Семен Данилюк - Законник Страница 25

Когда выбежала из ресторана, пошла к условленному месту, где он ждал.

– Сделала?

– Да.

А у самой сердце упало. По закаменевшему лицу его поняла, что сделала страшное. Тут же вернул документы, ещё денег добавил и потребовал, чтоб немедленно с концами сматывалась из Москвы. В тот же вечер уехала к матери в Мелитополь. А потом время прошло, заработанные «бабки» рассосались. А новых в Мелитополе не заработаешь.

– Думала, раз за месяц ништяк, тишина, так, может, и проскочило! – Оксана разрыдалась.

По знаку Матусёнка заждавшиеся милиционеры вывели безучастную Панца.

Сыщики удручённо переглянулись. Вроде, вот она, удача. Задержали отравительницу, добились признательных показаний. Казалось, достигли цели. Но удача – штука переменчивая. Как выглянула ниоткуда, так и улизнула, показав язык.

Получается, ничего не достигли. На свободе оставался организатор преступления. Энергичный, изобретательный. Скорее всего, действующий не в одиночку. Ведь, со слов Панца, в ресторан «Ботик Петра» он не заходил. Но место, где сидят клиенты, подручной указал точно. Стало быть, информацию получил от другого – наводчика. К тому же, имеющий доступ к нейролептикам. И уже опробовавший их в деле. А значит, чрезвычайно опасный. Да и Панца наверняка не единственная проститутка, вовлеченная им в преступный круг.

Розыск по сути надо было начинать сначала. Но уже не силами двоих, пусть и энергичных оперативников. Необходимо было срочно начинать расширенный поиск в масштабах города. Как пошутил Стремянный: отбросив удочки, начать тралить рыболовной сетью, держа в уме динамит.

Первым делом Стремянный подъехал к Батанову.

Коротко постучав, вошел в кабинет.

Из-за раскрытой двери сейфа выглянуло помятое лицо начальника уголовного розыска. «С перепою. Да и не со свежего перепою», – неприязненно определил Стремянный.

– Чего у тебя? – буркнул Батанов.

– Коля, по делу об отравлении необходимо срочно создать оперативно-следственную группу в масштабах города, – Стремянный протянул подготовленные обоснование и план работы.

– Может, и надо, – перелистав план, без энтузиазма согласился Батанов. – А, пожалуй, что и не надо. С чем я приду на Петровку? То, что отравление – дело рук банды, – пока только твоё предположение. И мне скажут: отравили на твоей территории, ты и раскрывай, а не перекладывай с больной головы на здоровую. Еще и впиндюрят за такую инициативу. А мне всего ничего до пенсии, – пожаловался вдруг он. – Да и вообще, ты главное дело сделал, – появилась «железная» подозреваемая, разосланы ориентировки. Теперь никто не упрекнет, будто проворонили. А окажется банда, так тоже ничего. На каком-то эпизоде наследят, да и попадутся. Тогда всё разом и навесим. Все они рано или поздно попадаются.

Кажется, простое соображение, что между «рано» и «поздно» зазор из новых человеческих жертв, начальником угро во внимание не принималось.

– Тогда я сам съезжу в ГУВД, – пригрозил Стремянный.

– Ну, если некуда девать время, – Батанов вожделенно скосился на сейф, в котором стояла невидимая от двери початая бутылка с налитым стаканом и закуской – куском ржаного хлеба с селедочкой иваси, присыпанной укропчиком. От нетерпения его аж передёрнуло.

Начальник криминальной милиции Москвы, с которым Стремянный был хорошо знаком, выслушал его терпеливо, покивал, а затем выдал полной мерой. Если уж подался в адвокаты, так и защищай преступников. А ловить их – дело оперативников. У которых и без того работы невпроворот. Не надо придумывать несуществующие банды. С реальными – то разобраться не успеваем. А вообще всегда рад видеть.

Смягчая тон, он приобнял Стремянного и ласково принялся теснить к выходу.

Стремянный, обескураженный, вышел на Петровку. Из нежнолимонного «Опелька», припаркованного напротив, выскочил Матусёнок. Не имея терпения дождаться, сам побежал через дорогу. Распахнутые полы кожаного пальто развевались на ветру.

– Что, Евгений Геннадьевич?! – закричал он издалека.

– Паникёры мы с тобой, оказывается. В глазах со страху множится, – процедил Стремянный.

– Так и думал, – Матусёнок робко заглянул в лицо наставнику.

– Евгений Геннадьевич, мне Батанов новые материалы подкинул. Говорит, людей не хватает. Скоро и вовсе от вас заберёт, – тоскливо предположил он.

10

В середине января Москва встревожено загудела. В течение недели в разных районах города, в лесопарковых зонах, были обнаружены три мужских тела со следами ограбления. На следующей неделе – ещё четыре. Во всех случаях, по заключению экспертизы, смерть наступила от передозировки азалептином. Столица наполнилась слухами о таинственных таксистах – убийцах.

Гулевский связался со Стремянным.

– Увы! Мы с тобой оказались правы! – Женя был переполнен эмоциями. – Похоже, смерть ребят была пробой пера. А теперь отравления поставили на поток. Это притом, что главная и единственная, как было объявлено, отравительница, давно пребывает в следственном изоляторе. Пресс-служба ГУВД поначалу пыталась затихарить прокол, будто ничего серьезного. Но в интернете кипеш подняли, так что заболтать не получилось. Мэр Москвы объявил, что берёт дело под контроль. После этого зашевелилась Петровка, – созрели-таки создать оперативно-следственную группу. Где они раньше были?!

Стремянный гремел негодованием, но на самом деле испытывал необыкновенное воодушевление. Начальник криминальной милиции, еще недавно язвительный, ознакомившись с ходом расследования по факту двух первых отравлений, пригласил Стремянного и предложил включиться в работу. «Негласно, конечно. Буквально в качестве консультанта».

То, что новость о дерзких отравителях с быстротой пожара распространилась по Москве, Гулевский понял тем же вечером. Позвонил телефон, и он услышал тёплый голос Беаты. Они так и не виделись с той единственной встречи.

– Илюша, открыла газету, наткнулась на криминальную хронику. Это ужасно. Если б хоть могла тебе помочь…

От сострадающего ее голоса Гулевского обдало жаром.

– Я хочу тебя видеть, – выпалил он.

На том конце повисла пауза.

– Вообще-то я на концерте. Позвонила в антракте…

– Понимаю, – уныло протянул Гулевский.

– Ладно, диктуй адрес, – решилась вдруг Беата. – Все равно во втором действии пятая симфония Шостаковича, а я главным образом на Бетховена пришла. Помнишь, третий концерт?

– А я должен помнить?

– Да я ж тебя на него в филармонию водила!

– Это не там, где я заснул в буфете?

– Господи! И на кого я столько сил потратила, – Беата засмеялась.

– Так что, записываю?!

Гулевский забегал по квартире. Вдруг обнаружилось, что она замусорена и загажена. И напитки почти иссякли, и из еды разве что остатки, сохранившиеся на дне Олиных кастрюлек.

Суетясь, схватился за веник. И в какой-то момент обнаружил себя напевающим. Стало быть, на пепелище начала пробиваться жизнь. Он даже оглянулся воровато на фотографию сына, будто совершил непристойность.

Вновь зазвонил телефон.

– Извини, – услышал он виноватый голос Беаты. – У меня, оказывается, Аришка приболела. И надо быть возле неё. Мчусь домой. Мне очень жаль.

– Что ж, не судьба, – Гулевский разом обмяк. Радостное состояние вмиг улетучилось. Нездоровье взрослой дочери, из-за которого отменялось свидание, он воспринял как неловкий предлог.

Беата уловила его разочарование.

– Илюша, я в самом деле должна быть возле дочи.

Телевизор, втиснутый в шкаф меж учебников и кафедральных материалов, внезапно вскипел, – началась реклама. Гулевский убрал громкость. И сразу расслышал саднящие звуки со двора Академии. Будто лезвием ножа скребли по сковородке. Он поднялся из-за рабочего стола, потянулся, подошел к окну. В преддверии февраля вновь завьюжило. Десяток снятых с занятий слушателей в ватниках, надетых поверх формы, фанерными лопатами счищали снег с асфальта. Это был Сизифов труд. Мело непрестанно. Пятнышко асфальта обнажалось под лопатой и тут же затушевывалось. Да и сами «дворники», лениво цеплявшие снежок, всё больше походили на снеговиков. К тому же ветер выхватывал снег с верхушек сугробов и вновь разносил по плацу. Среди «дворников» заметил нахохлившегося начальника ХОЗУ. Вероятно, ждут кого-то из начальства.

Внезапно, будто переключили скорость, – лопаты замелькали в энергичных руках. Гулевский перевёл опытный взгляд на проходную и – точно: во двор в ладной генеральской форме и папахе вошел начальник Академии. По сведением Гулевского, Резуна прямо из дома вызвали к министру.

Краем сознания Гулевский удивился тому, что подъехал Резун не к центральному входу, а к КПП-2. Загадка, впрочем, разрешилась тут же. Резун не пошел через двор к главному зданию, а, поощрительно кивнув вытянувшемуся начальнику ХОЗУ, свернул к боковому, учебному корпусу, с пятого этажа которого на него смотрел Гулевский. Шёл Резун упруго, едва не вприпрыжку, будто гордясь перед слушателями собственной статью, даже ловко перепрыгнул через сугроб, – похоже, аудиенция у министра оказалась удачной.