Лорел Гамильтон - Смертельный танец Страница 45

В последней фразе прозвучал гнев достаточно сильный, чтобы пройтись по моей коже, как мехом.

В нормальной ситуации я бы разозлилась, но сегодня...

Я прошу прощения. Вы правы, я не понимаю. Я думала, что вам на Роберта не плевать лишь в той степени, в которой он усиливает вашу власть.

Тогда вы меня совсем не понимаете, ma petite. Он больше столетия был моим компаньоном. После ста лет я бы даже о гибели врага горевал. Роберт не был мне другом, но он был из моих. Мне его было награждать, мне его было наказывать, мне его было защищать. Я его не защитил.

Он поглядел на меня чужими синими глазами.

Я благодарен вам за то, что вы не бросили Монику. Последнее, что я могу сделать для Роберта, – чтобы его жена и ребенок ни в чем не нуждались.

Он внезапно встал одним плавным движением.

Пойдемте, ma petite, я вам покажу нашу комнату.

Слово «нашу» мне не понравилось, но спорить я не стала. Этот новый, улучшенный, эмоциональный Жан-Клод сбивал меня с толку.

А кто эти двое на картине?

Он кинул взгляд на полотно:

Джулианна и Ашер. Она была его человеком-слугой. Мы втроем почти двадцать лет вместе путешествовали.

Хорошо. Теперь он мне не станет навешивать лапшу, что эта одежда – маскарадный костюм.

Вы слишком молоды, чтобы быть мушкетером.

Он посмотрел на меня с тщательно спокойным лицом, ничего не выдающим.

Что вы хотите сказать, ma petite?

Не надо, не пытайтесь. Одежда семнадцатого века, примерно тех времен, что «Три мушкетера» Дюма. Когда мы познакомились, вы мне сказали, что вам двести десять лет. Потом я выяснила, что вы солгали и на самом деле вам ближе к тремстам.

Если бы Николаос узнала мой истинный возраст, она могла бы просто убить меня, ma petite.

Да, прежняя Принцесса города была дикой стервой. Но ее больше нет, зачем же лгать дальше?

То есть зачем лгать вам, вы хотите спросить?

Я кивнула:

Да, именно это я и хочу спросить.

Он улыбнулся:

Вы – некромант, ma petite. Я бы сказал, что вы можете определить мой возраст без моей помощи.

Я попыталась прочесть выражение его лица – и не смогла.

Вас всегда было трудно понимать, и вы это знаете.

Что ж, я рад, что в каком-то смысле вас интригую.

Я оставила это без ответа. Он сам знал, насколько меня интригует, но впервые за долгое время это меня обеспокоило. Назвать возраст вампира – это один из моих талантов – не наука, это точно, но вещь, которую я умею. Никогда я настолько не ошибалась.

На сто лет старше – ну и ну!

Вы уверены, что только на сто?

Я уставилась на него, ощущая, как его сила плещет о мою кожу, омывает, захлестывает.

Вполне уверена.

Он улыбнулся:

Не надо так хмуриться, ma petite. Умение скрывать возраст – одна из моих способностей. Я притворялся на сто лет старше, когда мы дружили с Ашером. Это давало нам свободу странствовать в землях других Мастеров.

И что вас заставило перестать преувеличивать возраст?

Ашеру нужна была помощь, а я оказался недостаточно Мастером, чтобы ее оказать. – Он поглядел на портрет. – Я... мне пришлось унизиться, чтобы добыть для него помощь.

А что случилось?

У церкви была теория, что вампиров можно вылечить священными предметами. Ашера связали ими и серебряными цепями. На него капали святую воду – медленно, по капле, – стараясь спасти его душу.

Я глядела в это красивое, улыбающееся лицо и вспоминала. Я была укушена Мастером вампиров, и рану чистили святой водой. Это было словно кожу жгли раскаленным тавром, будто вся кровь в теле превратилась в кипящее масло. Я блевала, вопила и считала себя очень сильной, что вообще не потеряла сознание. Это был один укус и один день. Если на тебя капают кислотой, пока не умрешь, – этот способ смерти входит в пятерку самых нежелательных.

А что стало с девушкой, с Джулианной?

Ее сожгли как ведьму.

А где же вы были?

Я плыл на пароходе, хотел навестить мать. Она умирала. Я уже возвращался, когда услышал зов Ашера. Успеть вовремя я не мог. Клянусь всем святым и грешным, я пытался. Ашера я спас, но он меня никогда не простил.

Он не мертв? – спросила я.

Нет.

Он сильно пострадал?

Пока я не видел Сабина, я думал, что у Ашера самые жуткие раны, какие только может пережить вампир.

А зачем вы повесили картину, если она так тревожит вас воспоминаниями?

Он вздохнул, посмотрел на меня.

Ашер прислал мне ее в подарок, когда я стал Мастером города. Мы были компанией, почти семьей. С Ашером мы были друзьями, оба Мастера, оба почти одной силы, оба влюблены в Джулианну. Она была преданна Ашеру, но я тоже пользовался ее благосклонностью.

Имеется в виду menage a trois?

Он кивнул.

И Ашер не затаил злобу?

О нет, он ее не таит. Если бы позволил совет, он бы явился сюда вместе с этой картиной и со своей местью.

Убивать вас?

Жан-Клод улыбнулся:

Ашер всегда тонко чувствовал иронию, ma petite.Онпросил у совета вашей жизни, а не моей.

У меня глаза полезли на лоб:

Что я ему сделала?

Я убил его слугу, он убивает, моего. Справедливость.

Я пялилась в это красивое лицо. Потом спросила:

Совет отказал?

Разумеется.

А много у вас еще врагов?

Жан-Клод слабо улыбнулся:

Много ma petite, но в городе сейчас ни одного из них нет.

Я смотрела на улыбающиеся лица на картине и не знала, как сформулировать, но все равно сказала:

Вы здесь так молоды.

Физически я тот же, ma petite.

Я покачала головой:

Может быть, «молоды» – неточное слово. Может быть, наивны.

Он улыбнулся:

Когда писалась эта картина, ma petite, этим словом меня уже тоже трудно было бы назвать.

Ладно, понимайте как хотите.

Я посмотрела на него, изучая черты лица. Он был красив, но было у него в глазах нечто, чего не было на картине, какая-то глубина скорби – или ужаса. Что-то, для чего у меня нет слова, но все равно оно было. Пусть у вампиров не образуются морщины, но прожить пару столетий – это оставляет след. Пусть это даже будет тень в глазах, резкость в углах рта.

Я повернулась к Джейсону, все еще валявшемуся в кресле.

Он часто дает уроки истории?

Только тебе, – ответил Джейсон.

А ты никогда не спрашиваешь?

Я – домашний волк, вроде собаки. Ты же не станешь отвечать на собакины вопросы?

И тебе это безразлично?

Джейсон улыбнулся:

Что мне за дело до картины? Женщина эта умерла, так что секса у меня с ней не будет. Так какая мне разница?

Я ощутила, как Жан-Клод пронесся мимо меня, но не могла проследить глазами. Рука его мелькнула размытой полосой. Кресло загремело на пол, вывалив Джейсона. У него изо рта текла кровь.

– Никогда о ней так не говори.

Джейсон поднес ко рту тыльную сторону ладони и отнял, окрашенную кровью.

Как прикажете.

Он стал слизывать кровь с руки длинными движениями языка.

Я переводила взгляд с одного на другого.

Вы оба психи.

Не психи, ma petite, всего лишь не люди.

Быть вампиром – это еще не дает вам право бить по мордам направо и налево. Ричард так не делает.

Потому-то он и не сможет держать стаю.

Что вы хотите этим сказать?

Даже если он пожертвует принципами и убьет Маркуса, ему не хватит жестокости запугать остальных. Ему будут бросать вызовы снова и снова. Если он не начнет убивать всех подряд, то сам погибнет.

Давать по морде – это не поможет остаться в живых.

Поможет. Пытка тоже хорошее средство, но здесь у Ричарда кишка тонка, боюсь.

У меня кишка тонка.

Но вы наваливаете горы трупов, ma petite. Убийство – лучший из способов сдерживания.

Слишком я была усталая для таких разговоров.

Сейчас четыре тридцать утра. Я хочу лечь.

Жан-Клод улыбнулся:

Что такое, ma petite? Обычно вы не стремитесь в постель так охотно.

Вы меня поняли.

Жан-Клод скользнул ко мне. Он до меня не дотронулся, но стоял так близко и смотрел на меня.

Я совершенно точно вас понял, ma petite.

У меня запылали щеки. Слова были невинны, но звучали они у него интимно и неприлично.

Джейсон поправил кресло и встал, слизывая кровь из угла рта. Он ничего не сказал, просто наблюдал за нами, как хорошо обученный пес, видный, но неслышный.

Жан-Клод шагнул назад. Я ощутила его движение, но глазами не уследила. Всего пару месяцев назад это выглядело бы как магия, будто он исчез в одном месте и появился в другом.

Он протянул мне руку:

Пойдемте, ma petite. Удалимся на дневной покой.

Мне случалось уже держать его за руку, так чего же я осталась стоять и глазеть, будто он предлагал мне запретный плод, который лишь попробуй – и все переменится навсегда? Ему было почти четыреста лет. Лицо Жан-Клода из всех этих долгих лет улыбалось мне, и он сам стоял рядом с почти той же улыбкой. Если мне еще нужно было доказательство, я его только что получила. Он ударил Джейсона, как собаку, которая его рассердила. И все равно был так красив, что дыхание перехватывало.

Мне хотелось взять его руку. Погладить красную рубашку, исследовать овал голой кожи. Сложив руки на животе, я покачала головой.

Он улыбнулся настолько широко, что чуть показались клыки.