Игорь Резун - Свидание на Аламуте Страница 42

— Главная задача — достигнуть упругой раскрепощенности в трансовом кураже, контролируемой спонтанности и выйти на энергию ресурсных эмоциональных состояний… Шлаки внутри — дрова для костра, проблемы — источники творчества, а новый голос — новое тело, новый танец — новое дело, чем невесомее танцуем, тем весомее об этом поем! Освобождайте ваши души от печали, а ноги от обуви, танцуйте на траве, заземляйте свой Космос… Стирайте разницу между танцем и действием, остановите мир в центре торнадо, действуйте танец в животворящей молитве!

Кто-то довольно засмеялся. Собравшиеся налегали на мартини.

— …Кедровые домики сказочной архитектуры, которые вы видите позади себя, соединены между собой в кольцо, переходящее в спираль по мере появления новых семей. Они — дополнительный круг Стоунхенджа, заводящий часовой механизм древнейших часов… Торсионный вихрь, соединяя материальный и духовный миры, способствует вхождению в состояние безусловной любви и радости, что в свою очередь помогает оздоровлению души и тела, замедлению процесса износа организма и общему постоянному омоложению всей коммуны. Необходимость в реинкарнации уменьшится настолько же, насколько люди смогут создать на земле оазис рая. Сегодня ночью вы сотворите здесь аналог этого рая, друзья!

Пространство теперь уже заполняли голос негритянки и тревожный грохот колокольчиков мага; видимо, эта какофония была записана заранее. И вот Капитоныч, похватав факелы и зажав их в одной руке, перешел к главному.

— Творец собрал нас в месте силы для проявления сверхвозможностей! Когда сделал то, что смог, начинай делать то, что мог. Кто могет, тот и маг. Сегодня самый счастливый день в нашей жизни, и каждый день мы это повторяем, купаясь в любви. Давайте все вместе получать максимальное удовольствие от общения друг с другом в ходе игры, иначе жизнь теряет смысл, а скучно жить вредно для здоровья, потому что шлаки внутри — дрова для костра.

Капитоныч завораживал. Дамы и господа, явно оставившие часть рая в своих «роллс-ройсах» и «бентли», стадо из которых мерцало искорками автосигнализаций в некотором отдалении от сцены, ожидали чего угодно, но не такой чудесной каши из умных слов, бивших через край эмоций и явно ощущаемого торсионного вихря. И чем все это было непонятнее, тем более привлекало. Мэри и Сэм тоже ничего не поняли, но моряк крякнул и потянул из кармана фляжку.

— Говорит, задави его кнехтом, как капеллан на крейсере Ее Величества! Старина, ты хоть что-нибудь понимаешь?

— Немного.

— И то хорошо…

В этот момент темноту за камнями прорезали красные огни. Несколько машин, черных, угловатых, — два внедорожника и большой немецкий микроавтобус — пронеслись к сцене, изредка взревывая сигналами. Их пропустили. Машины остановились за сценой, причем джипы перегородили любопытным проход, а вышедшие из машин крепкие люди в балахонах еще больше отбили охоту у желающих как-то проникнуть за кулисы. Только гражданские брюки и ботинки, видневшиеся из разноцветных балахонов с капюшонами, выдавали в них обыкновенных охранников. И Майбах понял, о ком говорил полковник, — только один из этих ребят был в зеленом одеянии. Цвет одежды у остальных колебался в коричнево-черной гамме.

Старый моряк сразу догадался об их истинной профессии.

— Смотри, Мэри! — и он фамильярно хлопнул супругу по выпуклым ягодицам, отчего та чуть не выронила бокал с мартини. — Кажется, прикатила большая шишка, вроде принца Чарльза. А как он нарядил этих сукиных детей! Там, под этими халатами, можно спрятать даже базуку…

Очевидно, собравшиеся думали так же: толпа медленно потекла к бассейну и к сцене, оживленно переговариваясь. Колокольчики в динамиках закончили свой звон, и на главной сцене началось основное представление.

Теперь на Капитоныче появились красная рубаха с разрезом до пупа и черные кожаные штаны; голова его была обмотала такой же красной банданой, отчего кто-то в толпе упоенно выкрикнул: «Wow, Russian Palatch!»[37] — и в руке у него сверкала в свете прожекторов кривая янычарская сабля. Вслед за ним появилась Жрица, закутанная с ног до головы во все черное, с какими-то сверкающими камнями — наверняка неподдельными — на лбу. Было видно, как из-под балахона струятся роскошные черные волосы, и еще голые белые ступни ее виднелись из-под этого черного одеяния. Она вышла на середину «арбалета» и, присев, поставила на центр бронзовый кубок, из которого торчала палочка бенгальского огня. Неуловимое движение руками — и огонь взвился, раскидывая вокруг искры.

— Мы с тобой одной крови! Мы все одной крови! — вдруг по-английски прокричал Капитоныч, завладев микрофоном.

Его алая рубаха слегка развевалась под ветерком. Капитоныч грозно взмахнул саблей.

— Четыре стороны света показывают четыре красных камня Стоунхенджа. Юг — змея, вытекающая из огненного плена; я учу вас танцевать золотую змею в расплавленном зеркале, разбивая движенья на фазы. Запад, Ричард — лев, разрывающий путы, алмазные когти растут, почувствовав запах сраженья, и скоро к нам союзники придут, отстанут все сомненья. Север — золотой пушистый туман, нежно ложащийся на плечи, прочесывая креативное пространство, ночная фея волшебных грез, искупавшись в лунном свете, учить любви приходит нас в духовно-творческом рассвете. Восток — упругость, пульсирующая в радужных крыльях орла, летящего навстречу восходящему солнцу; орел полетит от нас к рассвету, и, когда он принесет его на своих крыльях, вы будете счастливы!

— Мистерия, — прошептал Майбах на ухо Мэри. — Видите, как он всех завел? Без наркотиков… Некоторые даже пляшут, смотрите!

Действительно, несколько человек уже кружились в небольшом хороводе, смеясь. А на сцене вокруг Палача проходила на носочках, на кончиках длинных, напряженных пальцев, Жрица. Люди в балахонах стояли вокруг сцены, спиной к ней, и из прорезей капюшонов наблюдали за каждым, кто приближался к месту действия. Тот, зеленый, стоял ближе всего к Майбаху.

Однако Палачу, наверно, все это стало надоедать. Издав рык русского медведя, он поймал танцевавшую Жертву за балахон, схватил ее яростно за волосы и бросил на колени к своим ногам. Белые ступни контрастно отпечатались на фоне черноты. Жрица молила о пощаде, прильнув к бедру Палача, но он уже занес свою сверкающую саблю…

— Я же говорила тебе, Сэмми, тут сейчас будут кого-то казнить! — радостно сказала женщина и сжала небольшие, но крепкие, напоминавшие крупные яблоки, кулачки.

Моряк-баронет только крякнул и почесал голову под шляпой.

Палач отбросил женщину — она свернулась калачиком у его ног, показывая испачканные подошвы ног публике. Он опустил меч, и тот коснулся ее капюшона, из-под которого был виден только неясный овал лица. Вдруг Жертва прижалась щекой к лезвию меча и начала его ласкать тонкими длинными руками, волнами забирая у Палача силу — совсем как цитировал сценарий полковник Заратустров. В толпе восхищенно зааплодировали. Палач пошатнулся… выронил меч и красной кучей свалился рядом. На сцене снова выросла черная фигура Жрицы. Вот меч в ее руках, широкие рукава закрывают кисти, а босая ступня стала на грудь лежащего Капитоныча, игриво раздернула рубаху на его блестящей от пота груди и, наконец, властно приподняла пальцами подбородок. Когда же тот схватил эту прелестную ножку, прижал к губам и начал целовать, собравшиеся восхищенно захлопали. Эта мизансцена длилась с десяток секунд и закончилась тем, что женщина в черном, держа оголенный меч левой рукой, сбросила с себя капюшон, а потом, рассмеявшись знакомым Майбаху гортанным смехом, сорвала с головы черный парик, обнажив… медно-рыжие волосы.

Толпа ахнула. Ахнул и Сэмми-баронет, застывший с недопитой унцией виски в руках.

— Господи Иисусе! Это же Сара Фергюссон! Герцогиня!

— Где?!

— Да вон… Говорят, она недавно снималась голой для какого-то благотворительного каталога, — проворчал моряк, заканчивая начатое. — Но я так скажу, старина: этому парню, которого она хорошенько истоптала, здорово повезло! Сто тысяч идиотов каждый день целуют ей руки, и только одному выпал шанс поцеловать ее ноги!

Майбах улыбнулся.

Тем временем Палач отошел вглубь, потерялся. Из динамиков над Стоунхенджем вольготно покатилась мелодия его флейты. А Сара Фергюссон, играя довольной улыбкой на лице, отбросила меч — звякнув, он улетел в темноту — и шагнула со сцены прямо в воду бассейна. Раздался плеск воды под ее ногами, но она не погрузилась в глубину — нет, она пошла по воде. И на мгновение, когда герцогиня делала первые шаги, свет на сцене и прожектора погасли, погасла и подсветка бассейна, но тут же синеватым вспыхнула дорожка, по которой она шла. Этот свет бежал перед идущей женщиной, и вот его блики выскочили на круглую площадку в самом конце бассейна. Только что она была пустой, блестя свежеструганными досками, но вот два стюарда, наряженные не в балахоны, а, как и большинство публики, в смокинги с бабочками, торжественно втащили на край бассейна какой-то мешок. Им положили небольшой мостик. И вот из мешка на площадку посыпалось что-то блестящее и хрустящее.