подскажет! – воспрянула духом Лиза.