Илона Волынская - Князь оборотней Страница 42

Хадамаха хотел поговорить с отцом: откуда завелись в стойбище эти самые братья Биату и отчего обнаглели настолько, что на Брата полезли, да почему отец их не опамятовал. Но мама выскочила из полуземлянки с блюдом лепешек, и он решил отложить разговор. Вот чего не понять всяким Биату! Когда и впрямь насовершаешь в жизни подвигов: под землю спустишься, по морде от тварей Среднего и Нижнего мира получишь, от Храмового Огня по лесам побегаешь — начнешь понимать, что такое счастье. Когда костер, и лепешки, и мама…

Неподалеку играли в «лягушку». Присев на корточки, детвора старалась прыгнуть как можно дальше — хоп! хоп! хоп! — пока «лягушка» не теряла равновесия, опираясь руками о мокрую землю. Великий Белый тигр, опора и надежда Амба, скакал вместе с ребятишками Мапа.

— Ты нечестно играешь! — взмахивая кулачонком и едва сдерживая злые слезы, завопил мальчишка-Мапа. — Ты — тигр, вы лучше нас прыгаете!

— Так я ж не нарочно… — пробубнил тигренок, поднимаясь.

— Нарочно! — перешел в наступление крепыш-Мапа. — Вы, тигры, все ковыряльные… не… О! Коварные! Так деда говорит, а он про вас все знает!

Тигренок мрачно насупился, плечи его выгнулись, как у большой кошки…

— Эй, Белый! Сюда иди! — Хадамаха приглашающе помахал палочкой с мясом.

Тигренок разулыбался — зубешки у него оказались еще несерьезные, недостойные опоры и надежды тигриного племени — и вприпрыжку помчался к костру. Мелкая шустрая девушка — та самая, что обозвала братца Биату мозговой косточкой, — возникла рядом.

— А мне мяска, тетушка? — проканючила она, задирая умильную мордашку к Хадамахиной маме.

Мама растерялась так сильно, что это стало заметно всем. Кинула быстрый взгляд на гостей — слышат ли — и наконец тихо пробормотала:

— Ты уже ела!

— А он тоже ел! — звонко, на все стойбище, завопила девушка.

— Тигренок гость, и мы должны… — начала втолковывать мама.

Прислушивающийся к разговору крепыш усмехнулся одновременно разочарованно — мяска не дали — и победно — все как он говорил: тигры придумают, как у честного медведя кусок из пасти вырвать. Хадамаха сгреб с деревянной тарелки все оставшиеся палочки с мясом, прихватил рыбу и сунул в руки девчонке.

— Лопайте! — принужденно улыбаясь, велел детворе он. — Только глядите у меня — чтобы поделиться! А то… тигры коварные, тигры коварные… Под это дело — ам! — и все мясо слопали, чтобы коварным не досталось. Сам такой был…

Детвора с веселым визгом рванула прочь, на ходу выхватывая мясо у девчонки. Тигренок мчался вместе со всеми, подпрыгивая и кувыркаясь на бегу.

— Распоряжаешься… — протянул отец. Голос его звучал странно: точно он не мог решить — нравится ему поведение сына или нет. — У отца не хотел сперва спросить? — кивая вслед стайке детворы, поинтересовался он.

— Хотел, — тяжело ответил Хадамаха. — Что у вас происходит?

Они столкнулись глаза в глаза — багровый медвежий взгляд старого Эгулэ и неожиданно даже для него самого спокойный, холодный — Хадамахи.

— В стражниках научился так глядеть? — криво усмехнулся отец.

— Что у нас с едой? — разглядывая опустевшее блюдо, спросил Хадамаха.

— Прекрасно у нас с едой! — торопливо вмешалась мама. — Завтра утром белок пожарим! Любите жареных белочек, ребятки?

Посасывающий пустую палочку из-под мяса Хакмар аккуратно вынул ее изо рта и шумно сглотнул.

— Вам — самую жирную! — немедленно заверила его мама. — Чтобы аж капало с нее…

— Не надо. Обойдусь, — сдавленным голосом заверил ее Хакмар.

— Уймись, мать. Наш сын не про белок спрашивает, — мрачно сказал отец. — Дичи прошлый День было мало. Шкуры шаман Канда забрал — за долги…

Аякчан вскинулась, явно собираясь сказать отцу, что Хадамаха выплатил долги племени… тот только успел быстро и яростно мотнуть головой. Не хватало, чтобы отец вот так узнал — сын за него долги выплачивает! Будто отец сам не мужик и не медведь!

— Канда обманывает с ценами, — вмешался Хакмар. — Почему своих людей шкуры менять не пошлете, хотя бы в ближайший город?

— Вовсе за таежных пней держите? Сами сообразили, что цены занижает Канда, а за металл дерет втридорога. Снарядили обоз — лучшие шкуры, мясо вяленое, рыба, ягода моченая… — отец безнадежно махнул рукой. — Разграбили. А парней, которые с обозом шли… пожгли.

— Как — пожгли? — аж подпрыгнула Аякчан.

— Насмерть, госпожа жрица. Только скелеты закопченные и остались.

— Вы думаете, это жрицы, потому что больше некому, — волнуясь, начала Аякчан. — А есть кому! Мы встретили странных существ, их называют дяргули…

У мамы Хадамахи вырвался глухой вскрик, и она в ужасе зажала рот ладонью.

— Так вот откуда у вас столько ожогов… — она глянула на Хакмара.

— Меня как раз жрицы… — пробормотал тот, но мама уже вцепилась в Хадамаху.

— Сыночек, с дяргулями нельзя… Красные волки — это смерть!

— Успокойся, мам! — раздосадованно буркнул он. — Нету больше дяргулей.

— Куда ж они делись? — насмешливо поинтересовался отец.

— Донгара встретили, и все потонули, — рассеянно откликнулся Хадамаха и, не обращая внимания на дикий взгляд отца, потребовал: — Ты про обоз-то давай! Кто его разграбить мог?

— Сам не догадываешься? А говоришь, стражник!

Хадамаха нахмурился — словно складки на лбу могли согнать в кучку разрозненные сведения.

— Шаману Канде выгодно взять товары без платы… И в долгу все племя держать тоже выгодно. Неужто люди Канды?

Отец с брезгливым разочарованием подался назад:

— Шаман-то при чем? Это все Амба! Они убили наших парней! Из-за них мы теперь голодаем!

— Тигры сожгли наших парней? — ошалело переспросил Хадамаха. — Чем?

Отец поглядел на него непонимающе.

— Раз сожгли, выходит, тигры вовсе ни при чем! — терпеливо пояснил Хадамаха. — Что они, вокруг наших костры раскладывали, а те так и стояли спокойненько — давайте, жгите?

— Я честный медведь, в кошачьих хитростях не разбираюсь! Усыпили, или отравили, или обшаманили…

— А не проще вспомнить, что жрица Огня живет прямо у Канды в его ледяном доме? — не обращая внимания на недовольный взгляд Аякчан, спросил Хадамаха. — А люди нас нынче… скажем так, не любят. Говорят, из-за нас они голодают.

— Что нам с людьми делить? — возмутился отец. — Они к нам носов не кажут, разве жрец-геолог с Буровой когда завернет…

— Дичь отогнали — шаман камлать должен, дичь обратно звать, племя кормить. Почему не камлал? — вдруг требовательно спросил Донгар.

«Ой, чурба-ак! — мысленно взревел Хадамаха. — Да потому, что, кроме тебя, черных нету, никто Ночью камлать не может!»

Но отец не заметил странного в словах Донгара.

— А нету у нас шамана! — с каким-то болезненным злорадством откликнулся он. — На самом Закате шаман Амба его прикончил! Думаешь, чего Биату за Белым тигром охотились? За шамана, за обоз, за наших парней, за то, что лишний кусок мяса детям дать не можем…

— Значит, Белый не сам к нам забрел. Биату на него охотились, — холодно заключил Хадамаха. — А потом решили прикончить моего Брата.

— Нечего было ему лезть! — гаркнул отец, яростно уставившись на тихого, точно он не медведь, а мышь, Брата. — По закону-то мы уже давно с Амба кровь за кровь взять должны!

Хадамаха поглядел на отца с болезненным интересом — как смотрят на покалеченных. И знаешь, что пялиться нехорошо, а глаз отвести не в силах.

— Племя и так недовольно, — буркнул отец. — Я ведь того… Долги у нас были, и голод подбирался. Вот я парням из обоза того… — отец понизил голос, — мешочек отдал. Тот самый.

— Который еще дед собирать начал? — Хадамаха сжал кулаки. Это… действительно плохо.

Ребята глядели на Хадамаху вопросительно, но он сделал вид, что не заметил. То внутренние дела племени.

— Амба наверняка узнали… что с нашим обозом едет! — глухо сказал отец. — И напали! Теперь у них все, а у нас ничего. Тут еще Брат твой влез, когда Биату решили Амба отомстить. Что ж я за вожак такой выхожу? Про козни тигриные не догадался, не отомстил, сын мой за тигров заступается. Вот и решили, видать, меня прибрать. Брата связанного приволокли, орут: выходите, люди, сын вожака нас предал, всех нас Амба сдать хотел, Белого тигра отбить пытался! Глаза бешеные, копьями машут, из луков в своих целятся… Вовремя ты заявился. А если разобраться… и что тигренка притащил, тоже нехудо вышло.

— Ты что задумал, отец? — напряженно спросил Хадамаха.

— Маленьких… не обижать… — впервые за весь разговор подал голос Брат и поглядел на Хадамаху, точно в поисках поддержки.

— Да кто его обидит! Погостит у нас в стойбище, — твердо, как об окончательном решении, сообщил отец. — Чтобы когда река вскроется, его мамаша Золотая нам вместо рыбной ловли тут охоту не устроила!