Светлана Воинская - Поцелуй Валькирии Страница 32

— Умненькая девочка, — он перебирал локон за локоном, играл ими, и Адель чувствовала холод его пальцев. — У меня к тебе какая-то болезненная привязанность. Я очень бережно относился к тебе, ведь моя жена тоже беременна, в такой период мужчины поистине трогательны. Но ты сама все испортила, — он гладил ее по волосам. — Зачем ты полезла во все это?

— С берега океан не поймешь, — неопределенно ответила она. — Мы впервые встретились в магазине, и твое лицо показалось мне знакомым. Через некоторое время я вспомнила, где мы виделись. В Иерусалиме. За два дня до убийства Фольке, — она говорила быстро, чтобы успеть до новой схватки. Схватка! Борьба с самой собой, со своим ребенком. Она устала драться. — Двое шведов последовали за мной в Нью-Йорк, неожиданно появляешься ты — организатор слежки. И вскоре у меня появилась твоя фотография — бродвейский фотограф некстати запечатлел нас рядом.

Ее догадки подтвердил портье «Эдисона», когда она показала ему карточку:

— Этот человек появлялся здесь?

Тот кивнул.

Она клюнула на искусство мастера татуировки и попала в смертельную ловушку, выстрел в окно должен был завершить дело. Адель чудом избежала пули. Все это время она терялась в догадках, зачем Эрику ее жизнь. Вопросы привели ее в Стокгольм.

Еще в больнице кое-что прояснилось. «Представьте себе избалованного принца, — говорил доктор, — который считает, что все другие недостойны существования. Но он забыл, что все другие — тоже принцы».

После бабушка Эрика София ненароком просветила ее: лучшие кандидатуры на шведский престол убиты или женаты на хорошеньких простушках. Остался Густав. Бах! На Бирке, среди раскопов Адель представила, как осыпается земля, погребая в разрытой археологами яме изуродованное тело принца. И что будет дальше? Ей захотелось это выяснить. Брат Густава Вильгельм не имеет наследника — Леннарт женат по любви, у другого претендента Карла незаконнорожденный сын, а Евгений по замыслу должен отказаться от трона ввиду участия в убийстве беременной немки. Происшествие планировалось запечатлеть на кинопленку.

Фольке слыл умнейшим человеком современности, он быстро понял причину череды удачных смертей и скоропалительных браков и был убит.

Отделив светлые прядки, Эрик обвивал ими свои пальцы, переплетал спиралями и косами кельтского узора — креста на своем плече.

— Ты догадалась о Кене?

О Кене София нечаянно подсказала ей. Все разъяснил фотоальбом и детский снимок. Маленький Эрик играет с будущей женой Кристиной, а из-за дерева за ними наблюдает мальчик, его глаза сощурены от солнца… Или это глаза японца? В памяти всплыл рассказ Эда: Кена приютил какой-то богач, взявший мальчика-трюкача в наперсники избалованному сыну. Адель решила проверить догадку и перерыла старые игрушки Эрика, среди которых нашла грубую копию созданного Кеном автомобиля, точнее его несовершенный прообраз.

Все стало на свои места. Пытались убить не ее! С самого начала следили за Кеном, преследовали в Иерусалиме, в Нью-Йорке, ее пленением заманивали к якудзе, стреляли в окно. Вот почему Яса увидел в его кабинете нотариальные документы — Кен пытался все продумать на случай своей смерти.

— Поразительно, ты ждешь ребенка и моя жена тоже — даже здесь мы с Кеном соперничаем.

Адель не собиралась ему объяснять, кто отец ее сына.

— Я так измотан, мои нервы уже не выдерживают этого напряжения. Неприятности растут как снежный ком. После авиакатастрофы вдруг взялся Фольке, после Фольке — Кен, теперь ты… и потянула за собой Евгения. Когда же все это кончится? — и сам ответил: — Скоро это прекратится, и начнется спокойная волшебная жизнь. У меня родится сын, я стану отцом и каким отцом! Сын будет гордиться, восхищаться своим папой. А папа никогда не будет обижать, оскорблять, унижать сына. Не будет наперсников-слуг, только и рвущихся любым путем завладеть симпатией всего семейства, ухватить долю наследства. Я допущу к нему только друзей его круга… Все будет хорошо, Адель. Все будет хорошо.

— Не нужно прощаться со мной, — Адель выдавила улыбку. — Я не умру. В королевской библиотеке я оставила для Густава письмо.

Эрик затряс ее плечи.

— Где? — потом ухмыльнулся. — Я выпотрошу все полки!

Адель перестала дышать — ее тело сжалось, несколько минут она ничего не видела и не слышала, погруженная в боль. И когда та отпустила, заговорила скорее:

— Помнишь, нас сфотографировали на Бродвее? Неделю назад я отправила карточку твоей жене. С той поры за мной везде следует ее детектив — моя охрана. Я знала, если со мной что-то произойдет — он непременно сообщит Кристине. Детектив видел, как меня втолкнули в машину у собора. Скоро твоя жена будет здесь.

Адель надеялась, что под маской Эрик побледнел.

— Кристина? Ее не пропустят. Она не сможет попасть сюда.

Да, та самая Кристина, которая десять лет назад пожалела его после попытки самоубийства. Все было неплохо рассчитано. Ингрид вовремя вошла в спальню, чтобы позвать сына на любимую радиопередачу, да и доза снотворного вовсе не была смертельна. Записка «Кристина, прощай!» наделала много шума. И девушка из хорошей семьи Кристина выбрала Эрика, а не Кена.

— Нет, Адель. Все должно кончиться хорошо. Я так устал! Все прекратится, вот увидишь.

— Кен здесь, — прошептала она. — Я подарила ему венецианскую маску с длинным носом, он перекрасил ее в черный цвет. Я узнала ее.

Там, в зале, когда отошли воды, она в отчаянии произнесла: «Тасукэтэ!»[38], и карнавальная маска кивнула ей.

Щебень заскрипел под ногами Эрика. Ушел? Убьет ее? Все равно. Лишь бы оставили ее одну, наедине с болью, не мешали. В голове возник голос старого хари:

— Эта боль благостная. Это процесс рождения, который всегда связан с болью. Мы должны постоянно испытывать боль, ибо все истинное в этой жизни через боль.

Адель словно видела себя со стороны. Вот она садится за столик в европейском ресторане Иерусалима под мелодичный шепот фонтана и хрустальные звуки арфы, оглядывает декор, посетителей. Веселый разговор за соседним столиком, благоухание цветов. Адель отказывается от карты вин, открывает меню, официант подобострастно кланяется. По углам — отгороженные резными панелями диваны, она замечает броско одетого мужчину — тот вдыхает букет прозрачного вина, скользит взглядом мимо. Теперь Адель узнает его. Эрик. Перед глазами пробегают строчки меню, за их кружевом — уголек в полумраке ресторанной кабинки. Собеседник Эрика стряхивает с сигареты пепел.

— Например, эта, беленькая. Ты на кон ставишь долю наследства, я — слово, что Кристина не узнает о моих изменах. Тебе ведь не хочется, чтобы она была несчастна? Ты ведь до сих пор любишь мою жену? — Эрик попробовал вино. — Хочется меня убить? Молчание у японцев означает согласие или отрицание? Или бродяжка, которого приютил мой отец, выполнит обещание? Клятву, данную на смертном одре — что оградит меня от неприятностей? Ты верен слову?

— Тебе виднее, — коротко бросил японец.

— Кстати, зачем ты приехал? Хотя можешь не говорить. Ведь у Фольке мания преследования, ему повсюду мерещатся снайперы. И он позвал Кена, домашнего любимца… Который умеет рассчитать эффективность удара в зависимости от времени дня! Так как тебе беленькая? Пари? Правда, арийский тип лица теперь не в моде…

Эрик любил спорить на женщин, и Кен знал об этом. Но сейчас дело было в ином.

— Читаю твои мысли, — продолжил Эрик. — Узнав о моих изменах, Кристина, наконец, избавится от меня, — он улыбался. — Развод? Разве я могу допустить это? Моя политическая карьера не позволяет. Кристине жить со мной до гроба. До гроба. Освободиться друг от друга мы сможем, только… овдовев! — в его смехе слышалась угроза.

Адель медленно без аппетита ела салат, когда мужчина, любитель ярких акцентов в одежде, остался за столиком один. Через полчаса к нему присоединились двое евреев, неодобрительно глянувшие на белый костюм, привлекающий внимание. Адель услышала имя — Исхак. Исхак Шамир.

Назавтра убили посланника ОНН, члена шведской королевской семьи. И в своем номере Адель слушала радиоприемник.

Эрик прекрасно знал, на кого указал Кену. На арийку, которую повесят на первом же гранатовом дереве, — прекрасный кандидат на роль убийцы посла ООН. Почему Кен засомневался? Почему отбил ее у отряда израильтян? Своим выбором он подставил себя под удар. Отныне он стал опасен Эрику.

Ночь и боль не кончались, святая Вальпургия не могла помочь Адель. Ведьмы собрались на горе Броккен, устроили вечеринку. Перед Адель проплывали события последних месяцев.

Вместо Турина Кен полетел в Стокгольм, к Густаву. Он заметил слежку, но не мог рассказать наследнику то, что знал, и просто советовал увеличить охрану и подобрал телохранителей.

Мог ли японский ребенок оказаться в шведской королевской семье случайно? Ребенок, который умеет бесшумно передвигаться и убивать нажатием пальца. Не странно ли, что после десятка лет на чужбине он легко отыскал в разрушенном Токио свою сестру, наладил связи с человеком-горой и получает более чем конфиденциальные поручения? Что, встретив Адель в Иерусалиме, быстро разузнал ее настоящую фамилию? Его вырастили для шпионажа. И он прекрасно знает, что такое долг. У Кена тоже не было детства. Он до сих пор играет «в машинки», играет по-своему, отказываясь от привычных для него методов постижения секретов. Это испортило бы ему удовольствие. Он слишком хорошо знает, что такое шпионаж. Слишком хорошо.