Сергей Трахименок - Детектив на исходе века [ Российский триллер. Игры капризной дамы] Страница 56

Он писал: „Я устал, но не это главное. Каждый опер рано или поздно устает. Занимаясь этой работой, ты в какой-то момент начинаешь чувствовать, что теряешь ориентиры, перестаешь осознавать грани хорошего и плохого, чистого и грязного. Ты теряешь вкус ко всему, что пробуешь, и, значит, рискуешь рано или поздно наглотаться дерьма, которого вокруг тебя море.

Все это говорит — надо уходить. Но уйти трудно. Уйдя, ты оставляешь одних своих коллег, которые тебе доверяли и которых ты, как старый волк, прикрывал своим опытом. Уйдя, ты лишаешься куска хлеба, потому что у тебя нет имения, где ты мог бы спрятаться и пахать землю, идя за плугом в длинной полотняной рубахе и босиком. Уйдя, ты становишься незащищенным со всех сторон. И ты не уходишь, и начинаешь работать не на общество, а на себя и только на себя…“

В этом месте Кроев поморщился выспренности слога:

„Нашелся альтруист, работающий на общество…“

Александр потянулся в кресле: пока ничего интересного в „документе“ не было. И он продолжил чтение.

Плохо, когда уставший опер все же остался на работе, — он потерял обоняние, и рано или поздно съест что-то неудобоваримое и отравится. Я устал, но не ушел и был наказан за это. Я не только отравился сам, но и фактически способствовал убийству Любани, которая не имела отношения ни к преступлениям, ни к преступникам, ни к моей работе. Но, видимо, все связано в этом мире. И за твои ошибки расплачиваются близкие тебе люди.

Когда убили Любаню, я думал, что не смогу жить, работать. Но Бог позволил мне делать и то, и это, и я понял, что Бог дает мне возможность рассчитаться за смерть жены.

Я на самом деле беседовал с Басковым, и тот действительно пообещал по собственной инициативе найти убийцу. Я мало верил в то, что он это может сделать. Хотя Басков был заинтересован в том, чтобы сдать мне убийцу, поскольку тот принадлежал к конкурирующей группировке, играющей не по правилам Баскова, и иже с ним.

В тот день, когда убили Марущака, я ушел с работы в двадцать ноль-ноль. Перед уходом я говорил с дежурным и спросил у него время. Я уже тогда знал, кто убил Любаню, позвонил Марущаку в гостиницу и попытался договориться, но не о встрече, потому что он был осторожен, а о звонке, который будет ему в двадцать один час. В кабинке туалета, что рядом с центральным сквером, я нацепил на себя рыжий парик и вязаную шапочку, потом забрался по пожарной лестнице со стороны парка на балкон, а затем и в номер Марущака.

Марущак появился без пяти девять, и я застрелил его. Не буду кривить душой, я не дал ему возможности осмыслить ситуацию. Потом я покинул номер тем же путем, то есть через балкон и пожарную лестницу. Сделать это было нетрудно, парк со стороны гостиницы не освещен. Риск быть замеченным, конечно, был. Но я делал все настолько уверенно, что вряд ли кто-нибудь попытался бы меня задержать. Стоит ли связываться с человеком, который поступает столь нагло.

Выйдя из парка, я доехал на троллейбусе до речпорта, выбросил в реку пистолет, парик, шапочку и на такси приехал на Крылова, но не к своему дому, а не доехав до него три квартала. Таким образом, я обеспечил себе алиби и уничтожил средства совершения преступления. Пистолет, которым я застрелил Марущака, действительно изымался ранее мною, но был сдан инспектору, занимающемуся оружием. Однако через некоторое время он вновь попал в мои руки, и я не стал его сдавать, так как понимал, что этот пистолет может мне пригодиться. Что касается парика, то тут следователь и оперы-москвичи были рядом с разгадкой. Но они не учли того, что у нас с Любаней было два рыжих парика. Пять лет назад, когда Новый год еще походил на Новый год, мы одевались разбойниками. Ее парик так и остался на антресолях. Он был обнаружен при обыске и тоже выручил меня, потому что даже неспециалисту было понятно, что его в ближайшие несколько лет не надевали.

Зайдя в квартиру, я услышал телефонные звонки. Я не хотел брать трубку, думая, что это группа захвата проверяет, на месте ли я. Но потом все же снял и услышал, что мне сдали Марущака. Я понял, что о его гибели уже известно и мне сообщают о нем для того, чтобы выполнить обещанное Басковым, и заодно завязать меня смертью Марущака. Осознав все это, я позвонил прокурору центрального района и сообщил ему о звонке. Это отчасти и спасло меня потом, когда меня кололи москвичи и допрашивал следователь.

И первые, и второй были уверены, что Марущака убил я, но не потому, что был свидетель, видевший, как кто-то спускался по пожарной лестнице с балкона гостиничного номера. Они знали, что я один имел веские причины убить Марущака, и, кроме того, они интуитивно чувствовали, что это я. Я сам иногда чувствовал такое, но… интуицию к делу не пришьешь.

Однако я что-то сделал не так, и Бог не простил мне этого. Ребята из моего отделения, желая раскрыть убийство, активно по нему работали и арестовали Пузановского. Ребят можно понять. Они получили данные, что Пузю видели в гостинице — раза два его видели спускающимся по пожарной лестнице из номера Марущака. Он рыжий, и его пальчики нашли в номере. Чудовищное совпадение, но такое тоже бывает в розыске. Ларчик здесь открывается просто. Пузановский не мог пройти мимо возможности заглянуть в номер к состоятельным людям. Он забрался туда, увидел труп и понял, что может попасть в ощип. Выходить обратно через дверь он не рискнул, а избрал мой путь, через балкон и пожарную лестницу. И для него, может быть, все и обошлось, но мои бывшие подчиненные решили бросить все силы на раскрытие этого убийства, чтобы снять с меня подозрение. Таким образом Пузя попал в абсолютно проигрышную ситуацию. Его расстреляют по суду, либо его убьют дружки Марущака.

Но все это — присказка. Еще до убийства Любани я понял, что в Н-ске есть некая профессиональная рука, которая руководит всеми процессами, которые мы называем криминальными. Человек этот хорошо знал и преступную среду, и сотрудников милиции. Это он нашел и заставил работать на себя паренька Витю Буклеева по кличке Мендя (Менделеев). Это для него Витя в лабораторных условиях получил ГМДТ, и этим ГМДТ наш кукловод шантажировал и держал в страхе и фирмачей, и паханов. Одно дело группировка уголовников, другое — группировка ментов с уголовниками, да еще имеющая большие деньги. Я начал устанавливать его, но делал это слишком заметно, и он, чтобы остановить меня, убивает Любаню.

Он точно рассчитал. Первое время я был не в себе и не мог работать, потом я занялся поисками убийцы и чуть было не влип, потом меня перевели в дежурку. И там я понял, что этот человек очень хорошо знает нашу работу. У него масса друзей и тех, кто работает на него в управлениях и городском, и областном.

Я перебрал и проверил не один десяток бывших сотрудников и даже Кондровского и, наконец, совершенно точно определил его.

Пять лет назад ушел из управления Бурцев. Первое время он обеспечивал безопасность какой-то крупной фирмы или денежного туза. Но положение шестерки его не устраивало. Приглядевшись к порядкам в том мире, куда он попал, Бурцев понял, что с его связями, с одной стороны, в среде сотрудников милиции, а с другой — преступников, можно горы воротить. И он, не будучи хозяином денег, стал хозяином положения, а потом уже и денег. Он ловко стравливал уголовников друг с другом: честных воров старой закалки — с новыми, не признающих старых правил; местных с кавказцами; руками уголовников устранял конкурентов, а самих уголовников, силами своих ребят, которыми руководил Марущак.

Взрыв в „Арго“ — один из эпизодов деятельности Бурцева. Принести спичечный коробок ГМДТ в офис „Арго“, взорвать его при помощи радиосигнала, сделать владельца фирмы более сговорчивым, а заодно и показать зубы всем, кто не желает выполнять его требования — вот его цель.

Пытаясь найти концы взрыва в „Арго“, я искал Витю Буклеева, чтобы, арестовав его, вырвать у неизвестного кукловода жало. Но потом понял, что ошибался. Арест Буклеева ничего бы не дал. Нужно было устранять кукловода. Без него, без его денег, без умелого руководства вся пирамида долго не просуществует.

Я долго думал, как выйти из этого тупика, в который я сам себя загнал. Объявить всем, что я убил Марущака, и тем самым спасти Пузановского, который, конечно, сволочь порядочная, но все же к убийству Марущака отношения не имеет. Пойти к начальству, значит, попасть в психушку, потому что этому не поверят, так как не захотят поверить. Всем лучше, если убийцей будет уголовник. И опять же, сообщи я об этом, ушел бы от ответственности Бурцев, главный организатор убийства Любани. Поэтому я решил одним выстрелом убить двух зайцев: спасти Пузю от расстрела и вывести на чистую воду Бурцева с товарищами. Я организовал ловлю этой рыбки на живца, а живцом стал сам. Я сообщил людям Бурцева, что у меня есть материалы расследования взрыва в „Арго“ и список людей из управления внутренних дел, которые, так или иначе, сотрудничают с Бурцевым. Чтобы все это выглядело правдоподобно, я предложил им купить материалы за деньги.