Николай Усков - Семь ангелов Страница 19

– О чем ты меня просишь, монах? Ты хочешь, чтобы я отдала им свое сердце. На, вырви его и кинь им, – и тут она, о Боже, порвала на своей груди тонкий шелк и показала мне свои тайны, от которых и сейчас туманится в голове. Слезы ее текли по нежным щекам, а в глазах была такая тоска и боль, что дал себе клятву отныне ее во всем защищать, сколь бы глупой и пустой она нам ни казалась.

По моему совету королева на следующий день покинула свой дворец, который все здесь называют Новым, и перебралась в более безопасный замок Яйца. Теперь расскажу, почему он так называется. Некогда Вергилий положил в основание замка яйцо, предупредив, что, когда яйцо разобьется, Неаполь падет. Чтобы не допустить этого, многие здешние короли не жалели сил, делая замок Яйца неприступным. Эта крепость – лучшая во всем королевстве. Стоит она на скале и со всех сторон окружена морем так, что королева могла чувствовать себя там в безопасности.

Не думал, что буду томиться без моей Клары, которая скоро родит. Каждую неделю пишу ей письмо и получаю ответ. Слава Создателю, Клара здорова и весела. Если дела позволят, хочу посетить Ашею, где живет она у своей матери. На стол и вино потратил десять флоринов из-за бурления соков, о чем уже писал. К стыду своему, тайно последовал пагубному совету Мордехая. Обретя короткое облегчение, решил отныне проводить время в посте, бичеваниях и коленопреклоненных молитвах, ибо, как учат отцы, только это спасает нас от телесного зуда. Нанес себе сегодня 25 ударов плетью. По малодушию своему не смог продолжать очистительного испытания. Томления, хоть и отступили ненадолго, вернулись опять с еще большей силой. Как прекрасны были мои времена в Авиньоне, когда не знал еще плотских искушений. Господин наш папа показывал нам много тайн и диковин во дворце своем, куда я хочу вернуться. Называл он это место нашим якорем, ибо таково значение его имени. «Сколь бы далеко ни отходил ты от этих мест, да притянет тебя якорь наш обратно в глубины любви», – повторял мне святой отец. Аминь.

Ашея, лето Господне 1346, месяца февраля 8-й день

Клара моя родила мальчика, которого нарекли при крещении Хуго. Я назвался его дядей. Младенец, хвала Создателю, здоров, упитан, жаден до молока и любопытен. Маленькими ручонками своими хватает он все, что у него в досягаемости, и цепко держит. Когда же пытаешься отнять, то начинает пыхтеть, румяниться и издавать обиженные звуки. Любимым его словом является «агу», будто зовет он пречистого агнца, которому всем нам надлежит служить. Привез я домочадцам множество подарков: золотые кольца и жемчуга, купленные для Клары у того Томазо Генуэзца за сто флоринов. Мешочек перца и резной сундук для матери ее. Уплачено двадцать флоринов. Ребенку же подарил золотой крест на цепочке да добрый отрез индийского хлопка. Уплачено десять флоринов. Клара сначала нашла ткань бедной, но затем обрадовалась ее необыкновенной нежности, которая принимает тельце младенца словно в любящие объятия. Неделю наслаждался я покоем в деревне, которая называется Ашея. Хотя место это христианское, есть здесь театр да капища поганые, за древностью почти разрушенные. Встретил там коз и творящих блуд подростков. Раньше призвал бы их к покаянию пинками да зуботычинами, но теперь, смягченный своею радостью, не стал даже окликать. Море у них не так смердит, как в Неаполе. Люди же добронравны, хотя уродливы и падки на сплетни. Надо будет купить моим приличное поместье подальше от этих мест, чтобы не шептались за спиной, когда идут они на рынок или в церковь. Подумал о господине нашем папе, которому по святости его не подобает иметь потомства. Сколь же печальна участь человека, лишенного счастья, хотя бы и тайного, которое теперь подарила мне моя Клара. Видимо, тем и объясняется любовь папы ко мне. Не зная, куда устремить щедрость свою, нашел в племяннике замену сыну.

Неаполь, лето Господне 1346, месяца марта 20-й день

Не раз возблагодарил Создателя за то, что уговорил королеву перебраться в замок Яйца, ибо в Неаполе нет больше мира. В столицу вошли войска Роберта из Таранто, чтобы силой взять Иоанну в жены, которая, как считал этот принц, его обманула. 6 марта 1346 года люди Роберта схватили сенешаля Раймунда, мавра, некогда служившего на королевских кухнях, а потом ставшего могущественным сеньором и военачальником. Зная здешний обычай устраивать из пытки публичное зрелище, я, не мешкая, поспешил к принцу Роберту. Властью, вверенной мне господином папой, убедил его поступить так же, как некогда сделала Иоанна с одним из преступников, а именно перед пыткой отрезать Раймунду язык, чтобы не смог очернить праведных, а только тех, кто, по справедливости, должен умереть. Думаю, Роберт внял нам, потому что боялся вызвать гнев господина папы, без благословения которого не мог он рассчитывать на брак с Иоанной[33]. Ведь стремился тот принц не к истине, а к власти над толпой и к имуществу тех, кого сможет обвинить и казнить. К радости нашей, все случилось так, как мы задумали. Нотариус, ведший допрос, прислушивался к мычаниям несчастного Раймунда, а потом провозглашал в толпу те имена, которые заранее назвал ему Роберт из Таранто.

Народ, распаленный зрелищем пытки, двинулся теперь к Новому замку, требуя выдачи мнимых преступников. Единственное, что меня удивило, среди имен, обреченных на заклание, не было нашего глупого Людовика. Полагаю, принц Роберт в очередной раз доказал отсутствие у себя ума, ибо нет у него в этом королевстве более страшного врага, чем собственный брат. Могли мы лично убедиться, что королева скорее вырвет свое сердце, чем откажется от Людовика. А значит, пока Людовик жив, не видать Роберту ни Иоанны, ни трона.

Три дня толпа стояла перед запертыми воротами замка в предвкушении крови. Не знал тупой сброд, что нет там королевы, а только те, чьей выдачи на верную смерть народ теперь добивается. Среди обреченных был и великий сенешаль Роберт, сын замученного мавра, престарелая мать его, Филиппа, которая воспитывала саму королеву Иоанну, и юная дочь ее, графиня Санкия, брюхатая младенцем. Теперь их обвиняли в убийстве короля Андрея. На самом деле все их преступление состояло в том, что были они богаты и могущественны, королеве – друзьями, а Роберту из Таранто – врагами. Выманить несчастных удалось только хитростью. Один из сторонников принца Роберта, граф Хуго, сказал, что заберет всех обвиняемых на свою галею, чтобы морем доставить в замок Яйца, где они смогут в безопасности ожидать суда, достойного их высокого положения. В этом он целовал крест, чтобы вскоре нарушить свою клятву.

Когда несчастные спустились на галею того Хуго, пришвартованную к новому замку, их схватили и предали жестоким пыткам на глазах у всего города. Думаю, и сама Иоанна из окон замка Яйца видела, как корчились на дыбе ее кормилица Филиппа и бывший любовник мавр Роберт. В бессмысленной ярости своей люди принца не прекращали пыток и всю последующую ночь, бросив несчастных в одну из своих крепостей.

Наслаждаться страданиями врагов, пусть и самых злых, – путь, противный разуму и Богу. Свидетельствует он не о силе, а о слабости.

Вскоре после случившегося принц Роберт заставил королеву Иоанну, вопреки моим возражениям, переехать с ним в Новый замок, где стал издавать указы, словно король. Там сидел он на троне, облаченный в золотую парчу. В светлые волосы его были вплетены золотые нити, унизанные драгоценными камнями. Четверо мавров, одетых в пурпур, держали над ним белый балдахин, словно над господином папой или императором. Ведь cо временем должен Роберт унаследовать от матери титул императора Константинопольского, которым очень кичится, хотя империя к этому пустому званию отнюдь не прилагается. За трапезой пользовался принц особым орудием. Напоминало оно трезубец, которым демоны низвергают грешников в пекло, только маленький. Был он изготовлен из золота и украшен камнями. Этот бесовский символ заменял Роберту пальцы. Спросил однажды, почему не ест он, как подобает людям, руками. На это гордец ответил, что в Константинополе руками едят только идиоты, а благородные господа используют вилки – так называют греки это сомнительное орудие. Оттого, думаем, и терпят они справедливый гнев Господа.

Добрую королеву Иоанну Роберт всегда сажал по правую руку от себя, словно жену. И так сидела она вся в черном, бледная и потерянная, ибо каждый день приносил ей известия о поражениях, которые терпел Людовик от войск своего брата в областях этого королевства. И с этим-то братом должна она была вкушать пищу и беседовать так, как будто они добрые друзья. Глядя на горе и унижение госпожи Иоанны, решил тайно отправить тому Людовику две тысячи флоринов. Но не по малодушию, как может показаться, а чтобы не давать сильному усилиться, ибо труднее будет договориться с Робертом, чем с Людовиком.

Интересную новость принес нам Мордехай, присутствовавший на пытке мавра Роберта, которую не буду здесь описывать. Терзали его совершенно голым, а потому Мордехай доподлинно установил, что мавры не имеют хвоста, а утверждающие это заблуждаются. Отсюда следует, что являются они не животными, а людьми, почерневшими от постоянного нахождения на солнце. Ведь и сам заметил, что, если долго быть здесь под открытым небом, кожа начинает темнеть. Чтобы не почернеть, подобно маврам, решил теперь прятать лицо и руки от солнца. Пусть Господь поскорее заберет бедного мавра в царствие свое. Аминь.