Нэнси Бильо - Чаша и крест Страница 62

То, что я увидела в этот миг, навечно оставило в моей душе незаживающую жгучую рану.

Потом какой-то незнакомый мне человек забрал отрубленную голову Монтегю. Гвардейцы оттащили мертвое тело в конец эшафота. Шерифы, а за ними священник и палач спустились по скрипящим ступеням вниз. На эшафот поднялись другие люди, чтобы забрать ящики с обезглавленными телами. Я понимала, что происходит вокруг меня, но видела все как бы отстраненно. Так могла бы наблюдать за происходящим какая-нибудь чайка, которых много кружилось над лондонским Тауэром.

Кажется, ко мне подошел и тронул за руку Чарльз, верный дворецкий Кортни:

— Госпожа Джоанна…

По тону его я поняла, что Чарльз уже не в первый раз окликает меня. Но была не в силах говорить.

— Мы сейчас их похороним. Получили от шерифа разрешение. Хотите пойти с нами?

— Что? — не сразу поняла я.

— Вон там церковь, видите? — Он протянул руку. — Церковь Всех Святых. Там мы их и похороним временно.

Собрав все силы, я кивнула.

Потом ко мне подошел Суррей:

— Джоанна, нам надо… О господи, да у вас кровь!

Он отвел меня подальше от эшафота и, порывшись в карманах камзола, извлек оттуда платок. Юный граф сам отер кровь с моего лица; глаза его были полны жалости. За его спиной какие-то люди разглядывали меня с испуганным восхищением. Кругом слышался шепот.

— Стаффорд… — донеслось до моих ушей.

Не обращая на них внимания, Суррей продолжал вытирать остатки крови. Будь я в эту минуту в состоянии что-либо чувствовать, я бы пожалела о том, что собиралась сейчас сделать: ведь мой план был некоторым образом направлен против сына Норфолка.

— Ну все, пойдемте отсюда! — прокричал сам герцог, стоявший шагах в двадцати от нас.

— Я с вами никуда не пойду, — ответила я.

Герцог с явной неохотой приблизился ко мне. Он то и дело поглядывал на эшафот. Ящики с обезглавленными телами Кортни и Монтегю как раз спускали вниз.

— Я прямо сейчас отправляюсь во дворец. Король должен видеть меня при дворе. Проводи ее в Говард-Хаус, — велел он сыну, — а потом тоже приходи.

— Я никуда не пойду, — повторила я.

— Пойдете как миленькая. Будете делать, что я вам скажу, — прошипел герцог. — А завтра мои люди отправят вас в Стаффордский замок.

Я тронула графа Суррея за рукав парчового с прорезями камзола:

— Мне надо кое-что вам сказать, милорд. Это касается вашей покойной тетушки, Маргарет Булмер. Вам обязательно надо об этом узнать. Маргарет не просто так отправилась на Север, тому есть причина. И она имеет самое непосредственное отношение к вашему батюшке.

Норфолк схватил меня за руку и оттащил в сторону, другой рукой делая знак Суррею, чтобы тот удалился.

— Вы с ума сошли! Разве можно сейчас называть это имя, да еще здесь? — снова прошипел он, трясясь от ярости.

— Вашего сына чрезвычайно огорчает, когда все вокруг шепчутся, называя его отца сводником, — отвечала я. — Интересно, что он скажет, когда я сообщу ему, что вы пытались уложить Маргарет в постель к королю и силой заставить ее стать его любовницей, ведь именно поэтому моя бедная кузина была вынуждена столь спешно покинуть двор.

Лицо Норфолка исказилось ужасом. Должно быть, приблизительно так же выглядела и я сама, когда Гертруда Кортни назвала мне имя Джорджа Болейна.

— Это неправда, — прошептал герцог.

О страшной тайне Маргарет я узнала от своего несчастного отца, который поведал мне ее буквально за несколько дней до смерти. Но я не стала говорить Норфолку, откуда мне это известно. Ровным голосом, даже глазом не моргнув, я спела ему совершенно иную песню:

— Маргарет прислала мне письмо, в котором рассказала обо всем. Я до сих пор никому его не показывала, чтобы не марать ее светлую память. Но если вы сегодня же не оставите меня в покое, я непременно ознакомлю всех с его содержанием.

Как ни странно, услышав это заявление, герцог Норфолк улыбнулся — и в улыбке его таилось страшное предостережение. Печаль в глазах моего собеседника — он был явно расстроен казнью, хотя и старался этого не показывать, — сменилась неистовой яростью.

— Мне прекрасно известно, что именно поэтому король и приказал избрать для Маргарет столь жестокую смерть, — продолжала я, подавляя страх. — Если бы не вы, ничего этого не случилось бы. Моя кузина не отправилась бы на Север и не приняла бы участия в Благодатном паломничестве… Во всем виноваты вы один. Это вы убили Маргарет, еще задолго до того, как она открыто взбунтовалась против короля. И я думаю, что ваш сын, а также и ваша жена должны знать правду.

Норфолк наклонился ко мне.

— Вы хоть представляете себе, Джоанна, против кого вы сейчас намерены выступить? — спросил он, и в голосе его прозвучала недвусмысленная угроза.

Я посмотрела на герцога: этот человек вел людей в бой, он не раз отдавал приказы убивать — мужчин, женщин и даже детей. Он ни перед чем не остановится. И все-таки я отважно сказала:

— Заставить меня пойти с вами, ваша светлость, можно только одним способом — потащить силой. Но будет ли благоразумно с вашей стороны привлекать к себе всеобщее внимание именно сейчас, когда вся высшая знать государства и без того находится под подозрением? Помните, что сказал вам в день своего ареста барон Монтегю? «Теперь не осталось никого, кроме вас, Говард. Будьте готовы».

Нижняя губа Норфолка задрожала. Видно, ему пришлось приложить громадные усилия, чтобы взять себя в руки и не убить меня прямо на месте голыми руками. Глядя через плечо герцога, я видела, что юный Суррей внимательно наблюдает за нами.

— Я ни слова не скажу вашему сыну, ни одна живая душа не узнает от меня правды о Маргарет, клянусь вам в этом, как перед Богом. Но только в том случае, если вы оставите меня в покое. Сейчас я хочу присутствовать на похоронах своих друзей. А потом отправлюсь в Дартфорд. И вы больше никогда меня не увидите. Я не желаю больше иметь никаких дел ни с вашей семьей, ни с кем-либо из числа высшей знати и придворных. — Я помолчала, а потом добавила: — Но сначала я заеду в Винчестер-Хаус и заберу брата Эдмунда. Немедленно пошлите к епископу человека с просьбой освободить его сегодня же.

Герцог Норфолк обернулся, посмотрел на сына, потом снова на меня.

— Вы думаете, этим все кончится? — тихо, чуть слышно спросил он. — Так вот, Джоанна Стаффорд, вы ошибаетесь.

И он ушел, щелкнув пальцами, приказывая этим жестом своему сыну и наследнику следовать за собой. Ослушаться отца Суррей не посмел. Я ни на минуту не сомневалась в том, что так оно и будет.

Я же пошла, пробираясь сквозь редеющую толпу, к церкви Всех Святых. Там уже собрались слуги и домочадцы Кортни, общим числом не менее дюжины. На похоронах также присутствовали трое слуг барона Монтегю. Но ни родственников его, ни друзей (не считая, разумеется, меня) видно не было.

На этом же месте находилось первоначальное захоронение и других высокопоставленных лиц, объявленных государственными изменниками: например, кардинала Фишера и сэра Томаса Мора. Иногда, когда мстительная злоба короля утихала, он милостиво позволял родственникам казненных перезахоронить их в другом месте. Но так бывало далеко не всегда.

Священник меланхоличным голосом произнес над двумя свежими могилами несколько слов.

Сразу после похорон я покинула Тауэр-Хилл. Горбун на Лондонском мосту, тот самый, что за малую мзду выдал нас Норфолку, на этот раз меня даже не заметил. Я заплатила пенни и устало зашагала через мост, чуть в стороне от обгоняющих меня лошадей и повозок. Все сейчас казалось мне странным: шумный плеск воды где-то далеко внизу, крики и веселый смех сидящих на повозках людей… все это было мне как-то чуждо, словно бы я явилась сюда из другого мира. Я не чувствовала ни малейшего торжества или хотя бы радости оттого, что избавилась от Норфолка. Напротив, глубокая печаль угнетала меня: в каком же мрачном и жестоком мире мы все живем!

В Винчестер-Хаус я заходить не стала. Остановилась на Саутуарк-стрит, где стоял дворец епископа, при входе во двор, и ограничилась тем, что назвала свое имя мальчишке-привратнику.

Долгое время никто не выходил. Снова пошел дождь, на этот раз мелкий, моросящий. Но я не стала искать укрытия. Людям, которые направлялись в Винчестер-Хаус по делам, приходилось огибать мою неподвижную фигуру.

Наконец показался какой-то священник, он дошел до середины двора и остановился. Смерил меня взглядом, сохраняя на лице каменное выражение, а потом повернулся и сделал кому-то рукой знак.

И вот под каменной аркой, на которой была вырезана буква «В», появился брат Эдмунд. Он медленно пересек мощенный булыжником двор и вышел на улицу. Настроение у меня сразу поднялось, хотя, честно говоря, я все-таки чувствовала себя виноватой и жалела о том, что впутала друга в свои неприятности. Но особенно сильно я раскаивалась в том, что столь бесстыдно вела себя в монастыре Черных Братьев.