Маргарита Минина - Марго и демиург. Роман Страница 4

Он казался гораздо старше АМ, который рядом с ним гляделся совсем юношей. Хотя разница в возрасте между ними составляла, как мы вскоре выяснили, не более пяти лет.

Историк назвал свое имя, и весь класс буквально покатился от хохота. Его звали Кандидом. «Кандид Анатольевич», – именно так он представился и, похоже, был несколько озадачен столь дружным весельем:

– И что же такого смешного вы нашли в моем имени? – спросил историк чуть писклявым тенорком, который не очень-то вязался с его внушительной фигурой.

– Ну, как же, – сквозь не стихающий хохот, пытались объяснить мы. – На предыдущем уроке появился один новенький по имени Амбруаз. А теперь еще один новенький: вы – Кандид… Анатольевич. Разве не смешно?

– Да, действительно забавно, – на лице историка после этих наших объяснений внезапно проступила совершенно обезоруживающая улыбка, тут же скрасившая в наших глазах некоторые дефекты его внешности.

– Кстати, вы еще больше удивитесь, когда узнаете, что мы с Амбруазом Михайловичем – старые друзья. И, если вы хотите, я угадаю, с какими словами он к вам обратился?

– Конечно, хотим, – радостно загудели мы.

Кандид Анатольевич (а далее – КА) несколько мгновений стоял неподвижно, как бы задумавшись, а потом вдруг заговорил: «Вы, конечно, не поверите, но литература является самым важным предметом школьной программы. И если вы хотите вырасти интеллигентными людьми, то… и так далее…». Дело даже не в том, что он слово в слово воспроизвел фразы, обращенные к нам словесником. Куда больше нас поразило, что его голос и интонации вдруг стали в точности такими же, как у АМ. Но самое удивительное состояло в том, что и чисто внешне он преобразился настолько, что лицом и фигурой каким-то образом стал похож на своего приятеля. Это преображение было столь неожиданным, что почти граничило с чудом. Класс просто лег. А потом разразился аплодисментами.

КА развел руки, как бы раскланиваясь перед благодарными зрителями, а потом добавил уже своим обычным тенорком, диссонирующим с его обликом:

– Вот и я начну так же. Только заменю слово литература на историю. – Тут КА снова рассмеялся, да так заразительно, что еще больше нас к себе расположил.

– А про Кандида, кажется, Вольтер написал? – спросил кто-то.

– Да, Вольтер. Из него я, можно сказать, появился. Кстати, значение этого имени таково: чистый, искренний, простодушный. И оно мне идеально подходит. Я ведь тоже искренний и… простодушный. Иногда даже слишком, – добавил историк как бы про себя.

На большой перемене состоялся импровизированный слет девчонок. Мы единодушно постановили, что хотя словесник будет посимпатичнее, но историк тоже вполне ничего.

А когда начался школьный театр, выяснилось, что Пьер (так мы его называли промеж себя, а иногда, забывшись, и при нем) по завиральности режиссерских идей, если и не превосходил АМ, то ничуть ему не уступал. Тогда он понравился нам еще больше. Но про театр – отдельная история.

***

Так прошел первый день моего 10-го класса. А уже через месяц наш директор школы в шутку говорил: «Если вы видите толпу учеников из 10 „В“, и они о чем-то галдят, то можете быть уверены, что в самом центре обнаружите Амбруаза Михайлыча».

И это было именно так. Нам повезло больше других. АМ оказался еще и нашим классным руководителем. В общем, за несколько недель новый учитель превратился в безусловного кумира, несмотря на то, что мы по-прежнему получали минусовые отметки по русскому. Все девчонки были в него влюблены. Да и мальчишки в своей увлеченности от них не отставали, а, может быть, и превосходили. Когда он нам рекомендовал прочесть ту или иную книжку, уже на следующий день в руках у половины класса появлялась именно она. Мы все уши прожужжали нашим родителям. Ах, какой у нас учитель! Ах, какой у нас «классный» классный. Не учитель, а мечта! Можно сказать, старший брат. Так мы его и воспринимали.

Родители, конечно, подивились и посмеялись столь странным именам новых учителей, но, в общем, были в восторге – наконец-то, их чадам стало в школе интересно. И, главное, они начали читать. И помногу. Причем, что особенно важно, – читают не чепуху какую-нибудь, а действительно хорошие книги. Кстати, АМ, как классный руководитель, постепенно познакомился со всеми нашими родителями. И, конечно, всех их обаял.

Словом, все начиналось как нельзя лучше.

***

На первый субботний факультатив АМ заглянуло только человек десять. Но уже на третий или четвертый раз стала приходить, можно сказать, вся школа. Постоянно бывали ребята из параллельных классов, старшеклассники, а иногда даже появлялись двое или трое его бывших учеников, ныне уже студентов, которые казались нам совсем взрослыми, хотя им было лет по двадцать, не более.

АМ обычно читал вслух какой-нибудь рассказ, а потом мы его обсуждали. Если же текст был слишком длинным, АМ сообщал, что в следующую субботу мы будем говорить о нем, и предлагал прочесть самостоятельно. На самом первом факультативе он познакомил нас со своим любимым Бабелем. Как сейчас помню, это был рассказ «История одной лошади». Своей яркостью и живописностью он просто ослепил всех. Так что мы тут же бросились на поиски этого Бабеля. Кто раздобыл его в родительском шкафу, а кто и просто в интернете. Уже через несколько дней мы щеголяли по любому поводу самыми запомнившимися и, разумеется, самыми «затасканными» цитатами из него. Например, «Беня говорит мало, но он говорит смачно» или «Холоднокровней, Маня, вы не на работе».

Потом последовал удивительно смешной (и безумно грустный, как заметил АМ, хотя этой грусти мы тогда еще не почувствовали) рассказ Зощенко. На первых факультативах мы робели и отмалчивались, боясь при всех сморозить глупость, но АМ сумел создать на этих посиделках атмосферу настолько «поощрительную», что постепенно мы раскрепостились и стали тянуть руки, желая вставить свои две копейки. Поначалу солировали, в основном, мальчишки из числа записных краснобаев, тут же почувствовавшие возможность выпендриться. Особенно блистал Лешка Круглов, выступавший на каждом факультативе со своим «особым мнением» раз по пять. Девчонки по своему обыкновению предпочитали молчать в тряпочку. Все, кроме Ленки Павловой. Я даже ощутила укол зависти, слушая, как складно и умно она говорит. В конце концов, решилась и я что-то пискнуть. Разумеется, заикаясь и краснея при этом.

На третьем факультативе мы должны были обсуждать рассказ Владимира Набокова «Весна в Фиальте». Я этого писателя не читала, хотя имя слышала, конечно. Рассказ привел меня в восторг. Впрочем, сказать, что я была восхищена, значит – ничего не сказать. Этот коротенький текст вызвал в моей неразвитой, но тогда еще гибкой душе целое море совсем новых и необычных чувств. Я перечитала его несколько раз и запомнила чуть ли не наизусть. А когда в самом начале обсуждения Лешка Круглов презрительно заявил, что «рассказ ни о чем», я почувствовала, будто мне нанесли личную обиду. Потом выступило еще несколько дебилов, которые тоже сказали, что, в общем, рассказ пустой, хотя, конечно, написан неплохо.

Тут я не выдержала и выкрикнула: «Как вы не понимаете? Там же важно не что, а как!» И увидела, что АМ одобрительно на меня посмотрел. Не скрою, при этом его взгляде я ощутила прилив гордости. А АМ подхватил: «Вот именно. Абсолютно точное замечание. У Набокова „как?“ куда важнее, чем „что?“. В этом он, пожалуй, непревзойденный мастер. Там ведь ничего, собственно, не говорится прямо ни об отношениях, ни о самой героине – только словечки, произнесенные скороговоркой, только жесты, только мгновенно сменяющиеся гримаски, полуулыбки. И это все. Но она вдруг становится настолько живой и зримой, что никакими прямыми описаниями такого эффекта добиться невозможно. Вообще, ребятки, обращайте внимание на то, КАК сделано. Ибо в нем-то и заключается самая суть и тайна искусства. Больше полагайтесь не на мозги, а на непосредственные чувства. И тогда вам предстоит множество открытий чудных, как говаривал „наше все“. И это касается не только Набокова, но и, вообще, большой литературы».

Обсуждение шло бурно и вскоре соскользнуло на личность и биографию самого Набокова. И тут неизбежно всплыло название «Лолита».

– А что «Лолита»? – сказал кто-то. – Обыкновенная порнуха.

– Примерно то же самое писали о «Лолите» возмущенные критики и читатели-ханжи, когда роман только появился, – невозмутимо возразил АМ. – Кстати, его именно по этой причине отказались печатать в США и в Англии. Только задрипанное французское издательство решилось на публикацию. И разразился огромный скандал. На Набокова даже было подано несколько исков в суд. Можете не сомневаться, его бы непременно посадили, но, на его счастье, на следующий день после выхода «Лолиты» он проснулся знаменитым. А «Лолита» стала главным бестселлером года, если не десятилетия. Но за ним с тех пор тянулся скандальный шлейф. Поэтому-то он так и не получил Нобелевку. Да и до сих пор немало читателей все еще числят этот роман по разряду порнографических. А роман, безусловно, великий, хотя и… э-э, соблазнительный… для неокрепших душ. Так что я уподоблюсь тем самым ханжам и ответственно заявлю вам, судари мои и, особливо, сударыни, что вам его читать, пожалуй, преждевременно. Годика через два-три. Никак не раньше. И учтите, что это вовсе не моя рекомендация, а приказ. А то меня еще с работы выгонят за пропаганду порнографии. Так что намотайте это себе на ус, а дамы – на локоны.