Николай Усков - Семь ангелов Страница 20

Добрую королеву Иоанну Роберт всегда сажал по правую руку от себя, словно жену. И так сидела она вся в черном, бледная и потерянная, ибо каждый день приносил ей известия о поражениях, которые терпел Людовик от войск своего брата в областях этого королевства. И с этим-то братом должна она была вкушать пищу и беседовать так, как будто они добрые друзья. Глядя на горе и унижение госпожи Иоанны, решил тайно отправить тому Людовику две тысячи флоринов. Но не по малодушию, как может показаться, а чтобы не давать сильному усилиться, ибо труднее будет договориться с Робертом, чем с Людовиком.

Интересную новость принес нам Мордехай, присутствовавший на пытке мавра Роберта, которую не буду здесь описывать. Терзали его совершенно голым, а потому Мордехай доподлинно установил, что мавры не имеют хвоста, а утверждающие это заблуждаются. Отсюда следует, что являются они не животными, а людьми, почерневшими от постоянного нахождения на солнце. Ведь и сам заметил, что, если долго быть здесь под открытым небом, кожа начинает темнеть. Чтобы не почернеть, подобно маврам, решил теперь прятать лицо и руки от солнца. Пусть Господь поскорее заберет бедного мавра в царствие свое. Аминь.

Малыш мой, слава Создателю, здоров. Кларе отправил двадцать флоринов. На себя издержал как обычно.

Неаполь, лето Господне 1346, месяца октября 15-й день

Не писал сюда долго, чему были причины. Много сил потратил на помощь Людовику из Таранто, и, кажется, не зря. Господин наш папа хотел было облечь меня апостольской властью, дабы от его имени завершил я наказание преступников, повинных в убийстве короля Андрея, и тем привел дело к миру. Но впервые вынужден был отказать его Святейшеству, ссылаясь на то, что не готов карать невинных людей. Хоть и понимаю, что такова их судьба и должны они умереть. В результате папа назначил своим посланником верховного судью королевства, кузена того клятвопреступника Хуго, который заманил друзей Иоанны на свою галею.

Теперь предстояло несчастным встретить смерть, в том числе бывшему любовнику королевы, мавру по имени Роберт. Их долго возили по городу, терзая плетьми и раскаленным железом, люди плевались в них и кидали камни. Потом осужденных – многие из которых, хвала Пресвятой Деве, уже испустили дух – бросили в костер. Но ненасытная толпа вытащила тела из пламени, разорвала на куски и с воплями кидала обратно в пекло то руки, то ноги, то гениталии.

Одного не смог этот верховный судья, хоть человек он грубый и жестокий, а именно добиться от Иоанны разрешения на казнь ее престарелой кормилицы Филиппы с дочерью – графиней Санкией. Не понимает королева, что, упорствуя, лишь продлевает их страдания.

4 октября умерла императрица Константинопольская, мать принцев Таранто. Уповаю на то, что теперь Роберт, который наследует ее пустой титул, займется отвоеванием империи у неверных греков, а нас оставит в покое. Похороны императрицы состоялись через пару дней в церкви Святого Доменика. Роберт с великой помпой покинул новый замок, чтобы проститься с матерью, в то время как Иоанна, по моему совету, велела перебить его воинов, а ворота запереть. Живем мы теперь в осаде, правда, избавились от счастья ежедневно наблюдать Роберта с его серьгами, балдахинами и бесовским трезубцем. Королева грустит по Людовику, который воюет, как лев. Я грущу по своей Кларе. Купил ей поместье за пятьсот флоринов в окрестностях Ашеи, но сам там еще не был. Клара пишет, что малыш наш здоров. Сил сопротивляться плоти не осталось совсем, ибо каждый день по многу часов провожу в беседах с королевой Иоанной, прекрасней которой нет на свете. Боюсь, как бы эта страсть не затуманила мне разум и не помешала нашему замыслу.

Неаполь, лето Господне 1346, месяца ноября 2-й день

В продолжение вынужденного заточения в новом замке слушали рассказы Томазо из Генуи о его удивительных странствиях. В прошлый раз записал сюда историю о пребывании того Томазо в Грузии. Оттуда отправился он в город, что находится на берегу Понта Евксинского[34]. Древние называли его Севастополем, а варвары именуют Сухумом[35]. Там живет немало генуэзцев, есть у них и свой епископ по имени Варфоломей. В Севастополе Томазо сел на галею, направлявшуюся в главный город генуэзцев на Понте Евксинском, который зовут они Каффой[36]. Располагается та Каффа в Таврии, на землях, подвластных великому хану, с которым генуэзцы находятся в дружбе. Затем прибыл Томазо в город Херсонес. При упоминании этого славного места сердце наше вздрогнуло. В древние времена претерпел там мученическую смерть понтифик Римский Климент[37], в честь которого господин наш папа и принял свое спасительное имя. Является наш дядя шестым Климентом на престоле апостола Петра. А умер первый Климент так. Язычники схватили его, отвезли на корабле в море, привязали к якорю и сбросили в пучину. Поэтому почитаем мы якорь нашим особым символом. По Божественной милости море в месте, где покоился Климент, отступало только в день его рождения, чтобы раз в году люди могли приникнуть к спасительным мощам слуги Божьего. Так было, пока не прибыл в эту область папа Юлий для своих нужд. Когда, сделав дело, папа отправился было назад, явился ему ангел Господень и сказал: «Не уходи, ибо от Господа велено тебе вернуться и перенести тело святого Климента, которое до сих пор лежит в море». Юлий ответил ангелу: «Как я сделаю это, если море отступает только раз в году?» Ангел сказал: «Знаком тебе будет отступившее море». Папа отправился туда, увидел посреди моря остров, взял с него тело святого Климента и перенес на берег, где построил церковь. Затем, отделив от тела часть, увез ее с собою в Рим. Случилось так, что в тот день, когда римский народ встречал с высочайшими почестями принесенные им мощи, могила, оставленная в море, опять поднялась вместе с дном над водами и сделался остров, на котором жители той земли построили церковь и монастырь. Теперь из-за набегов татар пришли они в упадок. Томазо посетил этот остров и обрел там якорь, который стал орудием мученической кончины папы Климента. Лежал он брошенный и весь в пыли, ибо татары не увидели в нем никакой ценности. Якорь этот как великую святыню Томазо взял с собой. Я же приобрел у него столь драгоценную реликвию за тысячу флоринов, чтобы преподнести потом господину нашему папе.

Покинув Херсонес, направился Томазо по большой реке вверх к некогда главному городу русов, Киеву. Была эта земля плодородна и обильна, но великий хан всю ее сжег, людей частью убил, частью обратил в рабство. Так что Томазо, прибыв в Киев, обнаружил немногое. Среди полуразрушенных храмов и монастырей ходили козы да изредка люди, жившие либо в руинах, либо в пещерах. В одной из церквей, кое-как восстановленной после пожара и разграбления, видел он драгоценные головы святого Климента и ученика его Фива, доставленные сюда королем русов из Херсонеса[38]. Называется эта церковь Десятинной. Далее Томазо продолжил свой путь по той же реке на север. Варвары именовали ее Данаприсом в честь богини своей Дианы.

Долго шел тот Томазо лесами да реками к городу, который его проводник считал великим. На варварском наречии называется он Москов, что значит «болото». Когда же они, наконец, прибыли, никак не мог поверить, что это и есть место, где сидит самый могущественный герцог этой земли с ее архиепископом. На слиянии двух рек находился холм, некогда покрытый лесом, отчего местные называли его Боровицким. На том холме Томазо едва разглядел невысокие деревянные стены да несколько крыш. Всего он насчитал в Москове не более пятидесяти дворов, сплошь деревянных. В деревянном доме живет и сам великий герцог, которого зовут Иоанном, а прозвище у него Большой Кошель[39], ибо жаден он сверх меры, в чем Томазо не раз смог убедиться. Показывал тот герцог и единственное каменное здание на главной площади города, а именно церковь Успения Пречистой Девы, еще не достроенную[40]. Никак не мог генуэзец понять, почему герцог так бахвалится этой церковью и называет ее чудом. Едва ли в ней поместится даже пятьдесят человек одновременно. Когда же Томазо сказал, что в его родном городе Генуе десятки таких церквей, только они большие и искусно сложенные, герцог ему не поверил. Ибо земля эта так бедна, что многие здесь отродясь не видели каменных зданий и даже самое убогое и кривое почитают за великое. Улиц в том городе нет, между домами лежит жидкая грязь, поверх которой иногда набросаны бревна и всякий мусор. Оттого, вероятно, и зовется сам город болотом. Люди здесь не бреются и не стригут волос, но похожи на диких зверей. Сам великий герцог имеет бороду до пояса, по которой можно прочесть, что он сегодня ел на обед. Даже летом носит он меховую одежду, блестящую, как шкура тюленя.

Несмотря на бедность, жители считают страну свою благодатной и подозревают всякого иноземца в желании эту землю захватить. Оттого, когда видят чужестранца, никогда не улыбаются, но отворачиваются и сплевывают. Татары не раз ходили на Русию, убивали людей и жгли города, однако сами жить здесь не пожелали, поскольку земля эта к жизни почти не пригодна. Русы же, видя, как из года в год приходят к ним татары, вообразили, что и все прочие иноземцы ни о чем другом не помышляют, только хотят отнять у них их сокровище. Но теперь даже татарам, склонным по природе своей к грабежу, надоело бывать в этих убогих краях. Земля там бесплодна, солнце редко, небо серо и низко, а зимой вода от холода превращается в камень. Вот татары и решили сделать здешнего великого герцога своим вассалом, чтобы он сам покорно ездил к хану с установленной данью. За эту услугу помогают ему подчинить тех сеньоров, которые восстают против его власти. Чего еще ждать от подражающих грекам еретиков, каковыми являются все русы? Ведь не побоялся тот великий герцог гнева Господня и пришел во главе войска безбожных татар сжечь христианский город под названием Твер[41]. Впрочем, сам герцог и вся его родня грамоте не обучены и святого Евангелия не читали, хотя и называют всех иноземцев немцами, что на их наречии значит немые. Ведь не только землю свою убогую почитают обетованной, но и себя ставят выше любого чужестранца. В Писании сказано, посрамлены будут гордые и унизятся. Аминь.