Олег Голиков - Крымский Джокер Страница 37

Отъезд отмечали шумно. Некоторым особо ретивым пахарям всё же выдали зарплату, равнявшуюся нескольким бутылкам водки. Но, в основном, все остались должны колхозу за харчи и дивный приют. Из чувства солидарности счастливые обладатели нескольких купюр немедленно отоварили их в сельпо и устроили небольшую попойку.

Пили все. Даже преподаватели у себя в каморке. Безумная радость возвращения домой, которое было куплено безвестной покалеченной героиней, охватила весь народ. Неужели скоро можно будет интеллигентно оправляться в унитаз типа очко, а не блуждать по лесополосе, натыкаясь на кучи дерьма и стыдливые стайки студенток?

Вперёд, к знаниям и стипендии! Долой сельское хозяйство во всех его уродливых формах!

И погрузившись в автобусы, толпа одичавших дурно припахивающих студентов распрощалась с кошмаром по имени «колхоз».

Чтобы лучше понять моё внутреннее состояние в начале самостоятельной жизни, нужно представить себе оживший клубок шерстяных ниток разной плотности и толщины, застрявший глубоко в пищеводе. Конечно, крутило меня неслабо. Здесь и ранний романтизм с учащающимися на глазах полупьяными совокуплениями. И потребность уйти из жизни молодым не ради красного словца. И невероятная тяга к совершенно непонятной науке под туманным названием «высшая математика».

И рано проснувшись с похмелья, и сидя на парах в универе, и вечером, в конце коридора, с тридцатой папиросой в давно не чищеных зубах — всегда и всюду присутствовал физически ощутимый зуд в грудине.

«Надо что-то ещё… Что-то идёт не так…Это не моё… Почему я жив?.. Зачем трезв?

На хера так нажрался?…Кто это спит рядом?…Дайте курнуть…Нет-нет…Не надо!

Кто это, боже? Теорема Коши-Вейерштрасса…Что за дебилизм так писать конспект?.. Какого члена надо декану?…Где бабки, бля? Вчера ещё были…Классная задница у этой козы…Херня — прорвёмся…Жаль будет маму. Когда повешусь…»

Такая несусветная чушь вплеталась в мои дни и ночи первых месяцев учёбы. Обстановка в нашей комнате в общаге была, мягко говоря, не совсем здоровой. Трое пьющих и не брезгующих лёгкими наркотиками молодых людей с неадекватной психикой, отягощённых непростыми зачётами и экзаменами.

Длинный (Шурик), Толстый (я) и Бородатый Игорь. И четвёртый — комсомолец, с гипертрофированным желанием жить, учиться и работать, Витя Молибог. За одну такую фамилию, казалось, можно убивать. Но мы крепились как могли. А Витя продолжал пить нашу кровь, добросовестно назначая дежурных и ответственных за варку супа из дерьма.

Нас не любили, и это понятно. Как можно любить человека, из башки которого девочки, сидящие в аудитории на задней парте, все три пары вынимают перья от подушки и строительный мусор. И где же это ты спал, дружок?…

Хотя справедливости ради нужно отметить — не любил нас актив. То есть послушная комсомольско-студенческая биомасса. Девочки более свободных взглядов и ребятишки с идиотизмом (не путать с дебилизмом) в глазах, неустанно тянулись к нашей троице.

Ещё бы! Кто с таким изяществом может прятаться в женском туалете от вахтёрши, если не Саша Длинный? А кто может внезапно сорвать со стены огнетушитель и полностью опустошить его на визжащую пьяную толпу? Правильно — только стрёмный Борода. И уж, конечно, никто не мог так орать Высоцкого с надувшимися жилами на горле и истеричными слезами, как гитарист Толстый.

Так за короткий период времени наша слава стала приносить нам свои горькие плоды. А именно: уж если кто и наблевал в коридоре — так это отморозки из двести тридцать восьмой комнаты. Неважно, что в это время мы честно дули план в подвале, а потом там же и заснули. И если поражённые уборщицы находили остатки сожжённых денег, они конечно не знали, что это следствие наших долгих ночных бесед на тему творчества Анатоля Франца и бренности злата. А кто, бля, разбил в щепки комнату соседей и потом уехал в Ялту на рогатом троллейбусе? Чтобы там под сенью кипарисов ужраться до поросячьего визга? Да — признаю… Я и Саша.

Там же, в Ялте, я прочитал свою первую настоящую книгу.

Герман Гессе «Степной волк». За одну ночь. Это было серьёзно.

В школе я отличался неуемной тягой к чтению, и за время учёбы прочитал всех классиков русской литературы. Неплохо знал мифы Древней Греции. Ну, одним словом, всё, что было доступно мне в качестве небольшой стандартной домашней библиотеки.

Но Гессе…Это было ни на что не похоже. Для меня, шестнадцатилетнего неврастеника в расцвете полового созревания, эта книга явилась настоящим откровением. Там както круто сочетался романтизм с метафизикой самоуничтожения. Как раз то, что мне было тогда нужно. В точку!

Не скажу, что это прибавило мне оптимизма в жестоких испытаниях молодого организма на прочность различными химическими ингредиентами. Но глаза мои немного приоткрылись. Оказывается, есть писатели и книги, которые явно помогают приподнять занавес внутреннего мира. Позже, я у того же Гессе узнал, что эта граница называется «майя». Это меня наполняло новыми веяниями и надеждами. И, конечно же, прибавило шарму в общении с женщинами.

«Ибо… Ибо… Ну, если… Понимаешь, — всё не так просто… Нет-нет…Что ты… Загляни глубже. Через мириады звёзд вглубь себя… Там я, и множество других весёлых и грустных картинок. Смотри же… Ну…Это просто и сложно… Да нет, — жизнь моя как и твоя…Полна…Пуста… Рядом… Вместе… Давай….Ну… Пожалуйста… Ну… Вот… так…хорошо…Йе!»

Примерно так.

А однажды произошло событие, которое рассекло мою первокурсную жизнь надвое. До и после.

Саша Длинный вообще был нашим, так сказать, домашним доктором. Это он добывал чудные пилюли, которые надо было запивать пивом, чтоб шарахнуло по мозгам не по-детски Или не запивать ничем вообще, а просто подолгу держать их под языком. Это он приносил, похожую на зелёный чай, странную травку для совместных воскурений и медитаций. Это добрый Шурик доставал различную дрянь и заставлял варить из неё сомнительное варево, которое лично мне кроме бешеной изжоги ничего не приносило. И всё это оттого, что наш очкастый волшебник жил в Ялте, которая была всекрымским центром метафизики и ебанутости, приправленной наркоманией, во времена застоя и перестройки.

Но на этот раз он превзошёл себя.

Пятновыводитель.

Однозначно!

Какой ужас!

Но какое волшебное название было у этой жидкости — «Сополз»! Маде ин Прибалтика.

Именно название хотелось вдыхать в себя до бесконечности. Но то, что было внутри небольшого пузырька в форме конуса — позвольте! Минуточку! Может это вредно? Да хер с ним — как дышать-то?..

Оказалось, механизм употребления чудодейственной жидкости таков. Бутылочка с пятновыводителем ставится посредине комнаты. Господа желающие подходят по мере надобности с носовыми платочками или чистыми тряпочками, смачивают их, и укладываются на кровать (чтоб не грохнуться на пол, когда прицепит). Вдыхают глубоко и важно. Ну а там — как попрёт. И попёрло, надо заметить, круто…

Сначала я боялся отдаться этому чувству отъезда. То есть, после третьего глубокого вдоха моё тело загудело, как-будто на него накинув мелкую сетку от кровати, подвели небольшое напряжение. А после следующей задержки дыхания, моя телесная оболочка вообще собралось свалить от хозяина — медленно и аккуратно въехала в стенку. И тут началась такая тусовка, от которой мне до сих пор не по себе. Моё «Я» было представлено в какой-то геометрической форме. И самое интересное — стойкое ощущение, что я не первый раз в этом тёмном замкнутом пространстве. Скажу больше — кроме меня-мудака здесь было ещё несколько похожих, но других сущностей. И они тоже в форме каких-то геометрических тел, но все разные. Но самое неприятное, что только въехав в это странное место, я понял, что меня здесь давно ждут. Более того — что без меня народ, собравшийся здесь, не может разойтись. То есть сквозануть как можно быстрее из этой стрёмной ловушки.

Только лишь я подвалил — началось радостное движение — и все заспешили на съёб. Я тоже заспешил, потому что хоть и прикольно без привычного толстого тела быть какой-то геометрической хуетой, но страшновато с непривычки. Но как я не спешил — все мгновенно вырвались на свободу, а я не успел. И я остался там один! Это вселило НАСТОЯЩИЙ УЖАС!

Не знаю, сколько это длилось по времени, помню, что третий раз мочить свою тряпочку я не стал — хватило ощущений под завязку. Я лежал тихо и молча, и думал над случившимся. Бородатый с Сашей ещё делали подходы к бутылочке. Но я был в полной прострации от «увиденного». Или почувствованного? Или пережитого? Хотя, какая разница. Не было ничего, кроме удивления и горечи, что меня так жестоко обманули в той тёмной комнате.