Светлана Гончаренко - Уйти красиво и с деньгами Страница 39

Прилечь Анна Терентьевна не пожелала. Она кое-как вскарабкалась на тот же стул, с которого падала, и спросила еле слышно, но строго:

– Что со мной было?

Павел Терентьевич замялся:

– Я даже боюсь, Анюта, что-то теперь говорить. Я, дурак, тебя не приготовил, и ты в обморок упала. Не знаю даже, как начать… Обещай ничему не удивляться! Возьми себя в руки, воздуху вдохни побольше…

– Да не тяни же, Паня!

– А падать больше не будешь? Нет? Хорошо. Так вот, Пианович вернет моей конторе десять тысяч, если Лиза выйдет за него замуж. По-моему, это чушь собачья! Даже дико с его стороны… Лиза совсем ребенок, а прожект этот безумный и неприличный…

– Ничего не вижу неприличного, – вдруг твердо возразила Анна Терентьевна. – Я ждала от Игнатия чего-то подобного, рыцарского. Он очень благороден.

– Анюта, ты в своем уме? Что ты говоришь? Лизе еще два года в гимназии учиться!

– Свадьбу можно отложить. Быть помолвленной – это очень красиво. Пианович человек гуманный, с тонкой душой…

– Но не дурак, Анюта! – перебил сестру Павел Терентьевич. – Он практичен до мозга костей. Я так понял, он прямо сейчас хочет жениться. Он же не идиот, чтоб дать деньги мне завтра, а Лизу получить через два года. Бог знает что за это время произойдет – он, в конце концов, сам скончаться может от какой-нибудь холеры. Нет, он на отсрочку не пойдет!

– О, я с ним поговорю, – тонко улыбаясь, пообещала Анна Терентьевна. – Однако даже если свадьба состоится завтра утром, это для нас единственный выход. Как ты не понимаешь, Паня!

– Увы, понимаю, и очень хорошо. Но Лиза! Ты подумала о ней?

Анна Терентьевна пожала плечами:

– Что Лиза? Не стану тебе говорить всего – это в твоем состоянии может повредить, – но, к сожалению, Лиза… Ах, ну чем Игнатий Феликсович ей не жених? Он состоятелен, занимает хорошее положение в обществе. Дел его в подробностях я не знаю, но дурного ничего не слышала. К тому же – он так красив!

– Ты находишь? Я, между прочим, предлагал ему жениться на тебе, но он не захотел.

– Что? – вспыхнула Анна Терентьевна. – Как ты мог, Павел! Ты поступил как какой-то водевильный пошляк! В конце концов, это бесчестно по отношению ко мне. С чего ты взял, что я вдруг с ходу соглашусь…

– Ага, а Лизу, значит, можно ему с ходу сплавить?

– Павел! – Лицо Анны Терентьевны снова стало сизо-багровым.

Брат и сестра долго пререкались, но после постного ужина в своем узилище Лиза была приглашена в гостиную. Она приготовилась слушать нотации и держаться крепко. Однако сконфуженный вид тети и отца ее озадачил.

– Лиза, сядь, – королевским жестом указала Анна Терентьевна из своего кресла на другое, гостевое.

Лиза присела почтительно, на самый краешек, но поняла, что ругать ее не будут.

– На нашу семью, Лиза, обрушился нежданный удар, – объявила Анна Терентьевна и, не глядя, запустила руку в рабочую корзинку за слезным платком. – Мы на краю гибели…

За таким многообещающим прологом последовал рассказ о крахе «Виктории», о десяти тысячах, о завтрашнем аресте отца, суде и разорении. Анна Терентьевна нарисовала живую картину продажи дома и всего имущества, мыканья по чужим углам среди нищеты и позора. Предложение Пиановича было представлено как благородный жест. Но как ни старалась Анна Терентьевна придать этому жесту побольше величия, сама она чувствовала, что есть тут какая-то неуловимая подпинка.

Павел Терентьевич вдруг сорвался с дивана, куда перешел из спальни для решительного разговора с дочерью.

– Нет, Лиза, не слушай всего этого! – закричал он. – Я, старый дурак, забылся, гнусно понадеялся – но нет! Это немыслимо!

Лицо Лизы в продолжение теткиного рассказа было бесстрастно. Она очень прямо сидела в своем домашнем платьице, измятом от сегодняшнего долгого валянья на кровати. Быстрыми руками она заплетала и распускала кончик косы. Два отражения керосиновой лампы, стоявшей на тетином столике, пылали в ее глазах неподвижным рыжим огнем.

– Павел! – оборвала брата Анна Терентьевна. – Давай обойдемся без достоевщины! Сядь, пожалуйста, на место. Я сейчас просто изложу Лизе суть дела, а она хорошенько поразмыслит и примет нужное решение. Не думаешь же ты, что я стану неволить ее или уговаривать? Просто вещи надо видеть такими, каковы они есть. Лиза умная девочка и с сердцем. Не скрою, предложение Игнатия Феликсовича неожиданно и несколько экстравагантно, но, если учесть все обстоятельства, нельзя не признать…

– Ах, тетя, к чему столько слов? – вдруг тихо сказала Лиза, продолжая плести косу. – Все и так ясно. Я выйду замуж за Пиановича.

12

Анна Терентьевна ждала чего угодно, только не такого ответа. Она готова была к слезам, к шумной сцене, к обмороку, наконец. Однако Лиза была деловита и спокойна. Это ни в какие ворота не лезло!

Павел Терентьевич тоже был потрясен. Он, как и утром, зарыдал, будто маленький ребенок.

– Я так не могу! Мне стыдно! Я не вынесу, – пробормотал он и выскочил из гостиной.

Анна Терентьевна осталась восседать в своем кресле и даже сохранила на лице королевскую гримасу с чуть поднятыми бровями и поджатым ртом. Но глаза ее отказались моргать и просто остекленели в орбитах.

– Лиза! – воззвала она по светской привычке не замолкать в сомнительных ситуациях. – Надеюсь, ты отдаешь себе отчет…

– Тетя, вы опять? Ну, чего воду в ступе толочь! Я все понимаю. Не идти же папе в тюрьму, а нам с вами в поломойки.

– Не будь жестокой, Лиза! Мы не собираемся тебя принуждать. Ты вправе…

– Ах, ничего я не вправе! И пусть будет, как я сказала, – отрезала Лиза.

После долгой паузы, когда в беседу вступили гостиные часы, шумно отбившие одиннадцать раз, Анна Терентьевна вновь набралась смелости и открыла рот. Она мягко сказала:

– Мы с папой понимаем, что ты еще очень молода. Я буду просить Игнатия Феликсовича отложить, насколько возможно, вашу свадьбу…

– Он не согласится, поэтому лучше не тянуть, – отмахнулась Лиза.

– Ты так загадочно это сейчас сказала! – удивилась Анна Терентьевна. – Быть может, есть что-то, чего я не знаю? Вы уже переговорили? Может, ты уже любишь его?

– Нет, конечно.

– Неужели Игнатий Феликсович нисколько тебе не нравится? – продолжала допытываться тетка. – Это странно! Он чрезвычайно красивый мужчина.

– Ни капельки не нравится. И на отсрочки не согласится. Я ведь вижу, какой он.

– И какой же?

– Скверный до крайности. Он мне пока мало плохого сделал, но я его терпеть не могу. Поэтому свадьбу надо сыграть как можно быстрей.

Анна Терентьевна раздраженно обмахнулась слезным платком, который призван был насквозь вымокнуть, но так ни разу и не был приложен к глазам.

– Я тебя отказываюсь понимать, Лиза! – сказала наконец тетка. – Ты согласна выйти за человека, которого не терпишь? Я догадываюсь, что ты по-детски употребила слишком сильное слово, но все-таки… Ты обижена на Пиановича за то, что он сказал мне про… Нет, все равно не понимаю! Если терпеть не можешь, почему не откажешь?

– Нам нужны десять тысяч.

– Но твоя судьба? Твое счастье? – спрашивала Анна Терентьевна, краснея и ужасаясь. Больше всего она боялась, что Лиза воспользуется ее замешательством и отвергнет и Пиановича, и всеобщее спасение.

– Мое счастье тут ни при чем, – отрезала Лиза. – К тому же я быстро с ним разведусь. Сейчас все так делают.

– Лиза, что ты говоришь! – вскрикнула Анна Терентьевна. – Откуда у тебя такие мнения?

– Бросьте, тетя! Мы живем в двадцатом столетии. Что ж делать? Я не люблю Пиановича, мне противно его так называемое благородство, меня тошнит от его красоты, но я выйду за него, и у нас будут эти десять тысяч. Все просто! Остальное – мое дело. Не надо только говорить о святости брака. Я очень устала. Спокойной ночи!

Вялой походкой Лиза двинулась к двери, а на пороге задержалась:

– Надеюсь, домашний арест с меня снят?

В своей комнате она легла, укрылась с головой, но все-таки слышала снизу голос отца и теткин плач, похожий на уханье совы.

Следующее утро, ветреное и ясное, ничем не отличалось от других солнечных утр. Однако в доме Одинцовых все встали с неуверенными и тревожными лицами, хотя старательно делали вид, что ничего не произошло. Матреша с Артемьевной преувеличенно гремели на кухне кастрюлями, Павел Терентьевич старательно болел – смирно лежал в кровати и уже дважды выпил бром. Анна Терентьевна неожиданно для себя закончила вязание антимакасара, и пришлось взяться за следующий, не очень-то и нужный.

Напившись чаю, Лиза по привычке взялась составлять в уме послание Ване и воображать, что Артемьевна уже несет это письмо. Но куда несет? Она даже не знает Ваню в лицо!

Лиза вызвала няню с кухни, где затевался какой-то неуместный рыбный пирог. Няня, вытирая руки о фартук, сразу огорошила Лизу:

– А я твоего видала. Волос у него белый, Рянгины фамилия, верно? Парнек хороший.

– Шшоки красные? – фыркнула Лиза.