Александр Смоленский - 210 по Менделееву Страница 62

– Скажу откровенно, особых сенсаций от меня не ждите. Уверен, благодаря собственным, а также Леонида Сергеевича стараниям вы и без моего сообщения о многом уже знаете или догадываетесь.

– Не без того, конечно, но тем не менее… – не удержался, чтоб не вставить слово, Багрянский. – Давайте же наберём в рот воды и послушаем нашего героя.

– Постараюсь быть лаконичным. Однако хочу еще раз напомнить… – Свиридов поднял указательный палец. – Всё, что я сейчас скажу, должно остаться строго между нами. Очень надеюсь на вашу порядочность.

При этих словах он поочередно обвёл взглядом каждого из собеседников.

– Ну что ты заладил, сынок? Я ж тебе дал гарантию и слово офицера! – обиженным тоном бросил реплику Леонид Сергеевич.

– Ладно, была не была! Прежде всего я хотел бы сообщить, что по содержанию и форме предсмертное завещание Вадима Люсинова представляет собой, на мой взгляд, особый, эклектический жанр эпистолярного творчества – то есть это одновременно и признание, и покаяние, и завещание, и исповедь, если хотите. Адресовались откровения Люсинова, если быть до конца честным, непонятно кому. То ли исключительно жене и сыну Антону, то ли господину Эленскому, дабы вооружить его для дальнейшей борьбы с Кремлем, то ли и того проще – как говорится, всем, всем, всем… Так или иначе, я лично уверен: Вадим Люсинов писал свои записки не кривя душой, честно и правдиво, я в этом уверен. На пороге смерти обычно не врут. По всей видимости, он не хотел уйти в мир иной, не покаявшись как перед близкими и дорогими ему людьми, так и перед всем человечеством сразу.

Свиридов сделал паузу, наполнил стакан минеральной водой и залпом осушил его.

– Признаюсь, до недавнего времени я наивно полагал, что всё случившееся с моим бывшим соратником, начиная с его бегства в Англию, происходит по сценарию, разработанному на Лубянке. Вплоть до последнего момента полагал. Первые сомнения закрались, когда я получил весьма неопределенное задание отправиться в Лондон и сделать… сделать, честно говоря, непонятно что. То ли выяснить правду, то ли зачистить поляну, как у нас говорят, или что-то в таком роде. Ко всему мне показалось несколько странным, что в Агентстве национальной безопасности не совсем владеют ситуацией. Теперь же, после ознакомления с предсмертными записками Вадима Люсинова, у меня не осталось сомнений, что этот человек – настоящий Иуда и отщепенец. Даже его сын признался, что ненавидит отца. Правда, он раньше меня прочитал пресловутые предсмертные записки.

– Одним словом, предатель Родины, как я понимаю, – неожиданно изрек Багрянский.

– Если бы, Лев Владимирович… – ответил персонально журналисту Свиридов. – В нашей стране было столько предателей родины, в том числе и из наших синепогонных рядов, которые на поверку, спустя годы, десятилетия оказывались никакими не предателями, а просто инакомыслящими. Но я ведь не случайно сразу назвал моего бывшего соратника продажной тварью. Ради тридцати сребреников Вадим Люсинов шёл на такие преступления, что нормальному человеку трудно даже вообразить. В записях он оправдывает свои деяния тем, что крайне нуждался в средствах для лечения сына-инвалида. И тут же – вот ведь лицемер! – обращаясь к жене и сыну, сообщает им цифровой код своей банковской ячейки, где хранит – вы только представьте себе, господа, – шесть миллионов евро.

– Так вот за какими деньгами охотился тот араб! – почти одновременно воскликнули Мацкевич и Духон. – Ничего себе тридцать сребреников…

– Более того, Люсинов наставляет жену, что в случае чего она может выгодно продать предсмертные записки мужа прессе, издательствам, которые выложат за его откровения огромные деньги.

– Уму непостижимо! – вырвалось у Багрянского. – Находясь одной ногой в могиле, он думал о том, как ещё наварить бабла! Нет бы о душе позаботиться!

– О спасении души он тоже моментами заботился, но только как бы походя, каясь в своих грехах исключительно перед женой и сыном. Ну о чём вообще можно говорить, если Люсинов, по собственному его признанию, был тесно связан деловыми отношениями с небезызвестным вам Бироном и прочими террористами всех мастей! Как я теперь понимаю, не давало покоя то, что кто-то, например Бирон, лопатой гребет деньги, а сам он лишь крохи со стола Эленского подбирает. И надо же, вдруг ему от того же Бирона-Буратова поступает потрясающее предложение: стать посредником в торговле нелегально вывезенными из России радиоактивными отходами. Ну и в результате Щука доторговался! Правда, кара небесная настигла его не сразу.

Слушатели молчали, ловя каждое слово рассказчика.

Путь Люсинова к могиле начался после того, как он однажды случайно встретил в одном из лондонских казино проигравшегося в пух и прах некоего химика-наркомана Алекса Лэнга. Тот, будучи сильно под кайфом, разоткровенничался, слезливо жалуясь на свою несчастную, безответную любовь к леди Соутбридж. В порыве откровений Лэнг рассказал и о том, что готовит дома по своим оригинальным рецептам синтетический наркотик, неплохо на том зарабатывая. Мгновенно сообразив, с каким ценным кадром его свела судьба, Люсинов выстроил в голове схему обогащения. Но прежде не пожалел денег и дал взаймы неудачнику довольно крупную сумму. Расчёт был прост – теперь алхимик попадал к нему в полную зависимость! Для Люсинова встреча с Лэнгом сулила в будущем огромные барыши. Дело в том, что к тому моменту одна из радикальных исламистских группировок уже не раз пыталась через своего эмиссара в Лондоне, некоего Махмуда, купить у русских грязную бомбу. Полагаю, господа, вы в курсе, что это такое?

Свиридов снова наполнил стакан минеральной водой и вопросительно посмотрел на слушателей.

– Разумеется, – за всех ответил Багрянский.

– Так вот, – продолжил Свиридов, – заимев практически в собственность школьного химика Лэнга, Щука решил с его помощью попробовать выполнить заказ террористов. Если тому удастся, на него посыплется золотой дождь – Щука полагал, что сможет увеличить поставки полония. Словом, партнёры по криминальному бизнесу нашли себя еще раз. И договорились не ставить о своем альянсе в известность хозяина «Альбеги», на которого оба работали. Они сумели выторговать у заказчиков аванс в пять миллионов евро, и дело пошло. Управление кассой и контроль над Лэнгом взял на себя Люсинов, а Буратов – поставку сырья. Уж не знаю как, но торговцу оружием не только удалось раздобыть редчайший изотоп, но и довольно регулярно доставлять его в Лондон. Оборудование же подпольного цеха было достаточно современного уровня – часть необходимого «Алхимик» похитил из лаборатории местного колледжа, а кое-что раздобыл Буратов.

Интеграл откинулся на спинку кресла и лукаво взглянул на собравшихся.

– По глазам вижу, у всех вас один вопрос: возможно ли вообще такое? Представьте, возможно. Сварганить так называемую грязную бомбочку можно даже в туалете. А уж в лаборатории… Самым трудным, как пишет Люсинов, было доставить сырье в Лондон, а затем соединить его с детонатором. Не знаю, сколько раз взрывались самодельные бомбочки, но думаю, пару раз они нашли применение у террористов. Так что кто знает, как далеко зашли бы Буратов и Люсинов… Но тут случилось непредвиденное. За несколько дней до отравления Щука с утра отправился в Форестхилл, чтобы ещё раз проверить, как идут дела у Лэнга по подготовке очередной «посылки», и застал «алхимика» в жутком состоянии. Тот, очевидно, наглотавшись и нанюхавшись наркотического зелья собственного производства, был невменяем. Лэнг клял все на свете, орал, чертыхался и плакал, ломая и круша всё вокруг. Кругом были рассыпаны какие-то порошки, разбитые ампулы и вскрытые капсулы. Завидев Щуку, химик бросился на него с кулаками. «Ты! Ты втянул меня в эту историю! – кричал он. – Я вас всех уничтожу! Я всех вас облучу! И тебя, Люсинов, первым! А эту сучку, несостоявшуюся мою любовь, второй!» Дабы угомонить взбесившегося подельника, Люсинову пришлось применить силу. Но о том, что реально несла в себе угроза, он понял лишь в госпитале, когда сообразил, что среди раскуроченных колб и пробирок с порошками и химикатами вполне мог быть и полоний. Именно там, в подвале, Щука и подхватил радиоактивную дрянь, да ещё разнес ее чуть ли не по всему городу – где бы он ни появлялся в последующие два дня, всюду оставались следы полония. Хорошо, что его концентрация уже никому не могла принести вреда. Так что, господа, Люсинов и Лэнг погибли мучительной смертью по собственной вине.

– И еще леди Соутбридж, – продолжил список Багрянский. – А также Буратов и Махмуд, ведь и они по-своему жертвы полония…

– Оказывается, ларчик довольно просто открывался! – не преминул прокомментировать рассказ Свиридова хозяин шато.

– Боюсь, ларчик так бы никогда и не открылся, если бы Игорь чудом не обнаружил флэшку на связке ключей, которыми пользовалась прислуга в доме Люсиновых, – заметил Мацкевич.