Гвидо ди Соспиро - Запретная книга Страница 31

Она повесила трубку и заплакала.

Молодых людей доставили в Верону и заключили под стражу. Гедина лично допрашивал каждого, начались бесконечные телефонные звонки и проверки по компьютерным базам данных. Не все молодые люди оказались столь же вежливы и терпимы, как их наставник. Выяснилось, что некоторые привлекались к суду еще в студенческие годы за участие в демонстрациях и акты вандализма. Двое шведов подозревались в членовредительстве в состоянии наркотического опьянения.

На допросах ученики барона подтверждали его слова. Да, он читал лекции по истории и философии. Да, они ничего не платили за уроки и не записывались на курсы официально. Барон не составлял списка слушателей, избегал личных контактов со студентами. Многие добирались до усадьбы автостопом и разбивали лагерь в поле, где никто их не беспокоил. Некоторые селились у знакомых или в веронских хостелах, арендовали машины и добирались группами по несколько человек. Кто-то мельком видел Анжелу в окрестностях усадьбы. Но никто ничего не знал ни о семье барона, ни о его личной жизни.

Орсина, вконец измученная, отправилась спать.

На следующее утро она поднялась очень рано, выспаться не удалось. Ее охватило отчаяние, когда она осознала, что происходящее вполне реально, а не привидевшийся кошмар. Собрав волю в кулак, она с вечера упаковала кое-какие вещи на случай, если придется ехать в Больцано, захватила паспорт Найджела, его чековую книжку, важные документы.

Эммануил спустился к завтраку, измотанный и бледный.

— Дорогая Орсина, — сказал он, — я помогу по мере сил. Ах, poveri noi![32]

— Дядя, что за люди посещают ваши лекции? — спросила Орсина.

— Я почти ничего о них не знаю. Не смог назвать ни одного имени. Они просто приходят ко мне. Чем их привлекают бредни старика? — Барон театрально развел руками. — Не могу же я запретить им приходить ко мне на занятия.

— Я еду в Больцано, повидать Найджела. Возможно, останусь там на ночь. Вы займетесь организацией похорон?

Орсина разрыдалась. Дяде стоило огромных усилий, чтобы не заплакать самому.

— Я немедленно позвоню Монтекуччоли в Венецию, — сказал он наконец. — Наша семья всегда пользовалась их услугами. Они безупречно организовали похороны твоих родителей. Не думал, что так скоро придется к ним обращаться!

У барона перехватило дыхание, и Орсина ободряюще коснулась его руки.

— Разумеется, — добавил он, — Анжелу похоронят в семейном склепе. Я размещу некролог в «Иль газеттино ди Венециа» и «Коррьере делла сера».

— Спасибо, дядя. Столько неотложных дел… похоронных хлопот я просто не выдержу. Мне надо держаться ради Найджела.

Венецианский гробовщик заверил барона, что все пройдет с большими почестями и достоинством, но для того, чтобы забрать тело из морга, необходимо разрешение властей. Синьор Монтекуччоли пообещал выступить в этом деле посредником, дабы уберечь семейство Ривьера от ненужных волнений.

Лео готовился к началу нового учебного года, но мысли его были заняты событиями лета. Он разрывался между двумя тайнами: с одной стороны, его мучил призрак утраченной любви (роль друга и помощника Орсины утешала слабо), а с другой — давили политические махинации, в которые его втянул сенатор Роулендсон. О них Лео никому не расскажет, но эмоциональная тяжесть политических секретов ощущалась почти физически. Во время занятий он забывал о ней, но стоило выйти из аудитории, как груз возвращался.

Причину временной слепоты врачи так и не выяснили. Рецидива не произошло, но забывать об этом не следовало, и как тут не думать о «Магическом мире героев»!

Книга — даже в неполной версии — прочно укоренилась в жизни Лео, и он обращался к ней ежедневно. Он продвинулся в ее изучении, но не поддавался желанию применить технику медитации. Лео забросил свои обязанности терциария, забыл о заутрене в часовне Дальгрен.

Кавана все еще не признался себе (хоть и начал осознавать), что религия служила ему чем-то вроде болеутоляющего. Странный мир, с которым познакомила его Орсина посредством трактата Чезаре, манил и очаровывал с такой же силой. Новое лекарство не убивало боль, но пробуждало в Лео новые способности, открывая для него новые миры. Недавно Лео прочел о том, как «герой, не выходя на хладный воздух, запершись в четырех стенах и сидя в кресле, может наблюдать движение планет. Не только созерцать, но даже прикасаться к ним». Позднее Лео открыл книгу и перечитал:

Иногда небесная земля предстает высоким холмом, который постепенно разрушается; его сменяют широкие поля, обращаются прозрачным озером, на поверхность которого поднимаются прекрасные, манящие острова — они дают рождение рекам, ручьям и озерам. Острова обретают сущность, во плоти их рождаются металлы и минералы, среди которых находят драгоценные камни: изумруды, алмазы, рубины и подобные им. Затем твердь земная покрывается зеленью, растительной жизнью во всех ее формах. Вскоре наступает очередь форм совершенных. Прочее исчезает, а магическая субстанция преображается в резвую лошадь, которая принимает облик мужчины или женщины. И точно так же они становятся опять землей, а после — львом.

Лео перечитал отрывок, запоминая различные стадии перевоплощения материи. Закрыл глаза, глубоко вдохнул и стал восстанавливать их в уме, но внезапно замер.

Его пронзил холод, будто в комнате задул арктический ветер. Сердце бешено колотилось. Лео, дрожа, подошел к окну. Заперто. Он открыл створку — подул теплый ветерок. Стало легче.

Лео захлопнул книгу, отнес ее в столовую. Захотелось позвонить Орсине, но Лео устоял перед соблазном. В прошлый раз она ясно дала понять: звонить нельзя. Лео помнил, как смутился, услышав в трубке голос Найджела. Бог знает, что подумал мистер Макферсон! Может быть, поэтому Орсина не звонит уже несколько дней? Или она уехала в Бристоль, помогает Анжеле устроиться — времени позвонить нет?

ГЛАВА 12

Спустя три дня после начала полицейского расследования из Вероны приехал Джорджио. Он должен был отвезти на похороны Марианну и вернуться с ней в усадьбу. Думитру с Орсиной и бароном следовали за ними на «ланчии». В одиннадцать они прибыли в Трончетто, взяли водное такси и отправились на остров-кладбище Сан-Микеле.

Изящная церковь времен Возрождения будто плыла в нескольких футах над лагуной, как мраморный галеон. Монтекуччоли, во фраке и цилиндре, помогал с процессией. Он превзошел себя — частично из уважения к древнему роду, частично из-за того, что трагедия получила широкую огласку. С утра на острове скопились толпы папарацци.

Барон, Орсина, Марианна и Джорджио проскользнули мимо журналистов на свои места в первом ряду. Монахи-францисканцы сдерживали прессу. На погосте собралось множество людей: Руперт, друзья, знакомые, любопытствующие… Пахло свежими цветами, ладаном и кипарисом.

Открытый гроб с телом Анжелы установили в Эмилианской часовне, искусно облицованной мрамором. Призрачно-бледная Анжела выглядела уснувшим ангелом. Среди белых роз трепетало пламя свечей. Обряд проводил архиепископ Венецианский, сделавший исключение для убитого горем барона Ривьера делла Мотта: пропустив мессу, он сразу прочитал панегирик.

Архиепископ не знал девушку при жизни, но его простая речь была пронизана искренней человеческой теплотой. Хор в сопровождении органа исполнял «Реквием» Габриэля Форе. Барон решил, что звуки величественной мелодии будут лучше рыданий над гробом.

Первые же ноты тронули сердца собравшихся. Кто-то заплакал. Все взгляды были прикованы к телу Анжелы. Наконец настал черед части «В Раю».

Да проводят тебя ангелы в Рай,Да примут тебя мученикиИ да впустят они тебяВ святой град Иерусалим!

На слове «Иерусалим» голоса хористов и струны сплелись в нежном, дружном созвучии, поднялись и воссияли, будто нимб святого.

Да приветствует тебя хор ангелов,И, как Лазарь, который когда-то был нищим,Упокойся навеки,И да пребудет с тобой вечный мир.

Колыбельная смерти умолкла. Она придала пришедшим спокойствия и сил, чтобы следовать за Анжелой к месту ее упокоения в склепе Ривьера.

Рядом с высеченным в скале порталом лежал валун, на котором, печально улыбаясь, сидел каменный ангел. Посетители кладбища мимоходом отмечали аллюзию на миф о воскрешении Христа и спешили к могилам знаменитостей. Пристальный взор отметил бы детали, принадлежащие не руке великого скульптора, а его ученика, получившего указания от главы семьи Ривьера.

Арку над входом венчали рельефные панели, изображающие знаки зодиака и подвиги Геракла. Вход закрывала решетка. В центре зала высилась колонна в форме дерева, ветви которого упирались в ребра свода. Вдоль стен выстроились саркофаги. На каменной «двери» гробницы имелись три надписи в виде сторон треугольника, на латыни: «Sideream Amplectitur Lucem»;[33]«Sol VLtimus FVlgens Radiis»;[34]«MERge CVRate In UStrinam».[35] Немногие различали в них три алхимических начала: Соль, Серу и Ртуть (Sal, Sulfur и Mercurius соответственно).