Татьяна Гармаш-Роффе - Роль грешницы на бис Страница 31

Разрыв произошел примерно год спустя, когда Алла неожиданно узнала, что он хвастался отношениями с ней в кругу каких-то своих неведомых ей друзей. Валера в пылу приступа ревности сам нечаянно проговорился по простоте душевной: «Мне парни давно сказали, за тобой глаз да глаз. Актрисы, они все такие…»

Алла словно опомнилась. И немедленно рассталась с Мерсеньевым. Причем не просто как с мужчиной, но и как с шофером: нашли замену, пожилого славного дядьку с усами а-ля Сталин….

Валера сначала угрожал самоубийством и даже привел угрозу в исполнение. Перерезал себе вены – известный способ самоубийства из мести: привлечь к себе внимание, но остаться в живых. Алла смилостивилась, приехала к нему в больницу: «навестить своего бывшего шофера», но подчеркнула, что не следует жест ее сочувствия принимать за возобновление отношений. Она была с ним холодна… О, холодной она быть умеет! Проморозить способна до костей.

У Валеры, однако, ее подчеркнутая отстраненность и холодность вызвали бешенство. Он счел, что у него просто появился соперник, который во всем и виноват. Он пустился в следствие. «Найду – убью», – грозился Валера. Он принялся приставать с расспросами ко всем вхожим в ее дом людям, и от его «следствия» пошел шум. «Какой-то сумасшедший поклонник», – пожимала плечами Алла на вопросы знакомых. Но сама не на шутку боялась скандала и проклинала тот день, в который она улыбнулась Валере в зеркало заднего обзора. Хорошо, что она всегда отказывалась от совместных фотографий, – не то бы разъяренный покинутый любовник непременно начал ее шантажировать. Он и так пытался: «Я всем расскажу, что ты со мной спала!» – «Рассказывай, – спокойно отвечала Алла, – доказательств у тебя нет, а кто же тебе просто так поверит?»

Алла попыталась положить конец его «следствию», о котором говорили все больше и больше. Она встретилась с Валерой и заявила ему жестко, что он был у нее не один, что она встречалась и будет встречаться с другими, и бесполезно искать «соперника», так как их множество… Она надеялась не только утихомирить Валерин следственный пыл, но и отвратить его от себя. Пусть он презирает ее и отвернется от такой «б…».

– Вы знаете, Алексей, как народ выражается в таких случаях, – грустно улыбнулась Измайлова.

Но Валера не успокоился, напротив, разъярился. Была попытка ее убить – кинулся к ней на улице с ножом, даже ранил в руку, после чего сел на три года…

Слухи о сумасшедшем поклоннике постепенно затихли. Больше Алла никогда о нем не слышала и вполне забыла ту историю.

– Из чего не следует, что ее забыл Мерсеньев, – задумчиво ответствовал Кис. – Между прочим, я вот все хочу спросить: каковы ваши отношения с Ирочкой?

Алла недоуменно подняла тонко прорисованные брови, но тут же рассмеялась:

– Ах, «Сафо»? Катя, да, вам шепнула? Это ее теория, я знаю, она мне как-то говорила… Нет, Алексей, я не лесбиянка.

– Я этого и не думал. Но Ирочка – она могла бы испытывать к вам чувства… Любить, ревновать…

– Ирочка меня ненавидит.

– То есть? – Алексей растерялся от такого заявления. – Вы ведь говорили, что доверяете ей, как самой себе!

– Так оно и есть. Ирочка меня ненавидит, потому что всю жизнь со мной тягается, пытается встать вровень со мной, подражает мне изо всех сил. Она никогда моего уровня не достигнет, и знаете почему? Потому что она изначально ущербна. Это в ее сознании она мне не ровня, я достаточно умный человек, чтобы не страдать снобизмом, и никогда ничем ее не унижала. Но она знает, что мы не равны не по социальному положению, не по таланту или славе, даже не по внешности, нет, а по внутреннему классу, вот в чем загвоздка. В ущербных людях класса не бывает… К тому же я держу с ней определенную дистанцию. Ее это бесит.

– Почему? Если это не снобизм, то что?

– Она мне неинтересна. Она хороша на своем месте – на месте компаньонки. В качестве подруги она меня не устраивает… Да и никто другой. В женскую дружбу я не верю… Знаете, будь я моложе, я бы, может, могла дружить с Катей. Этой девочке можно довериться… Одним словом, Ирочка злится, что никак не может до меня дотянуться. Потому меня и ненавидит. Но это обратная сторона ее любви, если хотите. Ирочка без меня и дня не проживет, я ей нужна, ей без меня в жизни делать нечего, без этой ежедневной попытки до меня дотянуться, она дышит мной, она живет мной, она заказывает себе одежду, как у меня, украшения, как у меня, она причесывается, как я, она говорит, как я, и подражает моим жестам… Правда, она становится мной тогда, когда выходит из этой квартиры, – к примеру, когда идет в гости, что случается редко. При мне она не смеет. Но я видела несколько раз, как она собиралась на выход… Если она и ревнует меня к Кате, то только потому, что в общении с Катей у меня проскальзывает тот уважительный интерес и даже фамильярность, которые с Ирочкой я себе никогда не позволяю. Все ее чувства – соперничество, любовь, ненависть, – все это так мелко и так скучно… А почему вы, собственно, спрашиваете? Уж не думаете ли вы, что убийства – ее рук дело?

Кис так не думал, нет, – он просто честно поставил пометку «выполнено» в графе «Ирочка». И тут же забыл о ней. Сейчас его интересовал только бывший шофер актрисы.

– Цветик, а можно, я с тобой полежу?

– Зачем это?

– Мне не спится. У меня это… Как врач сказал? Не помню… Когда ты рядом, я успокаиваюсь.

– Ну, на пять минут только!

– Ладно! На пять минут! Только ты обними меня, обними! Я вспомнил: врач сказал, что мне ласка нужна!

– Вот, так хорошо?

– Да…. Ты теплая и пахнешь так хорошо… Погладь меня еще!

– Ну, теперь успокоился?

– Цветик, а можно, я с тобой всю ночь спать буду?

– Мы же договорились – на пять минут…

– А хочешь, я тебя тоже поглажу?

– Ну погладь… Да ты что делаешь?! Ты куда свою руку положил, охальник?!

– Прости, Цветик, прости, это нечаянно, совсем нечаянно вышло!..

– Марш в свою кровать! И спи!

Уже спустя час он располагал подробными сведениями о Валерии Мерсеньеве.

В тюрьме о его разбитой любви знали все, от сокамерников до тюремщиков. Поначалу над Валерой издевались, но очень скоро Мерсеньев превратился едва ли не в романтического героя, а история разбитой любви трансформировалась в историю о том, как эта сука хорошего парня кинула. Открытки с Измайловой украшали стены камеры; местный тюремный бард уже сложил песню, которую иногда пели хором, печально и вдохновенно; урки от чистого сердца наперебой предлагали Мерсеньеву расправиться с коварной змеей-предательницей по выходе на свободу; начальство водило тайком экскурсии в его камеру, чтобы показать «любовника той самой Измайловой»… Вирус блатной сентиментальности быстро распространился по камерам – каждому хотелось привнести свой вклад, у каждого нашлась (или выдумалась) история про суку, предавшую чистую любовь чистой бандитской души. Собиратели блатного фольклора могли бы исписать балладами тома. Начальство еще долго вспоминало то славное время, когда в тюрьме царил редкий порядок. Одним словом, три года пролетели для Мерсеньева незаметно в обстановке дружбы и полного взаимопонимания с начальством и сокамерниками и показались ему чуть ли не санаторным отдыхом, излечившим его от любви не только к Измайловой, но и от любви вообще.

Однако, выйдя на свободу, лишившись коллективного сочувствия, он ощутил себя одиноким и растерянным. Снова поднялась злоба на Аллу. В милиции его предупредили: заметят тебя у дома твоей актрисульки ненаглядной – снова сядешь, без суда и следствия, понял? За ней такие люди, не тебе чета! И думать не моги, Валера!

А как тут, спрашивается, не думать, когда чуть не каждый день ее лицо в телевизоре? Раны бередит, самолюбие больное расковыривает?

Валера боролся с искушением подстеречь ее, выплеснуть придуманные тюремными ночами обвинения и оскорбления, да еще так, чтобы все вокруг услышали!.. Но сесть обратно, как бы славненько ему ни сиделось, он все же не хотел. Он снова запил от бессильной злобы на Измайлову и на весь мир. Постепенно алкоголь притупил его чувства, мозги и даже его мстительную злобу. В один прекрасный день, выйдя из запоя, длившегося почти два года, он вдруг понял, что жизнь не кончилась. Что в мире есть другие женщины, куда более простые и понятные, чем Алла, не говоря уж о доступности. И эти женщины почли за счастье его, даже нетрезвое, внимание…

Валера пришел в себя, устроился на работу в таксопарк, пил только по выходным и позволил себя обихаживать одной из претенденток на его персону. Он так и не женился, время от времени меняя своих сожительниц, не связывая себя ни с кем ни узами брака, ни детьми…