Гарри Килворт - Головоломка Страница 49

Лоррейн выбежала нам навстречу, когда мы втроем подходили к изгороди.

— Единорог! — закричала она. — Я его нашла!

Это было чудо.

Единорог преспокойно лежал, спрятавшись за хорошо защищенным кругом кустов, который был частично прикрыт нашими бочками, а частично — изгородью. Когда мы подошли к этому сказочному существу, он занервничал, но не убежал. Лоррейн решилась подойти к нему и коснуться его, а он поднял голову и посмотрел на нее влажными глазами.

Он был гораздо меньше, чем я думал. Когда видишь его бегущим через лес, то плохо представляешь, какого он размера. Он больше напоминал пони, а не лошадь.

Джорджия, конечно же, была на седьмом небе от счастья. Вот оно, животное, которое она обожает, лежит у ее ног. Длинный тонкий рог на его лбу казался мне смертельно опасным, но, после того, как посмотришь единорогу в глаза, понимаешь, что он не может причинить никакого зла. Казалось, что у них сложились какие-то особые отношения, у девочки и у этого необычного создания.

— Можно мне погладить его? — спросила Джорджия у матери.

— Это не он и не она, это скада, — пробормотал я себе под нос.

Не дожидаясь ответа Лоррейн, Джорджия подошла к единорогу и пробежалась пальцами по шелковистой шкуре. Единорог слегка задрожал. Эта дрожь как будто передалась руке Джорджии и всему ее телу. Затем что-то невообразимое произошло прямо на моих глазах. Я не могу сказать, что именно это было, но выглядело все так, как будто они на секунду поменялись местами. Да, это звучит глупо, даже когда я пишу об этом, но казалось, что Джорджия стала единорогом, а единорог стал ею.

Но это, должно быть, было, как же это называется, иллюзией. Я не знаю. Я пишу о том, что я тогда подумал. Может, это было какое-то заклинание или какое-то волшебство, если вы верите в такие вещи. Я не могу сказать, что верю. Я просто рассказываю так, как почувствовал это тогда. Было очевидно, что между ними есть какое-то особое понимание. Легко можно было увидеть, что они доверяют друг другу так же, как пастушья собака и пастух, полностью и безгранично. Но они ведь никогда не приближались друг к другу до сегодняшнего дня, так ведь? То, что произошло, было странным. Необычным. И это мне не нравилось.

Я не понимал, что происходит. Мне казалось, что в этом есть что-то сверхъестественное. Меня била сильная дрожь.

— Что происходит? — спросил я, отступая от этой пары, как будто она была заряжена электричеством. — Что случилось?

— Не бойся, Макс, — прошептала Лоррейн, будто зачарованная этим зрелищем. — Волшебство бывает и добрым.

Мне это совсем не нравилось. Я подумал, что Джорджия кем-то околдована. Возможно, единорогом. Я чуть не пнул его, и, к своему ужасу, мне очень хотелось пинками загнать его обратно в лес. Слава богу, я этого не сделал, а то бы Джорджия не заговорила со мной до конца жизни. Она продолжала с восторгом гладить зверя. В конце концов Джорджия сделала удивительную вещь: она забралась на спину единорога, как будто он был обычной лошадью.

Теперь даже ее мама забеспокоилась.

— Осторожно, миленькая! — прошептала Лоррейн. — Не делай никаких глупостей!

Но все шло так, как будто это действие было совершенно естественным. Как будто все и должно было быть так. Девочка, едущая верхом на единороге. Я видел такие картинки в книгах. Они были одним целым. Джорджия не обратила никакого внимания на мать и осторожно сжала бока единорога своими пятками, как это обычно делают, сидя верхом на пони. Единорог поднялся с влажной земли, на его шкуре блестели капли росы. Его глаза стали огромными и из синих стали серыми. Его ноздри раздулись. Луч света скользнул по тонкому рогу и его кончик вспыхнул рубиново-красным светом. Мускулы на боках, спине, шее и ногах животного напряглись. Казалось, что сейчас он помчится, как стрела, пущенная из лука.

«О Господи! — подумал я. — Она наверняка погибнет!»

Но белоснежное животное не взбрыкивало и не попыталось ее сбросить, совсем нет. Единорог просто рысью проскакал в наш лагерь, а потом сделал круг по утрамбованной земле. Джорджия, вне себя от гордости и счастья, восседала на спине этого существа, как будто она просто на выездке в манеже в своем родном городе.

Я облегченно вздохнул. Мне показалось, что позади меня раздалась еще пара облегченных вздохов. Мы все немного успокоились.

— Она хорошо скачет верхом, — сказал Хассан. — Я участвовал в скачках шейха и знаю, что такое хороший наездник.

— Мы все отлично знаем, что ты участвовал в этих чертовых скачках, — ты уже сто раз об этом всем рассказывал! — сказал я.

— И вовсе не сто, Макс, а всего один или два раза.

Мы довольно долго стояли и восхищались тем, как красивая девочка скачет на спине чудесного животного, пока в конце концов Лоррейн не сказала:

— Ну, хватит, Джорджия!

И Джорджия коснулась шелковистой гривы и нежно остановила свою фантастическую лошадь. Она соскользнула со спины единорога на землю и погладила его шею. Только после этого она позволила ему убежать. Из-под его копыт полетели комья моха, и он быстро скрылся в глубине тропического леса.

— Сейчас лучше ничего ей не говорить, — предупредил я Хасса, пока Джорджия шла к матери. — Только посмотри на нее! Она светится ангельским светом! Нам не сравниться с этим созданием. Сейчас мы ей вряд ли интересны!

Вокруг Джорджии и в самом деле как будто была какая-то аура. Думаю, это была безмятежность. Я нашел это в словаре. Аура безмятежности. Но я был не прав насчет того, что теперь она не захочет быть в нашей компании. Более того, она не издавала радостных воплей. Она не выпендривалась и обошлась без того, чтобы начать жужжать о своем подвиге. Мы спросили ее, на что это было похоже, а она просто сказала: «Это фантастика» — и больше не возвращалась к этой теме. Я подумал, что она была слишком потрясена, чтобы пыжиться от гордости. Не уверен, что на ее месте я был бы столь же сдержан. Наверняка бы раздулся от важности.

Я услышал, как она говорит своей маме, что Трехглазка ей бы обзавидовалась.

— А кто это? — спросил я у нее позже.

— Девчонка у нас в школе, — ответила она с улыбкой. — Ее зовут Ирен Имоген Ингатстоун. Три I.[11] Значит, Трехглазка!

— А, понял!

— А я не понял, — сказал Хасс.

И нам пришлось объяснять ему эту шутку, что было не очень просто, ведь Хасс вырос в другой культуре. Даже когда до него дошло, в чем дело, он сказал, что это достаточно странный юмор.

Но в шутках Хасс вообще никогда не был силен. В Хассе было многое другое, что интересовало Джорджию. Мой приемный брат — очень глубокий человек. Папа однажды сказал мне, что у Хасса есть одухотворенность, и мне сразу захотелось перенять хотя бы частичку ее. Я пытался. Я очень старался, но, когда я спросил Джорджию, появилась ли у меня хоть немного этого качества, которое они называют одухотворенностью, она ответила: «Макс, но я люблю тебя таким, какой ты есть». Меня это немного задело. Я бы хотел, чтобы мной восхищались так же, как восхищаются Хассом, за те же черты, которые есть в нем. Но теперь я вижу, что во мне есть кое-что, чего в нем нет (я не собираюсь говорить, что именно, — это уже было бы бахвальством). И я вполне удовлетворился этим.

Теперь, когда наше бревно унесло с пляжа поднявшейся водой, нам, детям, нужно было новое место для встреч. Так как нам запретили уходить далеко от лагеря, место должно было быть неподалеку от изгороди. На краю тропического леса стояло огненное дерево. Кажется, оно всегда стояло в цвету, покрытое пурпурно-кровавыми цветами. Огненные деревья в тропиках встречаются почти так же часто, как дубы в Англии. У них толстые стволы, которые выглядят очень надежными и, кажется, могут простоять добрую сотню лет.

Мы решили собираться на выступающих из земли корнях этого дерева.

Нам с Хассом было очень любопытно узнать, что же чувствовала Джорджия, сидя верхом на единороге.

— На что это похоже — сидеть верхом на скалу? — спросил я. — Это напоминает катание на лошади или на пони?

— Чудовищная разница, — ответила Джорджия, обхватывая колени руками.

— Как ты себя чувствовала? — спросил Хасс.

— Странно, — сказала она.

Потом, посмотрев на наши лица, она поняла, что от нас не отделаться односложными ответами.

— Ой, ну я не знаю, как объяснить. Это, наверное, похоже на встречу с каким-нибудь инопланетянином. Я была так возбуждена, что едва могла дышать. Но в то же время я была так спокойна и расслабленна, как будто только проснулась и видела прекрасный сон. Все было каким-то нереальным. Мне казалось, что мы вот-вот взлетим высоко в небеса. Я чувствовала, как его сердце колотится у меня под коленями. Быстро, и все быстрее и быстрее. Я знала, что единорог чувствует себя так же странно оттого, что я сижу у него на спине. Но в то же время мы оба знали, что так и должно быть. Это ощущалось как нечто должное. Мне казалось, что я родилась на свет только для того, чтобы ездить верхом на единороге, а единорог был создан только для того, чтобы я ездила на нем верхом. Мы знали, что так и должно быть. Не знаю, есть ли какой-то смысл в том, что я говорю. Чтобы понять, как это было, надо попробовать.