Лорел Гамильтон - Смертельный танец Страница 46

Он улыбнулся настолько широко, что чуть показались клыки.

Вы ведь уже держали меня за руку, ma petite. Что изменилось?

Чуть слышная насмешка была в его голосе.

Вы мне просто покажите комнату, Жан-Клод.

Его рука опустилась вдоль тела, но он не обиделся. Больше того, он вроде был доволен, и это меня злило.

Пропусти Ричарда, Джейсон, когда он приедет, но сначала доложи. Я не хочу, чтобы нас прервали.

Как прикажете, – сказал Джейсон и глупо ухмыльнулся с понимающим видом. Что, теперь каждый волк думает, что я сплю с Жан-Клодом? Впрочем, может быть, это как с той дамой, которая слишком много протестовала. Возможно.

Пропусти Ричарда, когда он приедет, – сказала я, – потому что ты ничего не прервешь.

Я взглянула на Жан-Клода.

Он рассмеялся своим теплым ощутимым смехом, от которого кожу будто гладят шелком.

Даже ваше сопротивление соблазну истощается, ma petite.

Я пожала плечами. Могла бы и поспорить, но он бы учуял ложь. Даже среднестатистический вервольф чует запах желания, а Джейсон не был среднестатистическим. В этой комнате каждый знает, что я хочу Жан-Клода. Ну и что?

Нет – это мое любимое слово, Жан-Клод. Вы уже могли бы это знать.

Смех исчез с его лица, и остались только синие-синие глаза, светящиеся, но не юмором. Что-то более темное, более уверенное в себе было в этих глазах.

Я живу лишь благодаря надежде, ma petite.

Жан-Клод раздвинул черно-белые драпри, открыв голые серые камни, из которых были сложены стены. Глубоко в лабиринт уходил большой коридор. За пределами электрического света комнаты горел факел. Жан-Клод остановился, подсвеченный пламенем и мягким современным светом. Игра теней погрузила половину его лица в темноту, зажгла огни в глазах. Или это не была игра теней или света – это устроил он сам.

– Пойдемте, ma petite?

И я пошла во тьму внешнюю. Он не пытался до меня дотронуться, когда я проходила мимо. Я бы начислила ему очко за сопротивление соблазну, но я его слишком хорошо знала. Он выбирал время. Тронуть меня сейчас – значило разозлить, а позже – может быть, и нет. Даже я не могла сказать, когда буду в настроении.

Жан-Клод двинулся передо мной. Он оглянулся через плечо:

В конце концов, ma petite, вы же не знаете дорогу в мою спальню.

Я там была однажды.

Вас принесли без сознания и при смерти. Это не считается.

Он пошел по коридору, придав своей походке подчеркнутую размашистость, примерно как Джейсон на лестнице, но у вервольфа это было забавно, а у Жан-Клода – в высшей степени соблазнительно.

Вы хотели идти впереди, чтобы я любовалась на вашу задницу?

Он ответил, не обернувшись:

– Вас никто не заставляет на меня смотреть, ma petite, даже я.

И это была правда, ужасная правда. В темной глубине сердца меня тянуло к нему с самого начала, иначе я бы давно уже его убила. Или попыталась. На моем счету было больше легальных ликвидаций вампиров, чем у любого другого охотника в стране. Меня прозвали Истребительницей не за просто так. И как же так вышло, что мне безопаснее в глубинах Цирка Проклятых под землей, с монстрами, чем на поверхности, с людьми? Потому что где-то по дороге я не убила монстра, которого надо было убить.

Этот конкретный монстр вел меня по коридору, и у него по-прежнему была самая соблазнительная задница из всех, что я видела у покойников.

22

Жан-Клод прислонился плечом к стене. Дверь он уже открыл и грациозным жестом приглашал меня внутрь.

Каблуки моих туфель тонули в мягком белом ковре. Стены украшали белые обои с мелким серебряным узором. В левой стене возле кровати была дверь, на кровати – белые атласные простыни. В головах были небрежно брошены черные и белые подушки. В противоположных углах стояли все тот же лаковый туалетный столик и комод. Обои и дверь – вот что было новым. Непонятно, что из них меня больше тревожило.

Куда ведет эта дверь?

В ванную. – Жан-Клод закрыл входную дверь, прошел мимо меня и сел на край кровати. Стульев не было.

Ванная? В прошлый раз ее не было, – сказала я.

Не в том виде, что сейчас, но она здесь была.

Он прилег, опираясь на локти. Ткань рубашки натянулась, показав столько голой кожи, сколько могла. Из-за нижнего края выреза выглядывала линия темных волос.

В комнате становилось теплее. Я расстегнула пряжки бронежилета и стянула его через голову.

Куда мне это положить?

Куда вам угодно, – сказал Жан-Клод. Его голос был куда нежнее и интимнее, чем сами слова.

Я обошла кровать с другой стороны, подальше от него, и положила бронежилет на атласные простыни.

Жан-Клод лежал на спине, черные волосы обрамляли совершенное в своей бледности лицо. Да, теплее, точно становится теплее.

Вы не возражаете, если я умоюсь?

Все, что у меня есть, – ваше, ma petite. Вам пора бы уже это знать.

Я попятилась к двери и открыла ее с некоторым облегчением, закрыла ее за собой, а когда посмотрела вокруг, сказала про себя «вау!».

Ванная была узкая, длинная, в конце – двойной умывальник и зеркала, окруженные газосветной изогнутой трубкой. Умывальники – черного мрамора с белымипрожилками, каждый кран, каждая грань металла сияет серебром. Пол покрыт черным ковром. Полустена серебра и зеркальных панелей скрывала сиденье на фоне черной стены. И еще была ванна. Три мраморные ступени вели к черной ванне, достаточно просторной для четверых. Кран изображал серебряного лебедя с распростертыми крыльями. Душ тут принять было нельзя, а это я как раз больше всего люблю, а лебедь был великоват, но все остальное было прекрасно.

Я села на прохладный мраморный край. Было почти пять часов утра, глаза жгло от недосыпания. Прилив адреналина от близко пролетевшей смерти уже прошел. Чего мне сейчас надо было – это чтобы меня утешили, приголубили; да, секс сюда как-то включался, но не с высшим приоритетом. Наверное, и Жан-Клод, и Ричард сказали бы, что для меня это вообще не высший приоритет, но это их трудности. Ладно, наши трудности.

Если бы в соседней комнате на кровати лежал Ричард, я бы сегодня влезла к нему под одеяло. Но это не был Ричард, а когда Ричард приедет, мы будем с ним спать в кровати Жан-Клода. Как-то чертовски неудобно впервые заниматься сексом в кровати своего другого кавалера. Но тут не только мальчики страдали от сексуального напряжения – меня тоже затягивало.

Прав ли был Ричард? Только ли нечеловеческая природа любовника удерживала меня от того, чтобы лечь в постель с Жан-Клодом? Нет. По крайней мере, мне хотелось так думать. А с Ричардом? Увы, но ответ – да.

Я умылась и не смогла удержаться от взгляда на себя в зеркало. Макияж чуть поблек, но подведенные ресницы все еще сильно выделяли мои большие и темные глаза. Тени почти сошли, помады уже и следа не осталось. В сумочке у меня лежал тюбик помады, и хоть ее-то я могла бы подновить. Да, но это значило бы признать, будто мне не безразлично, как я выгляжу перед Жан-Клодом. А мне действительно небезразлично, и это больше всего пугает. Я не стала мазать губы и вышла в спальню как была, и пусть думает, что хочет.

Он оперся на локоть, глядя на меня, выходящую из дверей.

Ma petite, вы красивы.

Я покачала головой:

Хорошенькая – еще готова согласиться, но красивая – нет.

Он склонил голову набок, пустив волосы волной на плечо.

И кто же вам сказал, что вы не красивы?

Я прислонилась к двери.

Когда я была маленькой, мой отец часто подходил к матери сзади, обнимал за талию, зарывался лицом в ее волосы и спрашивал: «Как сегодня себя чувствует самая красивая женщина в мире?» Это он говорил не реже раза в день. Она смеялась и просила его не говорить глупости, но я была с ним согласна. Для меня она была самой красивой женщиной в мире.

Она была вашей матерью, а девочки всегда очень высокого мнения о матерях.

Может быть, но через два года после ее смерти папа снова женился. Женился на Джудит, а она была светловолосая, синеглазая и совсем не похожа на мою мать. Если он действительно считал, что мама была самая красивая женщина в мире, зачем он женился на какой-то нордической снежной принцессе? Почему не выбрал женщину маленькую и смуглую, как моя мать?

Этого я не знаю, ma petite, – сказал Жан-Клод вполголоса.

У Джудит была дочь на два года моложе меня. Потом у них родился Джош, и он был блондинистый и синеглазый, как все они. Я на семейных фотографиях – как темное пятно, попавшее по ошибке.

У вас почти такая же белая кожа, как у меня, ma petite.

Но волосы и глаза у меня мамины. Волосы не просто темные, они черные. Одна женщина даже спросила у Джудит прямо при мне, не приемыш ли я. Джудит ответила – нет, дочка мужа от первого брака.

Жан-Клод соскользнул с кровати, пошел ко мне, и мне пришлось опустить глаза к полу. Очень хотелось, чтобы меня обняли, утешили. Будь это Ричард, я бы пошла к нему. Но это не был Ричард.

Жан-Клод взял меня за щеку и поднял мое лицо к себе, заставляя глядеть.

Я прожил более трехсот лет. За это время понятие о красоте менялось много раз. Полногрудые, сухощавые, высокие, низенькие, стройные, круглые – все это в свое время считалось вершиной красоты. Но за все этитриста лет, ma petite, я никогда никого так не желал, как желаю вас.