Светлана Гончаренко - Уйти красиво и с деньгами Страница 36

– Шаль под бузиной нашла, – сообщила няня. – Анюта не хватится, так помою завтра. А парнек твой ушел. Крепкий, должно быть, ловкий, раз трое его не свалили. А бились сильно! У Свербеевых как Мамай прошел – поналомано кустов, понабуровлено. Ты, Лизушка, больше своего туда не зови. Уж лучше сразу ко мне идите! Я у Матреши лягу, а вы у меня милуйтесь. Кровать моя мягонька…

– Что ты такое, няня, говоришь? – замахала руками Лиза. – Это невозможно и нехорошо! За кого ты меня принимаешь?

Ночное происшествие теперь пугало меньше. Главное, Ваня не только остался жив, но и не дал себя в обиду муртазинским босякам. Еще бы – он принадлежал к непостижимому миру мужчин, которые вплавь одолевают реки, скачут на лохматых лошадях по соленым азиатским глинам, по сыпучим пескам. Они врубаются в джунгли и дружатся с дикими племенами. Все эти удивительные вещи существуют не только в Володькиных книжках! Даже если сегодняшние черные люди не хулиганы, как считает няня, а боевики из склепа Збарасских, все равно их можно побить. Скоро наступит утро, все страшное исчезнет. Аминь, аминь, рассыпься!

Лиза тогда не могла предположить, что самое страшное для нее только начинается.

11

День, который Лиза запомнила навсегда, с утра не обещал ничего особенного. Дождик перестал, однако было серо, зябко, скучно. Проснувшись, Лиза не сразу вспомнила, что случилось ночью. Неужели все это на самом деле было – мокрая бузина, свист, люди без лиц? Но жакетка, которая для просушки растопырила рукава на спинке стула, но платье на другом стуле, сплошь заляпанное по подолу грязью, говорили: было, было, было!

Первым делом Лиза решила узнать, что с Ваней. Мурочка не зря сравнивала подругу с Джульеттой: Лиза тоже решила послать к возлюбленному няню с запиской. Сидя на кровати и расчесывая косу, Лиза мысленно составляла эту записку, но вдруг в ее комнату постучали.

– Анна Терентьевна вас к себе просят, – сообщила аскетически прилизанная Матрешина голова, сунувшаяся в дверь и тут же пропавшая.

Это был дурной знак. Королевские аудиенции до завтрака назначались тетей Анютой только в самых крайних случаях – если накануне был провален экзамен, или потерян новый зонтик, или самовольно пропущены музыкальные занятия у мадам Колчевской.

Когда Лиза спустилась в гостиную, Анна Терентьевна сидела в своем кресле у окна. Рабочая корзинка была отодвинута в сторону, из нее корой торчал недовязанный антимакасар. Среди разноцветных клубков угрожающе поблескивал праздный крючок. Лицо Анны Терентьевны пылало лиловыми пятнами. Она смотрела не на вошедшую Лизу, а на самую дальнюю крышу за окном.

– Вы звали, тетя? – задала Лиза бессмысленный, но неизбежный вопрос.

После долгой паузы, не спуская глаз с дальней крыши, Анна Терентьевна произнесла:

– У меня только что был Игнатий Феликсович.

– Так рано? У него что-то стряслось? – проворковала Лиза, внутренне обмирая.

– Не паясничай! – вдруг вскрикнула Анна Терентьевна жалким голосом. – Он, как давний друг семьи и благородный человек, зашел меня предостеречь. Я знала, твои вольности закончатся чем-то подобным! Боже, я сквозь землю готова была провалиться!

– Ничего не понимаю, – вяло соврала Лиза.

– Не понимаешь? Ты мне лжешь и лжешь ежедневно! Оказывается, ты бегаешь по всему городу за каким-то мальчишкой. Ты забыла стыд и целуешься с ним по углам! Когда Игнатий Феликсович сообщил об этом, я едва не лишилась чувств. Я в своей жизни ничего подобного не могла…

– С чего он взял? – попробовала защищаться Лиза.

– Он видел все собственными глазами! В какой-то беседке ты… Я даже не могу этого повторить! Мой язык не знает слов, которыми можно описать…

Лиза нахмурилась:

– Допустим, он что-то видел – или ему так показалось. Он бежит сюда, ябедничает вам. И после этого вы называете его благородным человеком?

Тетя Анюта наконец перестала изучать крыши на горизонте. Ее глаза наполнились гневными слезами.

– Конечно, он благороден! Он знает – ты дитя. Он понимает, что ты можешь по неведению увлечься новой незнакомой игрой, не соображая, что творишь. Но другие! Не знающие ни тебя, ни нашей семьи, ни твоего воспитания! Они твое поведение истолкуют превратно. О тебе начнут говорить! Ты не подумала об этом? Заметь, я не допускаю мысли, что ты действительно кем-то настолько увлеклась, что забылась и… Ах, я не могу! Лиза, ты меня убиваешь!

Анна Терентьевна глухо зарыдала в платок. На ее плач (он походил на уханье совы) ступила было в дверь Матреша. Но, увидев понурую Лизу и Анну Терентьевну с мокрым платком, перетрусила и выбежала не только из комнаты, но даже во двор, хотя делать там было нечего.

Когда Анна Терентьевна отняла платок от своего лица, оказалось, что оно в несколько минут опухло и обрюзгло до неузнаваемости. Лизе стало стыдно. Она решила не оправдываться и не спорить.

– Вот что, Лиза, – начала тетя Анюта суровым, окончательным тоном, хотя слезы еще душили ее и заставляли подшмыгивать носом. – Так больше продолжаться не может. Пусть я покажусь ретроградкой, но я уверена, что теперешняя свобода обращения, всякие равноправные общества и царящая в них фамильярная близость полов опасны для юной девушки. Сама я воспитана иначе. Я не знала близко мужского общества, пока меня не начали вывозить, и ни одной минуты не пожалела об этом!

Лиза переминалась с ноги на ногу и готовилась выслушать знакомые истории про блистательный выпуск Павловского института 1885 года, про первый бал в Тамбове и про путешествие в Оденсе. Но сегодня Анна Терентьевна была не в силах предаваться воспоминаниям.

– Отныне, Лиза, – объявила она, – ты не будешь выходить со двора самостоятельно – только в сопровождении отца, моем либо прислуги. Это естественно для девушки твоего круга.

«Какого еще круга? – с тоской подумала Лиза. – Где на Почтовой круги? Правда, если можно будет брать с собой няню…»

– Не строй недовольных гримас! – продолжила Анна Терентьевна. – Придется взяться за ум. Тебе еще два года до окончания курса. Ты дитя! Я обязана обеспечить тебе не только прекрасное воспитание, но и безупречную репутацию. А за то, что ты успела натворить, ты будешь наказана.

Лиза насторожилась.

– Мне больно, Лиза, – искренне призналась тетка, – но я вынуждена… Три дня под замком, увы! Ты обязана хорошенько продумать свое поведение. Не надо кукситься, это не смертельно. Мне самой приходилось в родительском доме, у моего обожаемого отца, подвергаться подобным мерам. И я благодарна моему покойному отцу, что…

– Вы тоже с кем-то целовались, тетя? – поинтересовалась Лиза.

– Не болтай глупостей! – вспыхнула Анна Терентьевна. – Я была воспитана безупречно. Мне и в страшном сне не могло присниться такое!

– За что же вас сажали под замок?

– Перестань! Тебе рано знать те стороны жизни, которые… Ах, ступай! И как следует подумай о том, что ты виновата перед семьей и своим будущим. Завтрак тебе подадут в комнату.

В глубине души Лиза надеялась, что ее просто пугают, и через полчаса можно будет не только помириться с тетей Анютой, но и улизнуть в город. Однако безжалостный ключ – и где только его отыскали? – громко проскрежетал в двери. Стены домашней тюрьмы сомкнулись. Даже завтрак Лизе был дан в пору кающемуся грешнику – чай да сухари. Оставалась, правда, последняя надежда – кривая яблоня под окном. Она дружески подставляла свой знакомый, удобный, гладкий ствол: беги! Но яблоня годилась только на крайний случай.

Пока Лиза маялась в заточении, то есть валялась на кровати, сочиняла и рвала записки для Вани и рассеянно читала вперемежку «Обрыв» и прошлогодний учебник географии, в доме стали происходить странные вещи. Из своей комнаты Лиза слышала, что отец пришел со службы необыкновенно рано. Тетка раздраженно накинулась на него, должно быть расписывая Лизины проказы. Голос ее звучал сначала настойчиво, затем сник и перешел в рыдания, похожие на уханье совы.

Потом заговорил отец. Лиза верила, что он, такой снисходительный, любящий и веселый, немедленно освободит ее из-под дурацкого ареста. Однако ничего похожего не произошло. Снова донеслись со стороны гостиной и кабинета голоса, и снова плакала тетя. Обед принесла Матреша. На все вопросы отвечала настолько невпопад, что Лиза даже спросила, нет ли худых вестей от Митроши. Оказалось, что Митрофан Максимович здоровы и всем кланяются. «Значит, у Матреши от природы лицо плаксивое, – решила Лиза. – Как я раньше этого не замечала?»

О том, что стряслось, она узнала лишь поздним вечером, когда ей пришлось собственной персоной выйти на сцену и сыграть главную роль.

Случилось же вот что. Павел Терентьевич явился домой неурочно рано бледным, серым, всклокоченным, с трясущимися руками. Анна Терентьевна решила, что он захворал. Она стала колебаться, добивать ли его сообщением о Лизиных грехах. В конце концов решилась открыть правду – все равно Павел Терентьевич спросит, где дочь. Тонко и осторожно Анна Терентьевна пересказала брату донос Пиановича и сообщила, что держит теперь сумасбродку под замком на постной пище, которая, как известно, способствует снижению раннего любовного пыла.