Марджори Эллингем - Кошелек предателя Страница 3

3

Боковые стекла обеих машин открылись одновременно, и человек в костюме пожарного собрался с духом, чтобы встретить неизбежное.

— Нужна ли вам какая-нибудь помощь? — прозвучал из темноты вежливый вопрос, заданный юным, звонким голосом. Ему подумалось, что это какая-то очень молоденькая девушка.

— Вы знаете, где вы? Мы на вас полагаемся, надеюсь, вы это понимаете? — Второй голос был немолодым и ворчливым, к тому же он гудел у него прямо над ухом, и от этого ему стало не по себе.

— Вести машину ночью очень трудно даже в лучшую пору, — несвязно продолжал старик, — а в это время года рано темнеет. Я много ездил по стране в молодости, но это было очень давно. Очень. Я даже не знаю, какая это дорога.

После минутного молчания беглец догадался, что означает вся странная, похожая на галлюцинацию сцена. Кто бы ни были эти добрые люди, они хорошо знали и его самого и его машину. Он осторожно, понизив голос, чтобы при случае они не смогли установить, кто он, сказал:

— Боюсь, что машина отдала концы, — и стал ждать.

— С улыбкой на устах у двигателя, — с легкой укоризной отозвался молодой голос. — Вы не возражаете, если мы усадим вас сзади? А мистер Энскомб сядет впереди, рядом со мной. Только бы нам не опоздать к обеду, я уже один раз звонила Ли. Оставьте машину Джорджа здесь. — Ничего не помнящий человек навострил уши. Имя было произнесено с явным ударением.

— У нашего Джорджа испорченный вкус по части машин, — наобум заметил он, открывая дверцу и пробираясь на заднее сиденье другой машины.

Когда его уже окутала теплая тьма лимузина, девушка ответила на его вопрос.

— Это не вкус Джорджа, бедный мальчик. Это его карман, — разъяснила она. — Продавцы подержанных машин привыкли обманывать аспирантов. И все же с его стороны было очень мило одолжить ее вам. Мне так жаль, что я вас упустила. Я ждала в вестибюле, но вы промчались мимо, сели в машину Джорджа, и мне не удалось вас поймать.

Продолжая говорить, она нажала на сцепление, и они устремились во тьму.

— Мне тоже очень жаль. Я поступил глупо, — пробормотал человек в клеенчатом плаще. Он старался ничем не выдать себя. Было ясно, что разговор вот-вот примет опасный оборот, и сейчас не время откровенничать. В любом случае эта посланная Богом девушка могла оказаться полезной, а она, в свою очередь, надеялась, что он поддержит ее.

Он откинулся на подушки и пристально поглядел в темноту. Постепенно он различил на ветровом стекле два силуэта. Девушка была невысокой, но стройной и широкоплечей, как юноша. Ну, конечно! Она — та самая молодая женщина с овальным лицом и умными, светло-карими глазами, что обратилась к нему в больничном вестибюле. Она, должно быть, хотела сообщить, что эта машина стоит у ворот. Неудивительно, что сейчас она обращается с ним как с ненормальным. Таков он и есть. Боже, помоги ему. Таков он и есть.

Силуэт человека, сидевшего рядом с ней, казался гораздо менее четким. Он напоминал огромный сверток, прихлопнутый плоской кепкой, как крышкой. Ему не терпелось начать разговор. Повернувшись, он сказал:

— Волнующее приключение. — В глуповатом, старческом, одышливом голосе звучало почти путающее любопытство.

Человек на заднем сиденье заколебался.

— Да, в известной степени, — выдавил он наконец.

— Знаю, знаю, — старик, несмотря ни на что, собирался продолжать беседу. — Вы все равно исполнили свой долг. Это утешительно. Наверное, утешение для вас — единственная благодарность. Добрый Самаритянин…

— Это и есть его награда, — добавила девушка, не поворачивая головы.

— Однако, — сдержанно заключила она, — я не представляю, что вы еще могли сделать. В конце концов, если с вами в вагоне заговорил незнакомый и довольно странный человек, а потом вдруг споткнулся о чемодан и потерял сознание, то вам только и осталось отвезти его в больницу.

— А разве можно было иначе? — пробурчал себе в шарф старик. — Как вы считаете, Кэмпион?

— Да, да, вы правы. — Человек, сидевший сзади, не думал, что он говорит. Он с жадностью ухватился за это имя и попытался внушить себе, что оно ему знакомо. В начале он решил, что действительно его знает, и почувствовал огромное облегчение. Но в следующую минуту к нему вновь вернулись неуверенность и отчаяние. Пережитое вымотало ему нервы, ему захотелось выкурить сигарету.

Обнаружив, что у него нет карманов, он автоматически наклонился вперед и достал из спинки сиденья пачку сигарет и зажигалку. Он уже успел затянуться, когда до него дошло, почему он повел себя именно так. Выходит, он знал, что там лежат сигареты. Он взял их машинально. Напрашивался очевидный ответ. Так и было. Он ехал в собственной машине.

Устроившись поудобнее, он стал размышлять. Голова у него ужасно болела, но сознание было ясным. Только память ему изменила и, если сейчас он все забыл, то, по крайней мере, мог соединить известные ему факты.

Он решил, что из развития событий следует единственный вывод — он и девушка должны что-то сделать. Во всяком случае, она. Недаром она постоянно опекала его, рассказывала одну историю за другой, и у нее это очень хорошо получалось, словно она привыкла к этому. Возможно, так оно и было.

Убеждение, что она его жена, возникло у него не сразу. Чем больше он думал об этом, тем вероятнее оно становилось. Вот она здесь, ведет его машину, по-матерински заботится о нем, героически лжет ради него. Наконец, машина Джорджа! Впервые после того, как он пришел в сознание в больничной палате, ему показалось, что жизнь начинает налаживаться. Исчезло это безграничное одиночество. На душе сделалось не просто легко, но и радостно и он опять посмотрел в темноте на девушку.

Она вела отлично, уверенно и с необычной любовью к машине. Он это оценил. Многие относились к мотору как к чему-то враждебному, мстительному, пытались подчинить себе машину и управлять ею твердой рукой. Ему нравился ее голос — чистый, ясный, хорошо поставленный, влекуще молодой. Он только сейчас смог вспомнить ее лицо, после того как мельком увидел ее в больничном вестибюле, но ему нравились и посадка ее головы и прямые, сильные плечи. Он приободрился. Если она его жена, значит, с ним все в порядке. Ему уже раз или два начинало казаться, будто он какой-то мошенник. Его это очень расстроило и он решил, что такое предположение ошибочно по сути, и его необходимо отвергнуть. Но ведь он открыл пожарный шкаф шпилькой, а в разговоре полицейского с медсестрой прозвучали загадочные слова о деньгах. Почему это должно выглядеть странным, если его самого подобрали с кучей денег? Почему власти убеждены, что он убил полицейского? Видел ли это кто-нибудь своими глазами? Да и мог ли он убить?

Он не чувствовал в себе особой жестокости. Но что он вообще за человек?

Последний вопрос вынудил его начать все сначала. У него не было о себе никакого представления. С виду он, наверное, довольно высок и худ. У него копна густых волос и все зубы свои. Без зеркала он больше ничего не мог сказать.

У него создалось впечатление, что девушка молода, возможно, очень молода, и он задумался, сколько же ему лет. Он был крепок, и, если не считать естественного потрясения от случившегося, после которого у него ныли суставы и кружилась голова, ощущал, что он в хорошей форме. Он продолжал размышлять. Ясно, что он уже не мальчик, но, с другой стороны, и отнюдь не стар. В конце концов он остановился на двадцати девяти годах. Это и впрямь был хороший возраст, а старше он себе не казался.

К нему возвращались силы и даже стремление к риску. Большая машина летела, поглощая милю за милей, и он уже почти внушил себе, что эпизод с убийством полицейского — это часть минувшего бреда, как вдруг пожилой мужчина зашевелился.

— Я вижу, где мы сейчас, — сказал он довольным тоном. — Должно быть, мы проехали пятнадцать миль. — Он резко оборвал себя и засмеялся глуповатым, пронзительным смешком дурашливого старика. — Я, конечно, имел в виду пять миль, — неловко добавил он. — Сам не знаю, почему я упомянул пятнадцать.

Человек, которому сказали, что его фамилия Кэмпион, по-прежнему всматривался в темноту. На душе у него стало тревожно.

— Во всяком случае, отсюда уже недалеко, — голос девушки был спокоен и деловит. — Если вы не возражаете, мистер Энскомб, мы высадим вас у вашего дома. Мы спешим, и нам нужно переодеться. Обри назначил обед на восемь тридцать, и опаздывать было бы неприлично. Мы ведь еще встретимся с вами.

— Да, да, я, конечно, приду, — с воодушевлением подтвердил старик. — Я никогда не упускаю возможности пообедать в Институте, с тех пор как его возглавил Обри. Я помню его предшественника, знаменитого доктора Хэйла. Он был способным человеком, но куда ему до Обри. Ли Обри — один из великих людей нашего времени.

— Да, — немного подумав, ответила девушка — Да, я полагаю, что это верно. Он не боится умного окружения.