Кэрри Гринберг - Темная Прага Страница 53

Как будто в трансе, Рихард хотел броситься к Вик, но не смог сделать ни движения. Внимательный взгляд темных глаз Эдварда Варвика словно держал его, преграждая путь к девочке. Вампир ехидно улыбался, давая понять незадачливому инспектору, что тот ничего, ну совершенно ничего не может сделать против него!

И действительно, что он мог? Рихард чувствовал себя случайно попавшим на шабаш черных сил, где сам был простой марионеткой. Убийцы, воры, маньяки — ради бога, с ними инспектору пришлось сталкиваться ни раз лицом к лицу, но сейчас в игру вошли неведомые ему силы. Он беспомощно оглядел помещение, в котором всего несколько минут назад разговаривал с Анной Варвик. Сейчас же она…

Рихард наклонился над Анной, и взял ее руку, пытаясь нащупать пульс. Пульса не было. Дыхания, впрочем, тоже.

— Ну вот, видите, что ваш приятель сделал с моей милой Анной, — проговорил Эдвард, однако особой горечи в его голосе слышно не было. — А вы еще в чем-то обвиняете нас! А она была хорошим… человеком. Что ж, инспектор, смотрите, смотрите, — он театральным жестом указал на Вик и загипнотизированного Бездружица, — может быть теперь вы поверите, дорогой инспектор!

«Только не здесь и не сейчас, не надо!» — мысленно предостерегла его Анна, продолжавшая неподвижно лежать на полу, изображая убитую. И так же мысленно граф заверил ее, что знает, что делает. Как всегда.

Лежать на жестком полу среди осколков стекла было не удобно, но уж очень Анне хотелось продолжить свою игру. И не хотелось разрушать созданный Рихардом светлый образ графини Анны Варвик. Пусть лучше она умрет. Чтобы воскреснуть потом где-нибудь вдали от Праги, где никто ее не будет знать…

Не имея возможности открыть глаза, вампирша все равно отчетливо представляла себе, что происходит вокруг. А вокруг происходил хаос, перевернувший с ног на голову всю их жизнь в поместье, ворвавшийся сюда с приходом людей. Но беспорядок творился не только в доме. Стоило лишь прислушаться, чтобы различить нервные крики полицейских на улице, которые смешивались все с нарастающим гулом приближающейся толпы.

Странные эти люди — люди! Бегают, суетятся чего-то. Ругаются, нервничают. Странные они. В особенности эти двое, что стояли внизу. Вик смутно осознавала, что происходит что-то не то, что-то явно недоброе и что эти двое — представители правопорядка, герои, рыцари на белых конях, несущие добро и свет, а стоящий рядом с ней и державший руку на её плече граф — воплощение зла, чудовище, жаждущее крови, убийств, живущее ими, получающее наслаждение от них. Спасители и монстр. Монстры и спаситель. Все смешалось. Все потеряло свой изначальный смысл. Осталась только его рука, нежно сжимавшая хрупкое плечико, скрытое тонкой и дорогой тканью платья. Виктория могла сейчас думать только об этом и не о чем более. Агония, шок, странное отупение…

И вдруг выстрел. Как гром. Виктория вздрогнула от удивления и испуга, который, впрочем, был притуплен не проходящим оцепенением. Графиня бессильно осела на пол, а Вик злорадно порадовалась где-то на самом краю сознания: «Теперь-то граф будет моим», однако что-то ей подсказывало, что не все так просто.

— Милая, а теперь убей пана Бездружица, он никогда не смерится со смертью сына, помоги ему, а я буду рядом, — голос, ласковый голос графа Варвика. Так говорят с ребенком. Только слова совсем не детские.

«Убить…? Но… Но я не могу! Зачем? Не хочу…»

Но она хотела. Кровь, появившаяся из раны Анны и тут же впитавшаяся в платье, пробудила что-то внутри. Голод? Возможно. Виктория почти ощущала сладковатый привкус соленой крови на своих губах. Она облизнулась. Неуверенно, робко подняла глаза на Эдварда.

«Можно…?»

— Ничего не бойся, иди, — утвердительно кивнул граф, чуть подталкивая свою подопечную в сторону безвольной жертвы.

Первый шаг. Слабый, как будто идешь по болоту, прощупывая кончиком носка особо подозрительные кочки. Второй. Уже чуть-чуть увереннее. Взгляд назад. Одобрительная полуулыбка. Третий. Уже плавный. И тут Виктория улыбнулась… Глаза полыхнули алым огнем. Тесарж в ужасе застыл на месте. Бедная жертва даже не посмела шелохнуться, но в глазах Бездружица горел не просто страх — ужас.

— Вик, остановись! — крикнул Рихард. — Ты не должна этого делать!

Но девочка даже не вздрогнула. Казалось, она его даже не услышала.

— Это бесполезно, инспектор, — насмешливо заметил Эдвард, одобрительно глядя на свое дитя. — Она вас не слышит. Или слышит, но не понимает. Скажите, вы когда-нибудь имели дело с голодными волками? — усмехнулся Варвик. — Вижу, что нет. Ну, смотрите.

— Бездружиц! — теперь инспектор попробовал вывести из ступора владельца ресторана, колотя тростью по полу. Зачарованный Бездружиц не обратил на его попытки никакого внимания. Вместо этого он смотрел, не отрывая взгляда, на Викторию. Он даже послушно согнул колени, чтобы маленькая Виктория в сравнении с великаном Бездружицем смогла добраться до его шеи.

Вик в ответ лишь облизнулась. Теперь в её движениях не было ни капли неуверенности. Ей казалось, что все именно так, как должно быть. Люди — еда. Ничего более. Она не видела никого и ничего, кроме жирной, пульсирующей вены на шее своей первой жертвы. Казалось, вена сама хочет, что бы в неё вонзились тонкие и острые зубки. Вот-вот, еще чуть-чуть. Еще пара сантиметров и… И вдруг Виктория остановилась.

— Я… я не могу… — хрипло, чуть слышно проговорила она.

Эдвард устало закатил глаза. Был ли он разочарован, был ли недоволен, был ли зол? Да, был, но никак не выказал этого.

Может быть, граф сильно давит на девочку? Может, поступает с ней слишком жестоко? Но что такое «жестоко» для вампира, существа, которое живет благодаря жестокости? Тьфу. Ерунда. Ему уже давно было чуждо состояние Виктории. Сострадание, переживание — все это умерло в нем. Может, поэтому он не старался облегчить последние минуты жизни своих жертв, не использовал гипноз. Все просто, укусил, убил, выжил. Просто для него. Но не для тех, чьи жизни Эдвард оборвал.

Коварный искуситель. Злодей, эгоист, негодяй, каких свет не видывал, подчиняющий себе всех окружающих людей. Это все было о нем. О графе Эдварде Варвике.

Он заставил графиню убить жениха, воспользовался влюбленностью Виктории и сделал ее себе подобной. Да… И ни разу пока не пожалел о содеянном. Эдвард всегда действовал в своих интересах. И лучше ни кому не знать, как тяжело ему давались некоторые решения.

На улице бушевали горожане. Люди были готовы ворваться в дом, чтобы разорвать нечисть на куски. Они даже не осознавали, что сами уподобились вампирам в жажде увидеть их кровь.

Но они не беспокоили Эдварда. Пока что.

Граф спустился с лестницы, выискивая взглядом свою трость, которую где-то обронил. Легко откинув носком ботинка остатки столика, вампир подхватил свое верное оружие и развернулся к Виктории.

— Что значит — не можешь? — спокойно поинтересовался Эдвард. — Теперь для тебя не существует этого слова, моя девочка. Если ты не убьешь его, то он убьет тебя. А если не он, то солнце и разъяренная толпа. И я не смогу тебе помочь, Виктория, ты должна выбрать. Перейти грань или…

Очередной камень врезался в стекло и упал к ногам графа.

— Скорее, Виктория, — поторопил ее Эдвард. — Нам нужно уходить, но перед этим надо закончить все дела.

Граф сел в единственное уцелевшее кресло, где ранее восседала графиня Анна Варвик. Яд, а потом и бой с Евой вымотали его. Ему нужен был сон, но в данный момент это была недозволенная роскошь.

Эдвард внимательно посмотрел на Бездружица, и тот опустился на колени перед Вик, склонив голову на бок.

— Давай же! — нетерпеливо произнес вампир, обращаясь к девочке.

В этот момент Ева дала о себе знать, пытаясь расколотить крышку сундука изнутри. Рихард бросил рассеянный взгляд на сундук, однако не придал этому звуку никакого внимания — и, правда, какое это все имело сейчас значение?

Вик вздрогнула всем телом и удивленно взглянула на Эдварда. В глазах последнего сквозило нетерпение, досада и… злость? В ней же самой боролись весьма и весьма противоречивые чувства. Обида, злоба, безумный, умопомрачающий страх и полное, холодное понимание. Понимание того факта, что, как ни крути, а от своей природы не уйти. И чем раньше она смирится с неизбежным — тем лучше и проще будет всем и ему в первую очередь. Ну, упрется она сейчас, ну, оставит она этого несчастного Бездружица в живых…

Она оставит. Граф не допустит того, что бы эти двое вышли отсюда живыми. Смысл всего этого, если этот человек и так погибнет, а она, Виктория, как бы не крепилась, все равно сорвется — против природы не попрешь!

«Но я не могу. Не могу лишить человека жизни!»

«Почему это не можешь?» — вкрадчиво поинтересовался вдруг внезапно появившийся внутренний голос. — «Помнится, в твоем случае это никого не остановило. Скорее даже наоборот».