Дэн Симмонс - Дети Ночи Страница 20

– Нет, – твердо повторила Кейт.

Ей представилось, как агентша уносит Джошуа, а двое других удерживают ее. Она вдруг поняла, что ее запросто могут разлучить с ребенком и она никогда больше его не увидит.

– Нет, – снова повторила Кейт.

Внутри у нее бушевала буря, но внешне она оставалась непреклонной и спокойной. Она улыбнулась обоим мужчинам и кивнула на Джошуа.

– Видите, он спит. Я не хочу его будить. Скажите, что вам нужно, и я все сделаю, но пусть он остается у меня.

Высокий покачал головой и бросил что-то женщине; та, скрестив руки, отрывисто ответила ему. Он огрызнулся, хлопнул по паспорту Кейт, пошуршал остальными бумагами и приказал:

– Снимите с ребенка одеяло и одежду. Кент моргнула, ощутив, как в воздухе, подобно заряженным ионам перед грозой, скапливается злоба, но промолчала. Она развернула на Джошуа одеяло и расстегнула курточку.

Ребенок проснулся м заплакал.

– Тихо, тихо, – зашептала Кейт, свободной рукой кладя одеяло и курточку на замызганную стойку. Женщина что-то сказала.

– Снять пеленки, – пояснил высокий. Кейт переводила взгляд с одного лица на другое, пытаясь отыскать хоть тень улыбки, но напрасно. Пальцы у нее слегка дрожали, когда она расстегивала английские булавки – даже в посольстве ей не смогли помочь с одноразовыми пеленками – и подняла Джошуа уже голеньким. Без одежды он имел еще более болезненный вид: бледная кожа, выпирающие ребра, кровоподтеки на худеньких ручках в тех местах, куда ставили капельницу и вливали кровь. Его крошечные член и мошонка сморщились от холода, а на руках и груди появились мурашки.

Кейт крепко прижала Джошуа к себе и посмотрела на женщину.

– Все в порядке? Убедились, что мы не вывозим государственные ценности и золотые слитки?

Женщина окинула Кейт равнодушным взглядом, прощупала курточку и одеяльце, брезгливо покосилась на пеленки и, бросив что-то рябому, вышла из кабинки.

– Холодно, – заметила Кейт. – Я хочу его одеть. Она быстро завернула ребенка. Визгливый громкоговоритель в зале сквозь шум помех объявил о посадке на ее рейс. Кейт услышала, как пассажиры зашагали вниз по лестнице к выходу.

– Ждите, – велел рябой. Он бросил паспорт и бумаги Кейт на стойку и вышел вместе со своим напарником.

Кейт смотрела из-за ширмы, покачивая Джошуа. Зал ожидания опустел. Единственные часы, что висели над дверью, показывали 7:04. Время вылета 7:10. Ни одного из тех троих, что были с ней в кабинке, видно не было.

Она прерывисто вздохнула и погладила ребенка. Он дышал часто и неровно, будто снова замерзал.

– Тс-с-с, – прошептала Кейт. – Все нормально, малыш.

Она знала, что трактор, который тащит к самолету прицеп с пассажирами, вот-вот тронется. Как бы подтверждая это, из динамиков раздалось неразборчивое, но настойчивое объявление.

Не оглядываясь, Кейт сгребла бумаги со стойки, крепко прижала к себе Джошуа, вышла из кабинки и зашагала по бескрайнему пространству зала, высоко держа голову и глядя вперед. Два скучающих охранника возле лестницы заметили ее приближение и прищурились сквозь сигаретный дым. Стремительно, но без суеты, она показала паспорт и посадочный талон. Молодой охранник пропустил ее взмахом руки.

Внизу возле лестницы слонялся еще один охранник. Кейт видела, как последние пассажиры уже заходят в прицеп, стоявший снаружи. Выпуская клубы дыма, завелся двигатель трактора. Глядя только на дверь, она пошла вперед.

– Стоп!

Кейт остановилась, медленно повернулась и, сделав над собой усилие, улыбнулась. Джошуа у нее на руках ворочался, но не плакал.

– Паспорт. – Маленькие глазки охранника сверкали на толстой физиономии, пухлые пальцы барабанили по стойке.

Кейт молча протянула ему паспорт, стараясь ничем не выдать беспокойства, пока румын внимательно просматривал документ. Прицеп с багажом уже отъехал. Пассажирский прицеп должен был вот-вот тронуться. Наверху, на лестнице послышались голоса и шаги.

– Мы можем опоздать, – тихо сказала она охраннику.

Тот поднял свои свинячьи глазки и хмуро оглядел Кейт и ребенка.

С полминуты ей пришлось в молчании выдерживать этот взгляд. В бытность свою практикующим хирургом Кейт часто одним взглядом поверх хирургической маски заставляла коллег и медсестер поторопиться. Так она сделала и сейчас, вложив в свой взгляд, обращенный на охранника, всю властность, приобретенную ею в течение жизни и профессиональной деятельности.

Толстяк опустил глаза, проставил в паспорте последний штамп и резко протянул ей документ. Кейт с трудом удержалась, чтобы не побежать с Джошуа на руках. Прицеп уже начал движение в сторону самолета, но остановился и подождал, пока она дойдет и поднимется внутрь. Поляки и румыны равнодушно смотрели на нее.

В самолет они сели минут за двенадцать до того, как он вырулил к началу взлетной полосы, но Кейт казалось, что часы у нее остановились. Через забрызганный дождевыми каплями иллюминатор она видела двух агентов безопасности в кожаных куртках, которые переговаривались и покуривали у подножия лестницы. Это были не те, что задержали ее в здании аэропорта, но они имели портативные радиопередатчики. Кейт закрыла глаза. Ей хотелось молиться, чего она не делала лет с десяти.

Три аэродромных техника убрали трап и самолет вырулил к началу пустой взлетной полосы. За все время, что они находились в аэропорту, ни один другой самолет не взлетал и не садился. Набирая скорость, лайнер помчался по залатанной дорожке.

Кейт почти не дышала, пока не убрали шасси и Бухарест не превратился в скопление рассеянных, поднимающихся над ореховыми деревьями белых зданий где-то позади. Ее руки перестали дрожать, только когда она убедилась, что они покинули воздушное пространство Румынии. Даже в Варшаве она чувствовала, как колотится у нее сердце, пока не сменились экипажи, и самолет не взял курс на Франкфурт.

Наконец из динамиков раздался голос пилота, говорившего с американским акцентом:

– Дамы и господа, наш полет проходит на высоте двадцать три тысячи футов. Мы только что миновали город Лодзь и примерно через…, м-м-м…, пять минут пересечем границу Германии. Погода довольно неприятная, как вы, полагаю, заметили, но мы уже вышли из грозового фронта, а из Франкфурта передают, что там солнечно и тепло, температура тридцать один градус по Цельсию, ветер западный, скорость ветра – восемь миль в час. Надеемся, ваш полет будет приятным.

В небольшой иллюминатор вдруг ворвался сноп солнечного света. Кейт поцеловала Джошуа и позволила себе расплакаться.

Кейт Нойман отвела взгляд от затемненного окна в здании ЦКЗ и подняла трубку. Она даже не могла определить, как долго звонил телефон. Кейт смутно вспомнила, как некоторое время назад в дверь заглянула секретарша и сказала ей, что спускается в кафе на ленч.

– Доктор Нойман, слушаю.

– Кейт, это Алан Стивенс из центра визуализации. Я получил самые свежие картинки по результатам последнего обследования твоего сынишки.

– И что? – Кейт обнаружила, что машинально рисует в блокноте концентрические круги, которые уже почти полностью закрыли страницу. – Что там, Алан?

Последовала короткая пауза, во время которой она представила себе рыжеволосого инженера, сидящего в окружении многочисленных светящихся мониторов, с лежащим перед ним на пульте недоеденным сэндвичем.

– Пожалуй, Кейт, тебе лучше спуститься. Сама увидишь.

На длинной консоли стояли шесть видеомониторов, показывающих слегка различающиеся изображения внутренних органов девятимесячного Джошуа Ноймана. Это были не рентгеновские снимки, а сложные картинки, полученные с помощью магнитно-резонансной аппаратуры Алана. Кейт рассмотрела селезенку, печень, изгибы верхней тонкой кишки, кривую нижней границы желудка…

– Что это? – спросила она, ткнув пальцем в середину экрана.

– Именно, – сказал Алан, поправляя очки с толстыми стеклами и откусывая от своего сэндвича. – А теперь давай сравним это с результатами КТ, полученными три недели назад.

Кейт смотрела, как на видеодисплейных терминалах совмещаются, увеличиваются, разворачиваются в трех измерениях изображения, чтобы можно было поближе разглядеть нижнюю часть желудка; как слои выстилки желудка выделяются дополнительными цветами, а потом пробегают во временной последовательности с цифровым усилением. Казалось, что на стенке желудка Джошуа растет некий придаток или абсцесс.

– Язва? – спросила Кейт, хотя уже за мгновение до этого знала: это не язва. Магнитно-резонансное изображение показывало твердую структуру аномалии. Она почувствовала холодок в груди.

– Нет, – ответил Алан, глотнув холодного кофе. Он вдруг увидел выражение лица Кейт, вскочил и пододвинул ей стул.

– Садись, – сказал он. – Это и не опухоль.