Восстание Феникса - Татьяна Александровна Бочарова Страница 24

Моим ребенком стала пивоварня. Я открыла при ней пивной ресторан и пару баров. Лично курировала бригаду строителей, делавших ремонт. Сама придумала антураж залов. Сама наняла людей, лично беседуя с каждым. Дела мои шли в гору. Подруги, завидовавшие мне еще со дня знакомства с Костей, теперь делали это втройне. И никто не догадывался, какой мрак царит у меня в душе. Я расслаблялась только с лошадьми. Только им я могла поведать свою печальную тайну. Они понимали меня без слов…

Маша замолчала и пристально посмотрела на меня. В ее глазах блестели слезы. Она по-прежнему казалась мне очень сексуальной и соблазнительной. Однако я навострил уши, ведь речь пошла о пивоварне – том самом камне преткновения, из-за которого, возможно, кокнули отца.

– Что было дальше? – спросил я с неподдельным интересом.

– Дальше? А дальше было вот что. – Маша зло закусила губу. Глаза ее моментально высохли и заметали молнии. – Он бросил меня! Этот кобель, изменник, предатель, похоть которого я терпела три года! Бросил, как старый чемодан, как ненужную, надоевшую вещь. Просто однажды утром заявил, что хочет свободы. Он устал от нашего брака и больше не испытывает ко мне никаких чувств! Все мои жертвы оказались напрасны. Конечно, он никогда не любил меня, мне следовало это понять давным-давно. Но я упорно обманывала себя, утешаясь тем, что так живут многие, почти все. Короче, Костя указал мне на дверь в прямом смысле этого слова. Но самое отвратительное из всего этого было то, что пивоварня так и оставалась оформлена на него. За эти годы я не удосужилась нажать на Костю и заставить его переделать документы. Когда теперь я заикнулась об этом, то встретила решительный отказ.

– Пивоварня останется мне, – твердо сказал он. – Ты и так поимела с нее достаточно. Хватит на то, чтобы купить жилье, и на приличную жизнь тоже. Впрочем, я готов перечислять тебе доход с баров, но не более того.

Это был такой открытый и наглый грабеж, ужасное вероломство, что я лишилась дара речи. А когда вновь обрела его, не стала сотрясать попусту воздух, а побежала к адвокатам. Однако ничего не помогло. Был суд, за ним еще один и еще. После третьего суда я поняла, что все без толку и пивоварню мне не вернуть. Я была раздавлена. Если бы мне в руки попался бы пистолет, я, не задумываясь бы, выстрелила из него в Костю.

Да, я мечтала убить его! Отомстить за все унижения и обиды, которые снесла от него. За предательство. За подлость. Я молилась, чтобы с ним что-то случилось. Чтобы у него нашли рак, или его сбила машина, или он попал бы в аварию. Я знаю, что это звучит омерзительно. Знаю…

Маша опустила голову. Но тут же снова подняла на меня глаза, в которых горел совершенно неистовый огонь.

– Знаешь, – сказала она совсем тихо. – Наши желания… они ведь сбываются. У тебя так было? Признайся, только честно. Было?

Я пожал плечами. К сожалению, мои желания никогда не сбывались. Ни одно из тех, что я загадывал.

– Скорее нет, чем да, – произнес я неопределенно.

Я уже знал, о чем дальше пойдет разговор. О гибели Соболева. Маша хочет заставить меня поверить в то, что причастна к его смерти лишь виртуально, просто пожелав ему зла. Как бы не так. Чует кошка, чье мясо съела. Вон как горят глазищи, сколько ненависти в них. Такая на все пойдет, ни перед чем не остановится. И денег у нее достаточно, чтобы нанять убийц…

– Счастливый ты, – проговорила Маша, – счастливый. – И принялась играть своими умопомрачительными волосами.

То разложит на груди, то перекинет за спину, то погладит, то потеребит. Я терпеливо ждал. Я хотел услышать ее версию гибели Соболева. Возможно, из сказанного ею мне станет ясно, за что зацепиться, где искать доказательства Машиной вины.

– Ты знаешь, не прошло и полугода, как Костя погиб. – Она замолчала, глядя, какое впечатление произвели на меня ее слова.

Я сделал вид, что крайне удивлен.

– Да ты что! Быть того не может.

– Может, к сожалению. Его убили в собственной квартире чуть меньше недели назад.

– Кто убил?

– Не знаю. Пырнули ножом. Прямо в сердце. Мне кажется… кажется, что это я виновата в том, что случилось. Понимаешь, я желала ему смерти, думала, что это будет справедливо… – Маша залпом допила кофе и нервно зажгла новую сигарету.

Румянец сошел с ее лица, и оно было совершенно белым, даже зеленоватым. Я видел, что ей хреново, очень хреново. Неудивительно – заказать собственного мужа, хоть и бывшего. А на что она надеялась: будет спокойно спать по ночам, скакать на лошадях и потягиваясь пиво в своих барах? На зоне я видел убийц собственных жен, сестер и даже матерей. Большинство из них были несчастные, пропавшие люди. Они не знали ни минуты покоя. Их терзали адовы муки. Конечно, находились и такие, которым было по фиг, но их меньшинство. Эх, Маша, Маша, хочешь изображать из себя обиженную и преданную супругу, а на деле тобой руководила банальная алчность, жажда денег…

– Вот, собственно, и все, – сказала Маша. – Не знаю, зачем все это тебе выложила. Никому не рассказывала, а перед первым встречным разоткровенничалась. Прости.

– Да что ты. – Я осторожно погладил ее по плечу. – Я очень сочувствую тебе. Столько пришлось пережить.

– Да уж. – Она вздохнула.

Воцарилась долгая пауза, во время которой я украдкой наблюдал за Машей. Она же смотрела в стол. Наконец, она спросила уже другим, более бодрым, голосом.

– Ну а ты?

– Что я?

– Ты любил кого-нибудь? У тебя есть девушка?

– Была, в Воронеже. Но я не относился к этому серьезно.

Маша понимающе хмыкнула.

– Ну да. По тебе видно, что женщины для тебя так, развлечение. Да к тому же ты еще совсем пацан.

Знала бы она, как близка к истине. Женщину я познал рано, в тринадцать. Была это скверная женщина, спившаяся, гулящая, старше меня лет на пятнадцать. Но красивая. Вернее, со следами былой красоты, оставшимися после беспробудного пьянства. С этого момента и до колонии у меня была куча девчонок. Ни с одной из них я не гулял больше двух недель, а с некоторыми и того меньше. В том кругу, где я варился, отношение к ним было примерно как к новому телефону. Или к новой тачке. Поначалу цепляет, но быстро надоедает. Позже, уже в колонии, мне сильно не хватало женского тепла и ласки. Я завидовал парням, к которым с воли на свиданку приезжали жены и подружки. Ко мне никто не приезжал. Никто не писал