Игорь Заседа - Бой за рингом Страница 48

- Это Марина, Олег Иванович, я не вовремя? Но вы сказали, чтоб я звонила...

- Я слушаю тебя, Марина.

- Мне позвонили, едва вы ушли. Я еще подумала, что это вы что-то забыли спросить. Но это были не вы. Он сказал... можно, я передам его словами?

- Чьими словами? - растерялся я.

- Того, звонившего... Это и вас касается...

- Говори, Марина, как можно точнее. - Это мне уже начинало нравиться!

- Он сказал: "Зачем этот писака заявился?"

- А ты что ответила?

- Сказала... вы зашли, чтоб узнать, не нужна ли в чем помощь. Тогда он пригрозил: "Смотри, сука". Да, он так и обозвал меня... "Смотри, Марина тяжело вздохнула, - сука, если начнешь болтать без меры и что не нужно, пеняй на себя. Последыша добротворовского из-под земли разыщу! Запомни и всем подтверждай: Добротвор был наркоманом, и ты знала об этом, потому и разошлась с ним. Повтори!" Я повторила, как попка: "Добротвор был наркоманом..." Еще он сказал: "Бери трубку, когда подряд будет три звонка. Я буду следить за тобой. Смотри..."

- Это все?

- Все...

- Вот что, Марина, это действительно серьезно, судя по всему. Не выходи без нужды из дома, потерпи немного. Ты можешь взять на это время отпуск за свой счет?

- Я и так в отпуску... Уже три недели... Вот такой у меня отпуск. Извините, опять не то говорю. Я буду вам звонить, хорошо, вы не обидитесь? Кому нужны чужие беды...

- Марина, звони в любое время дня и ночи. До свиданья! Постарайся заснуть, но без... Ты понимаешь?.. Тебе этот допинг сейчас вовсе не нужен...

- Хорошо, - согласилась она послушно, как напроказничавшая школьница.

Я немедленно набрал номер телефона Салатко.

- А, Олежек, что?

- Мне нужно сейчас же увидеться. По неотложному делу.

- Ну, когда пресса требует встречи по неотложному делу, лучше пойти ей навстречу, - попытался сбалагурить Салатко, но тут же сказал строго и серьезно: - Я выписываю пропуск.

Нужно было утрясти вопрос с дежурством. Я позвонил заведующему отделом партийной жизни. Парень он был нудный, но человек безотказный.

- Во, вечно у этих спортсменов горящие дела! - пробасил он добродушно. - Ладно, погода сегодня - хуже не бывает, так и быть, посижу за тебя. Но, - он сделал паузу, - будешь дежурить в субботу, согласен?

Да, суббота - не лучший вариант, мы с Наташкой условились, что поедем поужинаем в "Праге", придется извиняться. Дело непростое - три недели отсутствовал и снова исчезаю. "Ну да поймет, если любит". - Последние слова я со смехом произнес в трубку.

- Ты чего там мелешь? - спросил зав.

- Согласен. Спасибо.

Салатко проявил максимум уважения: внизу, на проходной, меня ждал его сотрудник в светло-синем костюме. Он и отвел меня к Леониду.

- Привет, привет путешественникам! А в родных пенатах краше, чего таить?

- Краше..

- Присаживайся. Кофейка дернем? Я еще с утра не пил. Должен тебе сказать, что приходится сокращать дозы - давленьице, видите ли, гуляет. Как тебе это нравится?

- Не нравится. Ты глянь на себя, так сказать, невооруженным взглядом. Килограмм десять лишних как минимум нахватал, круглый, как морж, усы только осталось отрастить и - в зоопарк!

Салатко явно опешил не столько от моих слов, сколько от резкого, недоброго тона. Он отошел к окну, оперся за спиной двумя руками о подоконник и уставился на меня, покачивая головой и присмоктывая полными, чувственными губами.

- Ладно, не буравь меня проникновенным милицейским взглядом, видали мы таких, и тащи кофе! - продолжал я.

- Семенов! - крикнул Салатко через закрытую дверь. - Подавай!

Видно, у них было условлено, потому что дверь тут же распахнулась и тот же самый парень в светло-синем костюме и в рубашке без галстука, похожий на молодого инженера из НИИ, вихрастый и улыбчивый, внес на жестяном подносе кофе и бутылку оболонской.

- Ну, пока будем пить, я включу кое-какую любопытную "музыку", сказал я и, не дожидаясь согласия Салатко, вытащил из сумки портативный "Сони" с пленкой - той самой, что намеревался с триумфом прокрутить Савченко.

- Гляди, Семенов, в гости пошли - со своей музыкой!

Но я не был настроен шутить и сказал:

- Извини, Леонид Иванович, я хотел бы прослушать без посторонних.

- Ну, Семенов, положим, не посторонний, а моя правая рука. Но если ты настаиваешь...

- Я у себя, Леонид Иванович, - ничуть не обидевшись, все так же улыбаясь, сказал Семенов и вышел, тихо притворив дверь.

Когда началась английская речь, Салатко с недоумением посмотрел на меня, но стоило лишь прозвучать фамилии Добротвора, как он встрепенулся, застыл, уставившись в аппарат, словно надеясь увидеть говорившего. Тут пошел мой перевод: "Я, Тэд Макинрой, находясь в здравом рассудке...", и Салатко словно окаменел.

И только когда была названа фамилия Семена Храпченко, Салатко проворно, точно подброшенный пружиной, - и откуда только прыть в этом стокилограммовом теле? - вскочил с места, крикнув: "Останови!"

Нажал кнопку на селекторном аппарате и сказал спокойно:

- Семенов, быстренько ко мне. Кажись, по твоей линии...

Когда Семенов внимательно, мне даже пришлось некоторые места прокручивать дважды, прослушал - нет, впитал в себя каждое слово записи, Салатко спросил:

- Вот она, ниточка, ты понял, Семен?

- Понял, Леонид Иванович. Цены нет этой пленочке. - Но тут же спохватился и строго - куда и улыбочка подевалась - спросил у меня: Этому заявителю доверять можно?

- Думаю, что можно. Ему не было смысла врать. - И я рассказал обо всем, что приключилось в Кобе.

- Вот как! - удивился Салатко. - А я-то, дурень, считал: заграница приемы тебе, виски с содовой, секс-шопы и прочая развеселая жизнь... Рисковый ты парень, Олежек, как погляжу. Хотя... я бы на твоем месте поступил так же, если нужно было бы правду добыть. Рискнул бы...

- Это еще не все. - Я подробно обрисовал недавнюю встречу в квартире на Заньковецкой, вспомнил и звонок Марины, ускоривший мое появление здесь.

- Семен, - Салатко поднял голову, уставился на своего помощника, нервничать начинают твои подопечные. А?

Семенов согласно кивнул головой.

- Вот что. - Голос Салатко был иным - твердым, без смешинок. Немедленно установить, где находится Храпченко, взять, под наблюдение. Этого фрукта мы в попе зрения не имели, точно. Тем более не спускать с него глаз. Остальное - усилить и ускорить. Да, подумай, как вести нам себя с Мариной Добротвор. Доложишь свои соображения.

Когда Семенов, получив необходимые инструкции, вышел, Салатко сказал:

- Олежек, ты уж извини, но я не могу тебе подробности и тому подобное... Пока... Одно только скажу: поостерегись и не предпринимай никаких самостоятельных действий, ты не за границей, а дома, тут есть кому заниматься подобными делами. Усек? Даешь слово?

- Ты уж совсем меня за недоросля держишь, - готов был обидеться я.

- Я знаю, кто там - за барьером, по ту сторону баррикады, потому прошу. Они готовы на все. Добротвор... его трагедия, я хотел сказать, тому пример, предупреждение, вернее...

11

...И тогда все в этой запутанной истории встало на свои места.

Нет, пока будет жив человек, никакой искусственный интеллект не способен заменить мысль, таинство рождения которой сокрыто в бездонных галактиках и "млечных путях" нашего мозга. Мы можем только констатировать рождение мысли, но никак не сыскать ее истоки!

Я отложил в сторону томик Булгакова, но Мастер продолжал оставаться рядом со мной, - невидимый, неощутимый, как свет и тень, но тем не менее реально живший в мыслях, он подсказывал, куда идти и что делать.

Славно, что не оказалось дома Наташки, иначе увязалась бы вслед, а время позднее, хотя часы едва отстучали восемь, да ведь осень - глухая пора ранних сумерек и плотных ночных часов. "Любимая пора философов и стихотворцев", - подумал я.

Не спешил, не поторапливал себя, ибо мысль продолжала работать, очищаться от плевел сомнений и неясностей, рожденных этими сомнениями, хотя ноги просто-таки сами несли в прихожую...

Но нет, я сдержал страсти, бушевавшие в душе. Сварил крепкий кофе (бессонная ночь обеспечена, это точно), не присаживаясь, стоя у окна, выпил, и ветви растущего буйного клена царапались в стекло, как запоздавший путник в ночи просится на постой. Сколько мне случалось повоевать, отстаивая клен от погибели, от вездесущих любителей солнца, готовых рубить живую плоть дерева, но отстоял, и теперь вот эти веточки точно просились в летнее тепло дома...

Как это я сразу не сообразил, что он просто не мог очутиться в стороне, не быть непричастным к этому всему, ведь происходило оно в его кругу, пусть и отринувшем его в свое время и не позволившем больше выйти на знакомую орбиту. Он все равно оставался рядом, соприкасаясь с тем миром, что был некогда и его миром: поддерживал связи, появляясь в гостевой ложе престижных состязаний, что проводились в Киеве, и где быть нужно, был непременно, чтоб не забыли окончательно, это с одной стороны, с другой - чтоб видеть и знать, кто на что способен и кто может пригодиться. И с его присутствием как-то свыклись, позабыли случившееся, хоть и не позволили возвратиться на круги своя, но и не отвернулись раз и навсегда. Наверное, такова суть человеческой натуры: не держать зла! Или наше равнодушие - моя хата с краю - тому первопричина?