Семен Данилюк - Законник Страница 26

Внезапно, будто переключили скорость, – лопаты замелькали в энергичных руках. Гулевский перевёл опытный взгляд на проходную и – точно: во двор в ладной генеральской форме и папахе вошел начальник Академии. По сведением Гулевского, Резуна прямо из дома вызвали к министру.

Краем сознания Гулевский удивился тому, что подъехал Резун не к центральному входу, а к КПП-2. Загадка, впрочем, разрешилась тут же. Резун не пошел через двор к главному зданию, а, поощрительно кивнув вытянувшемуся начальнику ХОЗУ, свернул к боковому, учебному корпусу, с пятого этажа которого на него смотрел Гулевский. Шёл Резун упруго, едва не вприпрыжку, будто гордясь перед слушателями собственной статью, даже ловко перепрыгнул через сугроб, – похоже, аудиенция у министра оказалась удачной.

Звук в телевизоре резко просел и сменился на стертые, деловитоозабоченные интонации, – стало быть, реклама на третьем канале закончилась и пошла криминальная хроника. Началась она с того, что больше всего будоражило Москву, – с расследования серии смертельных отравлений, совершенной бандой «таксистов».

С сообщением о задержании преступников выступал руководитель межрайонного следственного отдела следственного управления по Северо-Западному округу Москвы Мелешенко. То ли Мелешенко под грузом забот подтянулся, а скорее оператор оказался мастером своего дела, но на место сытой тучности, что запомнилась Гулевскому, пришла дородная, бодрая упитанность.

Мелешенко опасливо косился на суетливого репортёра, микрофон в руке которого мелькал и крутился, будто лассо у мустангёра.

– Как удалось выйти на банду? – задал первый вопрос интервьюер.

– С первого же, ноябрьского случая двойного отравления началась активная работа по раскрытию преступления, – Мелешенко раздраженно отодвинул микрофон, который ему подсунули едва не в зубы. – Отрабатывалось несколько версий, одна из которых постепенно стала основной, – что преступления совершаются мобильной передвижной группой, заманивающей жертвы в салоны машин.

В кабинет вошел Резун, пожал руку Гулевскому, встал рядом перед экраном.

– А кто именно об этом догадался? Ведь первые-то жертвы были убиты без помощи автотранспорта, – репортер неловко чиркнул микрофоном по скуле следователя. Мелешенко привычной рукой загородился. Оправил очочки.

– Я думаю, авторство здесь второстепенно, – значительно произнес он. – Главное, что грамотно организованная оперативноследственная работа позволила относительно быстро выйти на след банды и предотвратить новые, дерзкие убийства. Уже сейчас арестованы семь человек. Не все случаи заканчивались смертельным исходом. Преступники не брезговали и ограблениями с помощью клофелина. Поэтому в газетах и в интернете размещены фото арестованных. (За спиной диктора «наплывом» появились фотографии). – Всякого, кто узнал кого-либо, просьба позвонить по указанным телефонам. Со своей стороны заверяю…

Гулевский выключил телевизор.

– Вот видишь, а ты, неблагодарный, на наше доблестное следствие грешил. Оказывается, неусыпно бдели, – Резун, бывший в курсе, как волокитилось дело по убийству, хмыкнул. – Ничего, пусть потрендит. Главное – что возмездие свершилось. Они ведь признали убийство Кости?

Гулевский утвердительно кивнул.

– Вот я и говорю: лучше ли, хуже работаем, а возмездие неотвратимо.

Пригляделся к мрачному Гулевскому.

– Хотя, конечно, что тебе с того…

Он вытащил из-под мышки черную, бархатистой кожи папку, расстегнул пуговку. – Я только что от министра. С первого марта, как ты знаешь, вступает в действие Закон о полиции. Министр предложил ученым Академии дать научную оценку реформе МВД и Закону. Так сказать, задать тон для общественного обсуждения.

– Дать-задать. Одобрям-с, что ли?

– Оценить, – аккуратно подправил Резун. – Текст в целом подготовлен. Твоя подпись первая. А потом уж моя. Сам министр предложил в таком порядке. Да и правильно. В науке я против тебя существо насекомое, все равно что плотник супротив столяра.

Резун натужно хохотнул. Протянул файл. Гулевский неохотно принял его, пробежал по косой.

– Что думаешь? – аккуратно полюбопытствовал Резун.

– Знаешь, – Гулевский отбросил файл, вновь отошел к окну. Начальник ХОЗУ и «дворники» исчезли как не бывало. Плац опять завьюжило. – У меня вчера Катя Потапенко по плану командировок ездила в ГУБЭП Москвы: просмотреть аналитику, последние разработки. Ей ничего не смогли показать. Всё экономическое управление выведено за штат. При ней раздавались звонки, люди говорили о «живых» фактах хищений, вымогательств взяток. Дежурный записывал и отвечал, что выслать некого, – реформируемся, видите ли. Воруй – не хочу.

– Ну, это издержки.

– Да вся эта реформа – сплошные издержки!

Резун опустился на стул, снял папаху, принялся озабоченно отирать изнутри.

– И ведь до чего резво стартовали! – Гулевский залез в стол, выдернул листок с каракулями, потряс. – Это мне слушатели надиктовали. Расценки по должностям, кто сколько должен заплатить за переаттестацию мента в полицая. Каков уровень абсурдизма? Реформу для очищения МВД от коррупции осуществляют те самые коррумпанты, от кого надо очищаться! – он в сердцах прищелкнул беззащитный файлик. – Крепкие руководители будут в полиции.

Резун уныло вздохнул:

– Ты так горячишься, будто от переименования этого что-то изменится.

– Да если б тем ограничилось! Так вот дулюшки – не для того затевалось. На деле – то – непаханое поле для воровства. Сейчас начнутся переименования по всем структурам. Значит, новые вывески. Удостоверения менять. Деньги? А то! Дальше – пока не говорится вслух, но понятно же, что под полицию захотят новую форму, с чистого, так сказать, листа. Это уж не деньги – деньжищи. Распил! Да не ножовкой. Циркулярная пила потребуется.

Резун кашлянул.

– Но и это лишь вершина айсберга! – Гулевский, если его прорывало, быстро доводил себя до точки кипения. – Тебе известно, что ФСИН (прим. – Федеральная служба исполнения наказаний) тоже под реформу подсуетилась, – пробивается предложение заменить колонии тюрьмами. А чего? Обновляться так обновляться. Только почему-то забыли, что по России около миллиона человек сидят и еще миллион их охраняет! И чтоб в средней полосе колонии переделать в тюрьмы, на одного человека потребуется по 300 тысяч рубликов, а на Севере, скажем, в Архангельске, – аж по 2 миллиона. Я понимаю, что у тех, кто придумывал, слюна на бюджет текла, но кто-нибудь эти цифры перемножил?! А хочешь, по другим службам пройдем?!

Дверь приоткрылась и закрылась вновь. Это Арлетта. По просьбе самого Гулевского, она делала так, когда раскатистый его голос выплескивался в кафедральные коридоры.

– Выговорился? – Резун отер короткую шею. – Тебя послушать, ты один всё понимаешь. Только что теперь обсуждать, если на контроле у президента?

– Во-во, – медвежья реформа, – Гулевский припомнил усмешку Машевича. – По-моему, нашего благонамеренного душку-президента умышленно подставили.

– Бог с ней, с реформой. Не первая и не последняя. По поводу закона о полиции хотя бы не возражаешь?

– Увы! И по поводу закона возражаю, о чём, кстати, еще осенью написал докладную в президентскую администрацию, – не отступился упрямый профессор. – Нет там никаких содержательных перемен. Весь пар в свисток ушел – в новое название. К тому же никому в голову не пришло, что полицейский на Западе – это особый статус, оговоренный в конвенциях. Совсем иные права и обязанности. И нашего полицая на международном уровне могут вовсе за такового не признать. И все подписанные соглашения о сотрудничестве дезавуируются. Хочешь по пунктам докажу?

– Только не сейчас, – уклонился Резун. Вернул файл в папку. – Хорошо, сделаем иначе. Раз есть сомнения, вынесем отдельным вопросом на международную конференцию, что ты проводишь в марте. Проговорим, дадим независимую оценку. А по итогам и подпишем, приложив протокол разногласий.

Гулевский усмехнулся.

– Чжоу Эньлая в конце двадцатого века попросили оценить итоги Великой французской революции. Знаешь, что ответил? – спросил он.

Резун заинтересованно встрепенулся. Умение Гулевского повернуть разговор в неожиданную плоскость, и с помощью этого выверта показать проблему совсем под иным углом, поражало его еще с адъюнктских времен.

– Ну-ну?

– Отказался оценить. Слишком мало, говорит, прошло времени. А мы норовим по закону, даже в действие не вступившему, в кальке, можно сказать, уже итоги подводить. Хотя если навскидку…

– Профанация? – без труда догадался Резун. – До чего ж с тобой бывает трудно, Илья Викторович. И слова-то всегда правильные. И логика безупречная. Не человек, а чревовещатель. Только есть еще человеческий фактор. Министру сейчас очень непросто. Попросил нашей поддержки. И чем ответим?.. Ладно, – вроде как решился он.