Лесли Горвиц - Формула смерти Страница 19

Время превратилось в злейшего врага и еще по одной причине: по мере того как одна неделя сменяла другую, шансы выйти на нужных свидетелей и установить местонахождение Джинни Карамис катастрофически уменьшались. Ожидая каждый день новостей, пусть плохих, — неизвестность еще хуже, — он надеялся, что вскоре узнает из средств массовой информации о проводимом федеральными властями расследовании финансовых афер с переводом денег с одного счета на другой, но — ни единого упоминания в прессе и по телевидению. Возможно, федеральные инспектора проводят его в глубокой тайне, чтобы в последний момент, когда все доказательства будут собраны, предъявить обвинения. А вдруг Колин все это выдумал?

Внимание прессы и публики сосредотачивалось на всем, что касалось пресловутого Мясника — ни одного упоминания о бесчестных финансистах с Уолл-стрит. Все с содроганием ожидали, что вот-вот в самом невероятном месте вдруг обнаружится расчлененный труп или какие-то его части. Мало кто верил, что полиция города Нью-Йорка способна обнаружить и обезвредить сумасшедшего маньяка. Те, кто еще не стал жертвой, превратили эту щекочущую нервы тему в предмет разговора, и даже совершенно незнакомые люди перебрасывались фразами по поводу «кровавого извращенца».

Майкл то и дело встречал таких людей, более того, они советовали ему на время забыть о смерти брата, уверяя, что летом жизнь замедляется, многие разъезжаются в отпуска, найти того, кто нужен, очень трудно, поэтому на вещи следует смотреть проще, например, ездить загорать на пляж, а после Дня Труда браться уже за дело, имея больше шансов на успех.

Когда подошло время встречи с Амброзетти, Майкл мучился сомнениями: может, не стоит этого делать? Фаррелл, узнав, что за его спиной подыскан другой детектив, взревет от гнева. Однако, поразмыслив, он решил, что ничего не теряет в любом случае, а уж гнев Макса перенесет.

Амброзетти сам предложил ему встретиться где-нибудь по соседству с Бранденбергом. Из последующей беседы Майклу так и не удалось выяснить, есть ли у детектива постоянный офис.

— Мне приходится много времени бывать на ногах, но вы меня всегда найдете, — сообщил ему Амброзетти, для Майкла эти слова прозвучали не слишком утешительно.

Хотя Амброзетти назвал приметы, чтобы его легко узнать, Майкл не ошибся бы без всяких описаний: в баре Мак-Нэлли за самым последним столиком сидел единственный посетитель, не толкавшийся у стойки, где по телевизору транслировался футбольный матч, — толстяк пятидесяти лет с длинными седеющими волосами, в саржевой куртке, которая была ему явно мала, с мешками под черными глазами, напоминавший по внешнему виду пьяницу. Когда Майкл сел за его столик, Амброзетти, обливаясь потом, сказал почти извиняющимся тоном:

— Стараюсь воздерживаться от горячительного.

И действительно, перед ним одиноко стоял стакан фруктового сока. Говорил он немного в нос, так произносят слова выросшие на улицах Нью-Йорка.

Они поговорили о Стопке, которого Амброзетти помнил постоянно нуждающимся в деньгах пьяницей, да к тому же еще и бабником, хитрость и сообразительность которого люди недооценивали.

— Он рассказывал, что вы вернули его беглую жену, вернее одну из них.

— Нетрудно вернуть жену, и не только ее, — сказал Амброзетти с такой убежденностью в голосе, что Майкл ему сразу доверился. — Вы сообщили по телефону, что дело касается убийства вашего брата?

— Официально это преподнесено как самоубийство.

— А вы этому не верите?

— Я узнал, что брат влип в одну скверную историю, но не верю, что он мог решиться на самоубийство, даже попав в трудное положение.

— Так. И что за скверная история?

Майкл ввел в курс дела Амброзетти относительно нелицеприятных делишек брата, рассказал о встрече с судьей Ватерманом, о том, как вышел на сыскное агентство Рэя Фонтаны. Он ждал от Амброзетти какой-то реакции, но тот оставался невозмутимым.

— Знаю, кто такой Фонтана, — только и произнес он, но из этих слов и, главное, из того, как они прозвучали, Майкл заключил, что Амброзетти не очень-то высокого мнения о Рэе.

— Хочу быть с вами откровенным, — сказал Майкл, закончив повествование. — Не хотите браться — в претензии не останусь. Не уверен, что агентство Фонтаны заинтересовано в моем деле, и если в ближайшее время Фаррелл не представит доказательств серьезности своих намерений, придется с ними расстаться. Но пока подожду еще немного и посмотрю, что к чему, а потом свяжусь с вами.

— Не вижу смысла ждать, — заявил собеседник. — Скажу так, можете нанимать хоть дюжину детективов, вот только кто окажется на высоте?

Он ничуть не сомневался, что на высоте окажется он, Амброзетти.

— Вы видели заключение судмедэкспертизы?

Майкл кивнул головой:

— Видел, но копии у меня нет.

— Это не проблема. Они имеются в архиве. А как насчет результатов химической экспертизы?

— О чем вы?

— Эта экспертиза проводится на предмет остаточных веществ сгорания пороха: парафин, сурьма и еще что-то. Таким образом определяется, стрелял ли человек из огнестрельного оружия или нет. Они должны были проверить обе руки Алана.

— И если бы эта экспертиза имела положительный результат?

— Тогда ничего не попишешь: ваш братец застрелил себя самолично. Иногда люди стреляются, хотят этого или нет их родственники.

— Откровенно сказать, не знаю, проводилась ли такая экспертиза.

— Тогда это еще один вопрос, который предстоит прояснить, — Амброзетти делал записи в блокноте. — Что известно об этой женщине, кажется, Карамис, о которой вы упоминали?

— Не знаю, где она, и не имею представления, как найти.

— Насколько я понял, ею, почти уверен, интересуются и другие. Возможно, мне удастся напасть на ее след, — Амброзетти захлопнул блокнот. — Теперь о гонораре…

— Много предложить не могу.

— Тогда сделаем так. Даете для начала, скажем, три сотни долларов, а дальше будет видно. Идет?

Майкла это устраивало. Триста вполне потянет.

Он какое-то время оставался в баре после ухода Амброзетти — привлекла оставленная кем-то на столе газета: Берни Кук в своей колонке яростно поносил полицию и призывал мэра подыскать комиссара получше, кто сможет освободить улицы города от торговцев наркотиками, грабителей, хулиганов и другой сволочи, превратившей улицы Нью-Йорка в свои частные владения. Газета пестрела множеством объявлений о предпраздничной распродаже товаров. За всеми заботами Майкл забыл, что приближался праздник, Четвертое июля[5], который никогда его не радовал — он не любил такие дни, ставшие для многих людей удобным предлогом побездельничать, а у него не было причин предаваться ликованию. На пятнадцатой странице его внимание привлек заголовок, гласивший:

Не дочитав до конца первое предложение: «Тридцатидвухлетний брокер из фирмы „Колони Сэксон Секьюритиз“ утонул вчера в Квоге, Лонг-Айленд…», он уже знал, о ком идет речь. Покойный, говорилось дальше, заплыл слишком далеко. Будто торопился, уплыть в Ирландию, как съязвил один из свидетелей.

Глава 14

Манхэттен давным-давно забыл, что со всех сторон окружен водой: огромные океанские лайнеры и грузовые корабли перестали сюда заходить, и здешние доки и пирсы пришли в полное запустение. Обширные пустынные пространства, протянувшиеся вдоль Вест-Сайда, превратились в пристанища бездомных бродяг и безнадежных сумасшедших.

В конце Четырнадцатой улицы, когда идешь в южном направлении, виднелись старые пирсы, далеко выдававшиеся в Гудзон. Из-за крайней ветхости находиться на них было опасно, о чем свидетельствовали установленные вокруг щиты с предупреждающими надписями и заградительные барьеры. Однако беспечные солнцепоклонники, не обращая внимания ни на надписи, ни на барьеры, облюбовали их для принятия солнечных ванн и частенько со своими одеялами и радиоприемниками появлялись здесь. Пирс, которым заканчивалась Мортон-стрит, служил местом сборищ как мужчин, так и женщин, зато другой, в конце Бэнк-стрит, принадлежал только мужчинам, о чьих сексуальных наклонностях знали близлежащие районы. На самом краю пирса они чувствовали себя настолько свободными, что разгуливали совершенно голыми, шокируя наготой пассажиров проплывавших мимо яхт и экскурсионных катеров.

Субботним днем, в начале лета, здесь появился молодой человек, влекомый тем же извечным инстинктом, с перекинутым через плечо одеялом и книгой в руке, которую и не собирался читать, отлично зная, что его появление взволнует всю здешнюю компанию и разожжет в каждом из мужчин страстное желание. Притворяясь безразличными, они краешком глаза следили за передвижениями незнакомца. Их реакцию на его появление можно было предсказать заранее. Взволновались мужчины не потому, что он превосходно сложен и красив лицом, речь шла о другом: обладая таким красивым телом и выставляя его напоказ, юноша вселял в их сердца трепетные надежды, давая понять, что любой из них может, пусть на короткое время, обладать им.