Василий Голышкин - «Журавли» и «цапли». Повести и рассказы Страница 21

— Вы ко мне?

— Да, — сказал Орел, берясь за стул. — Разрешите?

— Пожалуйста, — засуетился приезжий, уступая диван мне и командиру Юльке. Уселся на второй стул и сказал: — Слушаю.

Орел вынул из кармана трубку:

— Вас, кажется, интересовала эта вещь?

Приезжий, смутившись, покраснел.

— Не именно эта… — начал он, но Орел не дал ему договорить.

— Эта, — сказал он. — Именно эта. Но то, что вы искали, мы уже нашли.

Приезжий вскочил и врос головой в потолок. Губы у него дрогнули.

— Нашли? — удивленно воскликнул он. — Где же она?

Орел, полагая, что приезжий имеет в виду бумажку с прозвищами, ответил уклончиво:

— Это военная тайна.

— Клятва брата военная тайна? — крикнул приезжий. — Семейная — куда ни шло, но военная?.. — Он пожал плечами.

— Дайте мне!

Мы все, как по команде, посмотрели на Юльку. Такой взволнованной я еще никогда не видел командира «цапель».

— Ну что ж, выступай, — пошутил Орел.

— Я не выступать, — заторопилась Юлька, не поняв шутки. — Я спросить. У них вот, — кивнула она на приезжего…

Тот кивком разрешил: пожалуйста. И Юлька спросила:

— Ваш брат Май?

Незнакомец окаменев смотрел на Юльку. Я позавидовал Юлькиному уму, догадавшись, в чем дело.

Юльке пришла в голову простая мысль: партизанские клички семерых могли быть их школьными прозвищами. Орел в Юлькин диалог с приезжим не вмешивался.

А Юлька между тем сыпала:

— Коваль? Матрос? Соловей?

Приезжий нахмурился, дав нам понять, что если все происходящее шутка, то довольно глупая и затянувшаяся.

— Я не понимаю… — начал он, но тут Юлька выпалила последним:

— Испанец!

Приезжий вздрогнул.

— Да, — сказал он, садясь и не спуская глаз с Юльки. — Испанец… Школьная кличка моего брата. — И перевел взгляд на Орла: — Вы о нем что-нибудь знаете?

— Да, — сказал Орел, — кроме одного, как его имя?

— Странно, — сказал приезжий, — а говорите — нашли то, что я искал?

— Нашли, — подтвердил Орел.

— Но ведь под клятвой — имя брата, — сказал приезжий.

— Прозвище, а не имя, — сказал Орел, пристально глядя на приезжего, — и вы это отлично знаете.

— Я отлично знаю, — холодно сказал приезжий, — что под клятвой, которую мой брат дал нашему отцу, стоит его имя.

Пора было объясниться. Мы явно зашли в тупик. Какую, в конце концов, клятву имеет в виду приезжий? Клятву семерых? Непохоже. Тогда какую же?

Пока Орел разговаривал с приезжим, а я прислушивался к разговору, командир Юлька не сводила глаз с книги, которую тот читал перед нашим приходом, точнее, с портрета во всю страницу, напечатанного в книге. И вдруг вскочила как ужаленная:

— Ой! — крикнула она, глядя то на портрет, то на приезжего. — Ой, это вы?

— Да, — смутился приезжий, — не знал даже. В киоске купил и вот…

Он хотел закрыть книгу, но я не дал. Взял в руки и прочитал вслух:

— «Герой-подводник Севера, капитан-лейтенант Князев, агроном колхоза «Рассвет» Брянской области…»

С портрета, в орденах, на нас глядело молодое лицо нашего собеседника.

Орел вынул из бумажника и, не дыша, положил на стол клятву семерых.

Приезжий, прочитав, долго молчал, не находя слов. Когда волнуешься, никогда не находишь слов. Наверное, потому, что их гасит боль.

— Мы зайдем еще раз, — сказал Орел, вставая.

Я тоже встал.

— Нет… Когда же? Завтра я уезжаю, а мы еще даже не познакомились.

Орел представился — «командующий «Зарницей» — и представил нас: посредник, командир батальона Юлька Цаплина… Потом в подробностях рассказал о том, как мы напали на след семи неизвестных и как этот след привел нас в гостиницу «Десна».

Приезжий вздохнул:

— Жаль, если вы его здесь потеряете. Не знаю даже, чем я лично могу вам помочь.

— Чем можете? — спросил Орел. — А вот чем. Вашего брата звали…

— Андрей, — сказал приезжий, — Андрей Князев. Перед войной — я тогда в «мореходке» учился — писал мне, в райкоме комсомола работает. — И, опередив вопрос, ответил: — Да, в Наташине. Мы ведь все из Наташина. Только в живых вот теперь я один.

— Ну все, — сказал Орел, вставая. — Спасибо.

— Да, — сказал приезжий, — все.

— Как все? — удивилась Юлька, которую всегда кто-то тянул за язык. — А клятва отцу?

Мы с Орлом смущенно переглянулись: ну как она не понимает, разве приезжему сейчас до семейных воспоминаний?

— Все! — строго сказал Орел.

— Нет, почему же, — сказал приезжий, — если командир Юлька хочет, я расскажу.

…В пятом, с первой двойкой в новом учебном году, Андрей Князев принес домой и первую папиросу. Дневник с двойкой он показал сам. Папиросу нашла мать. В штанах. Когда сын спал. Полезла перед стиркой за носовым платком и нашла. Ужаснулась и, показав отцу, потребовала: «Накажи».

Отец, паровозный машинист, сам не куривший и не поощрявший тех, кто курит, не был, однако, сторонником крутых мер. Он решил поступить иначе. И в день рождения Андрея при всеобщем изумлении и под общий смех гостей подарил сыну-пятикласснику… трубку. Тот, над кем хоть раз смеялись, знает, что это такое: страшней наказания нет. Но еще страшней были слова отца:

«Мой сын, — сказал он, — никогда не обещал, что не будет курить. Но он обещал ничего не делать в тайне от меня».

И ушел, не пригубив вина, налитого взрослым.

В тот же день Андрей вернул трубку отцу. С письменной клятвой не курить никогда в жизни. Отец спрятал клятву в трубку, а трубку опять отдал Андрею.

«Ты еще не знаешь… — сказал он, — это трудный зарок. Потянет к трубке — сожги клятву».

Приезжий все сказал, а командир Юлька сидела и ждала продолжения, как в книге. Приезжий, наверное, понял и добавил:

— Не знаю, сдержал ли он клятву? Может, и нет.

Он еще мог сомневаться! Командир Юлька тут же вступилась за брата приезжего:

— Ну что вы, конечно, сдержал. Я про Испанца жду.

— Про какого Испанца? — не понял приезжий.

— Вашего брата, — сказала Юлька. — Почему его Испанцем прозвали?

Приезжий посмотрел на часы, потом, загадочно, на Юльку.

— Кто прозвал, тот и расскажет. Через пять минут я жду его в гости.

Пока мы, недоумевая, снова усаживались, коридорные «куранты» пробили семь. И ровно в семь — минута в минуту — дверь отворилась и в номер вошел человек, которого знал весь Наташин, — бывший учитель химии, ныне пенсионер и лектор общества «Знание» Марк Иванович Матвеев.

Не глядя на командира Юльку, я знал, что она сейчас сделает: спрячется за мою спину. Дело в том, что Марк Иванович тоже был причастен к «Зарнице» и, как один из «главных специалистов» штаба, отвечал за подготовку санитаров.

У Марка Ивановича была присказка:

«Хочу убедиться в совершенстве вашего слуха, — говорил он, обходя строй перед началом занятий, и, сделав паузу, добавлял, глядя на улыбающихся юнармейцев, явно гордившихся своим слухом: — Убедиться в том, что если мое слово в одно ваше ухо влетит, то уж из другого ни за что не вылетит».

Начинались занятия. Марк Иванович рассказывал, как накладывать швы при переломах, или о том, как переносить раненого в паре с другим санитаром, или о чем-нибудь третьем, по программе. Потом учил этому на практике и распускал ребят. Но тот, кто думал, что это все, глубоко заблуждался. Вот он идет по улице. Навстречу Марк Иванович — сухой, прямой, живой как ртуть. Увидел санитара и зовет. Тот, ничего не подозревая, подходит и, потрясенный, узнает, что у Марка Ивановича, такого на вид веселого и здорового, перелом! И ему, Марку Ивановичу, надо немедленно наложить на правую руку шину. Что? У санитара нет для этого бинта и дощечки? Зато у Марка Ивановича есть. Вот они. Бери и «ремонтируй» руку.

Хорошо, если санитар быстро справится с делом. А замешкается или совсем не справится, быть грозе: самому достанется и двум его командирам — отрядному и батальонному.

Так что у командира Юльки были основания спрятаться за мою спину: может быть, только что какой-нибудь из ее санитаров не сдал экзамена строгому Марку Ивановичу.

Однако, как это ни странно, ни на нее, ни на нас, своих коллег по штабу игры, Марк Иванович даже не посмотрел. Я подозреваю, что он даже не заметил нас. Потому что как вошел, так, замерев на пороге, уставился на приезжего. Потом оба они, заморгав и вытянув руки, как пловцы перед прыжком в воду, пошли навстречу и утонули в объятиях друг друга.

Впоследствии мы узнали — младший Князев учился у Марка Ивановича и был его любимым учеником. Они долго не виделись, и вот — первая за много лет встреча. А в гостинице потому, что младший Князев не застал Марка Ивановича дома и оставил ему записку. Но это мы узнали потом, а сейчас, затаив дыхание, смотрели и слушали. Первым, подавив волнение, заговорил наш хозяин: