Шэрон Дрейпер - Привет, давай поговорим Страница 4

Я с ужасом смотрела на маму. Я не хотела, чтобы родители от меня избавлялись. Разве я для них такая обуза? Никогда не думала об этом раньше. А вдруг и правда обуза? Горло сжал спазм. Руки и ноги в одно мгновение стали ледяными.

Мама не смотрела на меня. Глядя прямо в глаза доктору Гризли, она яростно скомкала глянцевую брошюру. Поднялась с кресла.

— Послушайте, доктор! Никогда и ничто — слышите? никогда и ничто не заставит меня отправить Мелоди в лечебницу!

Я на секунду зажмурилась. Неужели моя мама умеет так говорить? А когда я открыла глаза, мама стояла вплотную к доктору Гризли.

— И знаете что? — Брошюра полетела в мусорную корзину. — Вы злой, бесчувственный человек. Надеюсь, все ваши дети будут совершенно здоровы, иначе вы их, чего доброго, выкинете на помойку!

Доктор Гризли удивленно заморгал.

— И еще, думаю, вы ошибаетесь — нет, не думаю, я в этом уверена! Мелоди в миллион раз умнее вас, хоть все стены обклейте своими красивыми дипломами и сертификатами!

Теперь зажмурился доктор.

— Вам все досталось легко. Ваш организм работает исправно. Вам не приходилось прилагать массу усилий для того лишь, чтобы вас поняли!.. Диплом у него, видите ли!

У него хватило ума слушать молча, пристыжено глядя в пол.

Маму было не остановить.

— Вы всего лишь везунчик. Мы все везунчики, можем управлять своим телом. А Мелоди не повезло: весь мир против нее с самого рождения. А она тем не менее в нем живет, понимает других и хочет, чтобы понимали ее! Да она умнее нас всех.

Мама развернулась и выкатила меня из кабинета. В приемной мы хлопнули друг друга по рукам по крайней мере я очень старалась попасть кулаком по маминой ладони. Мне стало тепло и хорошо.

— Прямо сейчас едем на Сполдинг-стрит и записываем тебя в школу, — решительно сказала мама, направляясь к машине. — Нечего откладывать.

Глава пятая

Уже пять лет я хожу в школу — самую обычную. Такие показывают в телепередачах и фильмах. И дети в ней учатся самые обычные.

Дети играют на переменах и сломя голову бегут в класс по звонку.

Дети катаются зимой по замерзшим лужам, а весной пускают в них кораблики.

Дети кричат и толкаются.

Дети точат карандаши, решают у доски задачки и читают вслух стихи.

Дети пишут контрольные и запихивают тетрадки в портфель.

Дети скатывают из хлебного мякиша шарики и бросаются ими в столовой.

Дети поют в хоре, учатся играть на скрипке, ходят после уроков в танцевальные и гимнастические кружки.

Дети играют в волейбол на физкультуре.

Дети ссорятся и мирятся, разыгрывают одноклассников и доверяют друг другу секреты.

Дети редко замечают таких, как я.

Каждое утро меня забирает от дома автобус «для учащихся с особыми потребностями» (так он официально называется), оборудованный специальным подъемником для инвалидных колясок. Остановившись возле школы, водитель обязательно проверяет, надежно ли застегнуты все ремни, и только потом спускает нас по одному — в инвалидных колясках, в ходунках-опорах, на костылях. У автобуса нас встречает специально подготовленный персонал — помощники: с девочками работают женщины, с мальчиками — мужчины. «Колясочников» катят до школы; тем, кто худо-бедно может передвигаться самостоятельно, помогают дойти.

В хорошую погоду мы ждем начала уроков во дворе. Мне нравится наблюдать, как «нормальные» дети веселятся — играют в «квадрат». Они машут своим друзьям, зовут их играть, только к нам никогда не подходят. Нет, мы бы все равно не смогли гонять с ними мяч, но было бы приятно просто услышать «привет». Наверное, они считают нас совсем отсталыми, потому и не замечают — будто мы невидимки.

Как же я была счастлива, когда мама записала меня в школу! Я надеялась каждый день узнавать что-то новое. А оказалось, что школа нужна, просто чтобы чем-нибудь меня занять и чтобы родителям не сидеть со мной ведь день дома, вот и все. Во втором и третьем классе я гораздо больше усвоила из передач на научно-популярных каналах, чем на уроках. Конечно, учителя у нас были хорошие — за парой исключений, но все равно, они же не обладают, как Супермен, «рентгеновским» зрением и не могут видеть, что творится у меня в голове.

Как и другие дети «с ограниченными возможностями», я учусь по специальной программе. Со второго класса состав нашего «учебного сообщества» — нашли как нас обозвать! — не менялся. Сейчас самому младшему у нас девять лет, старшему — одиннадцать. У нас нет отстающих и нет «звезд». Из года в год нас учат одному и тому же, мы даже сидим в одном и том же кабинете, меняются только учителя. Во втором классе с нами занималась миссис Трейси. В третьем тем же составом мы угодили в лапы к миссис Биллапс — жаль, что не бывает звания «худший учитель Вселенной», ей бы подошло.

Всего в нашей начальной школе шесть таких «учебных сообществ», в них учатся дети с разными отклонениями: от малышей-подготовишек, которым по пять лет, до здоровенных ребят, которым по возрасту давно уже пора быть в средней школе, а не в началке.

Наш специализированный класс, в котором мы безвылазно сидим вот уже пять лет — официально он называется СК-5, — идеально подошел бы для ясельной группы. Он весь такой желто-розовый, на одной стене нарисовано гигантское солнце с растопыренными лучами и с улыбкой во весь рот, ниже такая же гигантская радуга и куча всевозможных цветочков — естественно, улыбающихся. По противоположной стене скачут нарисованные зайчики, котята и щенята, среди одинаковых идеально белоснежных облачков летают ласточки — тоже улыбаются. Но я-то давно вышла из ясельного возраста, мне почти одиннадцать, и от всех этих счастливых толстопопых зайчиков-щеночков меня уже тошнит.

Самая младшая в нашем классе — Эшли: ей девять. Но выглядит она как трехлетний ребенок. Эшли ездит на почти кукольной инвалидной коляске. Вот ее, кстати, часто по-настоящему тошнит на уроках, иногда даже рвет. Эшли очень красивая, хоть на обложку журнала, хоть в кино: огромные глаза, длинные вьющиеся волосы, крохотный острый носик. Мне она напоминает куклу — знаете, такие продаются в огромных ярких коробках. Только Эшли красивее. И одевает ее мама как куколку. Каждый день у Эшли новый, тщательно подобранный наряд: если блузка розовая, то и брючки ей надевают розовые, и носочки розовые, и заколочки того же цвета. Даже ногти красят розовым лаком.

Иногда на уроке нам полагаются так называемые «групповые виды деятельности» — ну, то есть мы делаем что-нибудь все вместе. Но Эшли почти никогда не участвует: тело у нее как деревянное и ей очень трудно что-то держать в руках.

Каждое Рождество нам приходится украшать ужасного пенопластового снеговика. Уж не знаю, как готовятся к празднику в других классах, но все учителя СК-5 неизменно вытаскивали на свет божий это двухметровое пыльное чучело. Доставали из какой-то коробки: три кое-как скрепленных, больших, пожелтелых от старости пенопластовых шара с пластмассовыми трубками вместо рук и носа.

Особенно любила уродца миссис Хайятт, которая учила нас в нулевом классе.

— Ну, детки, за работу! Сегодня мы будем украшать нашего любимого Сидни, — объявила она противным писклявым голосом, впервые выволакивая снеговика на середину класса. — Вот вам украшения, а вот чем их прикреплять: клей, зубочистки, липучка — все здесь! Давайте сделаем из него настоящего красавца.

Не знаю, скольким поколениям школьников служил до нас несчастный Сидни, но нам он достался в изрядно потрепанном виде: чтобы снеговик не валился на бок, пришлось прислонить его к стене. А потом миссис Хайятт раздала нам всем зеленые снежинки. Зеленые! Нет, мы, конечно, не дети-гении, но всему же есть пределы. Как можно украшать снеговика зелеными снежинками, коричневыми гирляндами и темно-фиолетовыми звездами?

— Тебе нравится Сидни, Эшли?

Тело Эшли так напряжено и ей так трудно им управлять, что на столике, прикрепленном к ее коляске, всего два слова — «Да» и «Нет». В ответ на вопрос учительницы Эшли наклоняет голову влево. «Нет». Поверьте, если бы могла, она пнула бы этого снеговика ногой.

Карл по сравнению с крошкой Эшли просто великан, хотя ему тоже девять. Коляску для него делали на заказ, чуть ли не в два раза шире обычной. Помощники, которые работают в нашем классе, усаживают его туда и поднимают сразу вдвоем. Зато руки его прекрасно слушаются. Он сам управляет коляской и даже может написать свое имя! А еще он может как следует врезать снеговику!

Карл понатыкал в снеговика карандашей и линеек, даже в голову воткнул пару шариковых ручек. Миссис Хайятт хлопает в ладоши и визжит:

— Молодец, Карл! Умница! Такой творческий подход!

Карл хохочет. Он, кстати, умеет говорить, но только короткими простыми фразами. Выбирать выражения Карл не привык:

— Снеговик придурок! Придурок!