Джон Гришэм - Невиновный Страница 58

Ванда Фриц, его мать, стала ездить в Коннер, как только Денниса туда перевели. Свидания разрешались по воскресеньям с десяти до четырех и проводились в комнате, где рядами выставлялись складные столы и стулья. Это напоминало зоопарк. Одновременно приводили человек двадцать заключенных. Их родные – жены, дети, матери, отцы – уже ждали. Накал эмоций в комнате был весьма высок. Дети зачастую вели себя шумно и невоспитанно. С узников снимали наручники, так что в принципе физические контакты разрешались, а это было именно то, чего они хотели, хотя избыточные объятия и поцелуи были запрещены. Высшим шиком считалось поставить кого-нибудь из сотоварищей «на стреме» или заставить каким-нибудь трюком отвлечь на несколько минут внимание надзирателя, чтобы совокупиться с бешеной скоростью. Было в порядке вещей увидеть, как какая-нибудь пара проделывает это, втиснувшись между двумя автоматами с газированной водой. Жены, чинно сидевшие за столом, вдруг в мгновение ока ныряли под стол, чтобы поспешно удовлетворить мужа оральным сексом.

К счастью, Деннису посреди этой бешеной активности удавалось удерживать внимание матери на себе, но все равно часы посещения становились самым напряженным временем недели, и Деннис всегда уговаривал матушку больше не приезжать.

Вскоре Рон снова начал мерить шагами камеру и кричать. Даже здоровому человеку, посаженному в «загон», не потребуется много времени, чтобы потерять рассудок. Рон стоял, вцепившись в прутья решетки, и часами, пока не срывался на хрип, вопил: «Я невиновен! Я невиновен!» Со временем, однако, голос его окреп, и периоды, в течение которых он мог громко орать, становились все более продолжительными. «Я не убивал Дебби Картер! Я не убивал Дебби Картер!»

Он запомнил наизусть весь текст признания Рики Джо Симмонса, слово в слово, и декламировал его во всю глотку, на забаву надзирателям и соседям. Мог он часами воспроизводить и стенограмму своего суда – сотни страниц показаний лжесвидетелей, отправивших его в камеру смертника. Соседям по блоку хотелось удавить его, однако они не могли не восхищаться памятью Рона. Но только не в два часа ночи.

Как-то Рини получила странное письмо от одного заключенного. В нем, в частности, говорилось:

Дорогая Рини,

да благословит Вас Господь! Это Джей Нил, № 141128. Я пишу это от имени и по просьбе Вашего брата Рона. Наши камеры располагаются рядом. В течение дня у него случаются очень тяжелые периоды. У меня такое впечатление, что его пичкают какими-то лекарствами, чтобы скорректировать его поведение и успокоить. Между тем доступные здесь лекарства в лучшем случае оказывают лишь незначительное воздействие. Беда Рона в его низкой самооценке. И я уверен, что его здесь убеждают, будто у него очень низкий IQ. Самое худшее его время – между двенадцатью ночи и четырьмя часами утра.

Временами он с небольшими перерывами, надрывая легкие, начинает кричать. Это раздражает его соседей. Поначалу они пытались урезонить его, потом – терпеть. Но у большинства заключенных терпение иссякает (из-за бессонных ночей, разумеется).

Я христианин и каждый день молюсь за Рона. Разговариваю с ним, выслушиваю его. Он очень любит и Вас, и Аннет. Я его друг и стараюсь служить буфером между Роном и теми людьми, которым его крики доставляют неудобство, – встаю и начинаю разговаривать с ним, пока он не успокоится.

Да благословит Бог Вас и всю Вашу семью.

С искренним уважением

Джей Нил.

Дружба Нила с кем бы то ни было из заключенных всегда вызывала сомнения, и обращение в христианство, к которому его «друзья» относились скептически, зачастую становилось предметом пересудов. До тюрьмы он и его возлюбленный мечтали переехать в Сан-Франциско, чтобы наслаждаться более свободными нравами и образом жизни. Поскольку денег у них не было, они решили, не имея никакого опыта, ограбить банк. Их выбор остановился на одном из банков города Джеронимо, но после того, как они в него ворвались и громко оповестили, что это ограбление, все пошло не так. В неразберихе неподготовленного ограбления Нил и его приятель роковым образом закололи трех кассиров, застрелили одного клиента и ранили еще троих. В разгар этой кровавой бойни у Нила кончились патроны, он обнаружил это, когда приставил револьвер к голове ребенка и спустил курок. Ничего не произошло – ребенок не пострадал, по крайней мере физически. Убийцам удалось сбежать с двадцатью тысячами долларов наличными, и вскоре они оказались в Сан-Франциско, где принялись швырять деньги направо и налево, покупая длинные норковые шубы, красивые дорогие шарфы и прочее, а также сорить деньгами в гей-барах. Такая разгульная жизнь продолжалась чуть больше суток. А потом их поймали и отправили обратно в Оклахому, где Нила в конце концов и казнили.

Во время пребывания в «загоне» он любил цитировать Священное Писание и совершать мини-богослужения, которые мало кто слушал.

Медицинское обслуживание в блоке для смертников не считалось приоритетом. Любой заключенный скажет вам: первое, что теряешь в тюрьме, – это здоровье, потом – разум. Рона осмотрел тюремный врач, который, к счастью, ознакомился с прежней историей его болезней, в том числе психических, и отметил, что у заключенного Уильямсона уже по меньшей мере лет десять наблюдается пристрастие к алкоголю и наркотикам, а также биполярное расстройство. Налицо разновидность шизофрении и психопатии.

Ему прописали мелларил, который действовал успокаивающе.

Большинство других узников считали, что Рон просто «разыгрывает из себя чокнутого» в надежде как-нибудь улизнуть из «загона».

Через две двери от камеры Грега Уилхойта обитал старый заключенный по имени Сони Хейз. Никто толком не знал, сколько времени он уже ждет исполнения приговора, но то, что он находился здесь дольше всех остальных, было несомненно. Возраст его приближался к семидесяти, он был слаб здоровьем и отказывался кого бы то ни было видеть и с кем бы то ни было разговаривать. Решетку своей камеры он занавешивал газетами и одеялами, никогда не включал свет, ел ровно столько, сколько нужно, чтобы не умереть с голоду, никогда не мылся, не брился, не стригся и отказывался принимать посетителей, в том числе адвокатов. Он не писал и не получал писем, никому не звонил, ничего не покупал в лавке, не отдавал одежду в стирку и не имел ни радио, ни телевизора. Никогда не покидал он своего темного узилища, из которого за целый день порой не доносилось ни единого звука.

Сони был совершенно безумен и не мог быть казнен как психически больной человек, он просто догнивал в условиях, которые сам себе определил. Теперь в «загоне» появился еще один сумасшедший, хотя практически никто в это не верил. Все считали, что он просто ломает комедию.

Один эпизод, однако, привлек внимание заключенных. Рону удалось засорить свой туалет и затопить камеру водой на два дюйма. После этого он разделся догола и начал «нырять» с лавки животом в этот «бассейн», беспрерывно что-то выкрикивая. Надзирателям с трудом удалось скрутить и успокоить его лекарствами.

Хотя кондиционеров в блоке F не было, система отопления имелась, и в ожидании зимы заключенные не без основания надеялись на тепло, которое пойдет по старым трубам. Но этого не случилось. В камерах стоял лютый холод. На внутренней стороне окон за ночь часто намерзал лед, и укутанные во что только можно узники старались как можно дольше не вылезать из постели.

Единственным способом уснуть было надеть на себя всю имевшуюся в наличии одежду – обе пары носков, трусов, маек, брюк и курток, рабочих роб и всего того, что удавалось купить в лавке. Дополнительные одеяла считались роскошью, и штат ими заключенных не обеспечивал. Пища, которая и в летнее-то время всегда бывала холодной, зимой стала практически несъедобной.

Приговоры Томми Уорда и Карла Фонтено были отменены Оклахомским апелляционным уголовным судом, поскольку их признательные показания были использованы на суде друг против друга и поскольку ни один из них не свидетельствовал очно: обоим было отказано в праве встретиться друг с другом в суде.

Если бы процессы были разделены, как требовали адвокаты, эту конституционную проблему можно было бы обойти.

Если бы их «признания» не предъявили суду, разумеется, не было бы никаких приговоров.

Узников отвезли обратно в Аду. Повторный суд над Томми состоялся в городе Шауни, округ Потаватоми. Но при том, что прокурорами снова выступали Билл Питерсон и Крис Росс, а судья позволил присяжным ознакомиться с видеозаписью «признания» Томми, его снова осудили и приговорили к смертной казни. Аннет Хадсон каждый день привозила мать Томми на заседания суда. Карла повторно судили в Холденвилле, округ Хьюз, и тоже признали виновным и приговорили к смертной казни.