Федор Раззаков - Шакалы из Лэнгли Страница 67

– Жуткие случаи, о которых вы упомянули, совершенно не характерны для наших дней, – продолжал негодовать прокурор. – Это предания глубокой старины, времен, которые давно миновали.

– Как бы мне хотелось верить в то, о чем вы говорите, синьор прокурор. В противном случае может пропасть всякая охота посещать ваши увеселительные заведения. Как, например, можно спокойно пить вино и есть «Пепперони» в каком-нибудь ресторане «Джулия» в римском районе Монтеверде, подозревая, что это заведение, может быть, воздвигнуто на чьих-то костях. У людей может пропасть всяческий аппетит.

– Леонид Сергеевич, мне кажется, вы отвлеклись от главной темы нашей встречи, – вновь подал свой голос консул. – У вас будут какие-либо просьбы в связи с возникшей коллизией, в которую вы оказались вовлечены?

– Конечно, будут. Мне хотелось бы попросить российское посольство позаботиться о передаче моего дела в римскую юрисдикцию. Вы видите, как предвзято настроен здешний прокурор в отношении меня, хотя ему неизвестны полные обстоятельства моего дела. Поэтому можно себе представить, как будут настроены прокуроры из Казал-ди-Принципа, которые обвиняют меня в совершении тяжких преступлений. Мне кажется, римское правосудие будет наиболее объективным в данных обстоятельствах.

– Хорошо, мы обязательно рассмотрим этот вопрос, как только вернемся в Рим, – пообещал консул.

– Есть ли у вас, Леонид Сергеевич, какие-нибудь претензии к своему содержанию здесь? – вступил в разговор до этого все время молчавший представитель посольской резидентуры.

Встретившись с ним взглядом, Корецкий догадался, что тот понял тайную подоплеку его экскурса в мафиозную тему и теперь пытался вызвать на новые откровения. И они не заставили себя ждать:

– Я абсолютно удовлетворен условиями содержания в местной квестуре. Со мной обходятся вполне вежливо. Камера, куда меня поместили, уютна и чиста. Кормят здесь тоже вполне сносно. Конечно, подают здесь не такие деликатесы, которые я имел счастье вкушать в том же ресторане «Джулия» в Монтеверде, но я надеюсь, что когда туман над моим делом окончательно рассеется, я воспользуюсь возможностью неоднократно посетить тот ресторан и с удовольствием вновь отведаю тамошние блюда. Причем приду туда не один, а с моим хорошим знакомым, американским бизнесменом Саймоном Янгом, которому этот ресторан дорог как память. Ведь он стоял у истоков его создания и даже имя ему выбрал неслучайное, а в соответствии с одной историей, которая произошла в его жизни в самом начале этого тысячелетия.

– Ваше время истекло! – вновь подал голос прокурор, предварительно взглянув на часы. – О дате и месте следующего свидания вас известят в надлежащее время.

Когда посольская миссия вышла из квестуры, консул недоуменно пожал плечами:

– Его обвиняют в тяжких преступлениях, а он вздумал рассуждать о ресторанных деликатесах.

– Думаю, на него слишком сильно повлияла вся эта история, – попытался успокоить своего коллегу сотрудник резидентуры. – Но в любом случае в одном он прав: здешнее правосудие может быть предвзятым. Поэтому надо поторопиться в Рим, чтобы запустить процесс по переводу нашего коллеги под столичную юрисдикцию.

Между тем, в отличие от консула, начальник полиции воспринял экскурс Корецкого в мафиозную тему иначе. Сопровождая российского гостя в камеру, полицейский заметил:

– А вы хитрец, синьор Ветров, умеете говорить о важном с помощью околичностей.

– Что вы имеете в виду? – Корецкий замедлил шаг, умело изобразив на лице недоумение.

– Шагайте, шагайте, – тронул его за плечо полицейский. – Я вам не болван-прокурор, которого можно обвести вокруг пальца, как мальчишку. Однако мне глубоко наплевать на ваши тайны, я хочу лишь одного: чтобы ваши коллеги побыстрее забрали вас из нашего города. Потому что охранять вас и одновременно вашу спутницу мне будет проблематично.

Москва, квартира Кондратьева

Ожидая в своем кабинете звонка от Жмыха с результатами наблюдения за тайником в Медведково и опроса друзей Жолташ, Кондратьев щелкал телевизионным пультом, пытаясь отыскать в эфире нечто для себя интересное. Однако по всем каналам шел привычный набор воскресной развлекухи, которая редко когда привлекала генерала. Он отдавал предпочтение политическим ток-шоу и документальным фильмам, которых в этот момент в сетке телевизионного вещания не оказалось. Как вдруг в одной из новостных программ его внимание привлек разговор тележурналиста с неким импозантным российским дипломатом средних лет о сирийских событиях. Поскольку Кондратьев включил сюжет где-то в середине, ни фамилии дипломата, ни его должности в системе российской власти узнать было нельзя. Но говорил он, по мнению Кондратьева, весьма дельные вещи.

На вопрос журналиста о том, что вряд ли можно назвать случайной сегодняшнюю позицию российского руководства по поводу происходящего в Сирии, дипломат ответил следующее:

– Действительно, всем в мире известно, что Сирия давно является нашим надежным союзником в арабском мире. Мы еще с советских времен выстраивали с этой страной тесные дружеские отношения. Продолжаем это делать и теперь. В 2010 году Дамаск с первым в истории официальным визитом посетил президент России. Поэтому нам не может быть безразлична судьба сирийского народа, который оказался сегодня в весьма сложном положении.

Далее вопросы и ответы следовали один за другим:

– В чем же заключается особая позиция российского руководства в разрешении сирийского конфликта?

– Российское руководство настойчиво призывает обе конфликтующие стороны найти компромисс и сесть за стол переговоров. Но эти попытки до сих пор не имеют успеха. Вернее, на них соглашается только одна из воюющих сторон – правительство в лице президента Сирии Башара Асада. Что касается его противников, то они продолжают делать ставку на силовое решение конфликта. Причем ведут себя преступно: стреляют по полицейским и солдатам, прикрываясь толпой женщин и детей.

– Но Запад недоволен нашей позицией в ООН, тем, что мы блокируем его попытки поставить Сирию на колени. Может быть, нам все-таки стоит пойти навстречу Западу?

– Голосуя таким образом в ООН, мы не хотим повторения в Сирии ливийского сценария, где при санкционированной ООН поддержке войск НАТО и с разрешения Совета Безопасности оппозиция смогла свергнуть режим Муамара Каддафи, но стабильность восстановить так и не удалось. Зачем нам еще один кровоточащий и нестабильный анклав на Ближнем Востоке?

– Но не кажется ли вам, что, потерпев неудачу в ООН, Запад захочет использовать другие методы, чтобы свергнуть законную власть в Сирии, что в итоге приведет к еще большей эскалации напряжения?

– Я уверен, что именно это сейчас и происходит, методы действительно подыскиваются. Но наша позиция все равно останется неизменной. Мы дорожим своей репутацией. Знаете, что сейчас говорят о нас на Ближнем Востоке? Что Москва сохраняет свое лицо, не продавая бывших союзников, партнеров и сателлитов, как это стало можно в последнее время на Западе. И знаете, какая поговорка появилась у арабов в отношении Америки? Быть врагом США опасно, но быть ее другом опаснее вдвойне.

На этом месте в передачу вторглась реклама, которая заставила Кондратьева переключиться на другой канал. А когда спустя несколько минут он вновь попытался вернуться к беседе тележурналиста с дипломатом, было уже поздно – передача завершилась. Поэтому ни имени интервьюера, ни его должности генерал узнать так и не успел.

Выключив телевизор, Кондратьев взглянул на настенные часы: они показывали пять часов вечера, а звонка от Жмыха так и не было. Чувствуя, что в ближайшее время никто ему так и не позвонит, Кондратьев решил вернуться домой. Эта суматошная неделя далась ему слишком тяжело, а впереди, судя по разворачивающимся событиям, ждала не менее насыщенная семидневка – надо было успеть отдохнуть.

Однако едва генерал переступил порог своей квартиры в доме на площади Восстания и захлопнул дверь, как в портфеле, брошенном им при входе на банкетку, заиграл мобильник. Судя по мелодии – это был «Пер Гюнт», – звонил Жмых.

– Федор Иванович, тайник ожил, – не скрывая радости, оповестил своего шефа Глеб Сергеевич. – И знаете, кто его оживил? Сергей Геннадиевич Листопад.

– Незадачливый кавалер Жолташ? – вырвалось у Кондратьева.

– Он самый. Вы сейчас где?

– У себя дома.

– Тогда через полчасика я буду у вас, привезу видеозапись выемки тайника.

Пока Жмых добирался до квартиры Кондратьева, генерал успел сделать яичницу с помидорами, порезал свежих огурцов, вскипятил воду в чайнике. И все это время непрерывно думал об услышанной новости. Она оказалась по-настоящему неожиданной и стала для генерала серьезной головоломкой. Несмотря на то что Сергей Геннадиевич Листопад входил в список людей, которых можно было заподозрить в сотрудничестве с ЦРУ, однако сам Кондратьев до сих пор был меньше всего склонен к тому, чтобы верить этим подозрениям в силу нескольких нестыковок. Во-первых, в тот период, когда был завербован «крот», Листопад хоть и находился в соседнем с Египтом Израиле, однако египетской визы в его паспорте не было, значит, в Каире он быть не мог. Во-вторых, он не был любовником Жолташ, хотя и питал к ней романтические чувства. Эту версию подтвердила соседка покойной, которая описала оперативникам совершенно другого мужчину, встречавшегося с Жолташ, который совсем не был похож на Листопада. Поэтому последний вряд ли мог быть причастен к ее устранению.