Татьяна Устинова - Саквояж со светлым будущим Страница 34

— Да ну? — удивился Родионов.

Маша сделала сыну козью рожу, но он ничего не заметил.

— Все время, — небрежно продолжал он. — В прошлом году Лиза Галкина бегала за Гариком, и тоже все рыдала и вот так волосами делала. — И он показал, как именно Галкина «делала волосами».

— А Гарик чего?

— А Гарик ничего! Сдалась она ему, эта Лизка! Мы вообще считаем, что это все ерунда!

— Что ерунда?

— Ну вот, любовь эта! Мы считаем, что только дуракам такое счастье надо, а нам-то зачем, нам не надо!…

— А вам — это кому?

— Кому, кому, парням, кому! У нас в классе все парни так считают!…

— Ох, и я так считаю, — признался Родионов. — Мне бы в ваш класс. Меня бы председателем совета дружины выбрали!

Про дружину Сильвестр ничего не понял, и Родионов сказал ему, что это оттого, что он еще молод, и Маша решила, что должна вмешаться:

— Я вам нужна, Дмитрий Андреевич?

— Да как тебе сказать, — Родионов посмотрел на нее и смешно почесал бровь, — да не особенно, в общем.

— А зачем тогда?…

— А затем тогда, что мне до смерти надоело это стояние на реке Угре, — сказал он сердито, — уже хорошо бы на горизонте объявились татары, побоище состоялось и все разошлись спать!

— А на Угре не было никакого побоища, — влез Сильвестр, — там, наоборот, все очень мирно было. Иван Третий сначала хана боялся, потому что до этого Тохтамыш всех разбил, но все-таки пошел на них. Они постояли и разошлись.

— Кто?!

— Ну, наши и ордынцы. Ахмат хана звали, что ли!… Он испугался, и они все убежали. Они переправиться хотели, но, когда наших увидели, не решились, а потом мороз ударил!

— Это уж как обычно, — согласился Родионов с удовольствием. — Наш мороз всем морозам мороз. Он просто так не ударяет. Всегда только по делу. Так что тут произошло?

— Мы не поняли, — призналась Маша. — Кажется, они поссорились. Так… всерьез поссорились.

— Такие молодые люди не ссорятся всерьез с такими молодыми девушками, — отрезал Родионов. — Этого просто быть не может.

— Вид у нее был… не очень, — сказала Маша задумчиво. — Совсем плохой.

— Все смятение чувств, — провозгласил Родионов. — Возьми меня в свой класс, Сильвестр!

Сильвестр деликатно промолчал.

— Есть охота, — заявил Родионов.

— И мне охота! — вступил Машин сын. — Мам, ну можно мне в Лавру эту, а?!

— Когда?

— Завтра. Михина мама сказала, что они с удовольствием меня прихватят, а Михин папа сказал, чтобы мы на него даже не рассчитывали. А его мама сказала, что мы и не рассчитываем, а Миха сказал, что он всегда их запугивает, а потом все равно приезжает.

— Это он о чем? — осведомился Родионов у Маши, и она поняла, что придется признаться.

В том, что ее сын собирается на экскурсию с семьей олигарха Кольцова. Только и всего.

Подумаешь, делов-то!…

Маша рассказывала, Сильвестр приплясывал рядом и время от времени вставлял реплики. Реплики были все больше про то, что он хочет есть и пить. Родионов молчал.

— Понятно, — произнес он, когда Маша замолчала. — То есть ты целый день живешь активной и насыщенной жизнью, один я, как дурак, стою в ампирном зале, а рядом со мной, как второй дурак, стоит Весник. Кстати, я так и не понял, зачем он с нами полетел.

Маша кивнула. Она тоже не очень поняла.

— И еще я не понял, откуда взялся Веселовский. Ты его не приглашала, часом?

— Вы что, Дмитрий Андреевич?!

— Это который «Звездный путь» ведет, да?! — завопил Сильвестр. — Ух ты! А можно мне на него посмотреть, а?

— А что такое «Звездный путь»? — не понял Родионов.

— Дмитрий Андреевич, это передача такая, ничего особенного!…

Сильвестр сделал нетерпеливый жест, затараторил, и все быстро объяснилось.

Это такая передача прикольная, объяснил Сильвестр Родионову, ее все смотрят!… Ну, туда берут всяких парней и девиц и учат их петь, танцевать, все за них голосуют, и за кого не проголосуют, тех отчисляют, а за кого проголосуют, те дальше поют, и еще концерты по пятницам, их тоже все смотрят! В прошлом году, когда все были на экскурсии на Воробьевых горах, объяснял Сильвестр, на лимузине подкатили «путейцы», и что там было!… Ужас что было, сказал Сильвестр. Их чуть не порвали. За автографами давились, с парапета прямо падали. Визжали, свистели, улюлюкали. Он, Сильвестр, подобными глупостями не увлекается, а у них в классе все увлекаются, а один мальчик все выпуски «Звездного пути» на видак записывает и смотрит каждый день. И концерты тоже. Особенно концерты. А Гарри Веселовский — это его так в эфире зовут, а на самом деле все знают, что он Игорь, — так вот, он самая большая знаменитость! Еще даже знаменитее, чем «путейцы», хоть и не танцует и не поет.

Сильвестр остановился и перевел дух.

Мамин шеф смотрел на него с каким-то подозрительным интересом, а мама что-то искала в кармане, доставала то телефон, то какие-то бумажки ненужные и потом запихивала их обратно.

— Я не понял, — сказал удивившийся Сильвестр, — что такое-то?

— Ничего, — ответил Родионов, подумав, — просто я ничего не знал про… такую концептуальную передачу.

— Про какую? — не понял Сильвестр. — Мам, ну можно мне в Лавру, а?

— Завтра посмотрим, — сказала Маша, — а сейчас, по-моему, нужно решить, где ты будешь ужинать.

— Что значит — где? — не понял Родионов. — Разве он не будет ужинать с нами?

Маше не хотелось объясняться. Не любила она объяснений.

— Думаю, что это не очень удобно.

— Да ладно! — вдруг громко сказал Родионов. — Кому неудобно, тот пусть не ужинает, а нам удобно.

— А Миха где будет ужинать?

— Вот именно, — поддержал его Дмитрий Андреевич. — Где будет ужинать Миха, Марья Петровна?

— Я не знаю, — рассердилась Маша, — но я не могу оказаться в дурацком положении и поставить в такое положение ребенка!

— Мам, я не ребенок.

— Он не ребенок, слышите?

Маша решительно не могла понять, в чем причина веселья ее шефа.

— Значит, так, — подвел итог Родионов, — если мы приехали с ребенком, значит, ребенок будет с нами ужинать, с нами завтракать и, быть может, обедать тоже.

— Я не ребенок, — вступил Сильвестр, — и суп я не буду!

— Дмитрий Андреевич, я не знаю, как к этому отнесутся хозяева.

— А наплевать! — громко сказал Родионов. — Какая разница?! Ну, плохо отнесутся, ну, мы уедем.

— Куда? — не поняла Маша.

— В Киев, — объяснил Родионов. — В гостиницу «Премьер-Палас», на бульвар Шевченко. Мы там проживаем. Ты забыла?

Маша смотрела на него и молчала.

Мы уедем?! Мы уедем в Киев?! Мы уедем в гостиницу «Премьер-Палас»?!

Так не бывает. Так просто не может быть.

Мы — это когда работа, издательство, Марков, Весник, рекламные проекты и пиар-программы. Мы — это когда телевидение, пресса, командировки, журналисты. Мы — это когда рукопись, компьютер и «свари мне кофе».

Вне этого нет никаких «нас». Есть он — знаменитый писатель. Есть она — его секретарша.

У него есть звонки в трубке, меняющийся голос и фраза: «Я сам тебе позвоню!»

У нее есть Сильвестр с Леркой, мама-оптимистка, куча неглаженого белья и страх, что прошлое может вернуться.

Да, и еще она в него влюблена. Только и всего.

Родионов, кажется, наконец понял, что она на него смотрит, пожал плечами и неловко улыбнулся.

— Есть хочу, — буркнул он, — будут здесь кормить или не будут?

Ужин начался ровно в семь, и странно было, что к ужину не звонили в колокол и не стреляли из пушки — вполне могли бы.

Началось все с некоторой заминки. Пробежала Мирослава, подхватив двумя пальцами подол платья. Официанты стояли с каменными лицами. Лида Поклонная неторопливо отправилась следом за Мирославой и некоторое время не возвращалась. Мирославин «чоловик» все опрокидывал в себя стаканчики, только теперь жидкость была прозрачной — как пить дать перешел на горилку!

Маша думала про Лиду с Мирославой — неужели они подруги?!

— Нас решили не кормить, — тихо сказал рядом Родионов.

Весник негромко захохотал, а Веселовский покивал согласно.

— Как?! — перепугался Сильвестр. Есть ему хотелось все сильнее, а если не дадут еды, он вообще в обморок упадет! Интересно, у них тут есть «Макдоналдсы» или нет?

В зале присутствовали все, за исключением Тимофея Ильича Кольцова и Бориса Дмитриевича Головко. Миша Кольцов издалека строил Сильвестру рожи, но тот подачу не принимал — потому что перспектива остаться без ужина была ужасна и еще потому, что он так и не понял, отпустят его в Лавру или нет, и немного сердился на мать, а в Родионове почему-то чувствовал поддержку.

Девушка Олеся стояла возле Стаса, и по лицу ее было невозможно догадаться, что она полчаса назад так рыдала, и бежала, и вырывалась, и говорила, что немедленно уедет.

Матвей Рессель, прицепивший к петлице бутоньерку, стал еще более джентльменистым, но, несмотря на это, вид у него был иронический. Андрей Поклонный скучал и пытался кому-то позвонить, но, видимо, безуспешно, потому что он то и дело совал телефон в карман и через некоторое время выхватывал его снова. Надежда Головко, жена будущего президента, пила шампанское подле Катерины Кольцовой, ибо только они были здесь «первыми леди» и им сам бог велел держаться вместе. По крайней мере, Маша Вепренцева, не будучи первой леди, именно так поняла диспозицию. Нестор в черном костюме мыкался за шеренгой официантов, явно не зная, чем себя занять. Катерина Кольцова рассматривала стены, словно видела их в первый раз, и в лице у нее был сдержанный смех. Миша Кольцов корчил рожи Сильвестру Иевлеву. Сильвестр страдал из-за ужина.