Шэрон Дрейпер - Привет, давай поговорим Страница 5

Карл хохочет. Он, кстати, умеет говорить, но только короткими простыми фразами. Выбирать выражения Карл не привык:

— Снеговик придурок! Придурок!

Думаю, он ненавидит Сидни не меньше моего. Как-то раз он приколол к его нижнему шару по подгузнику спереди и сзади. Учительница не стала их убирать. Уж в чем в чем, а в подгузниках Карл разбирается.

Если Карл сходит на уроке по-большому, а такое случается почти каждый день, вонь в классе стоит, как у обезьян в зоопарке. Помощники его не ругают. Они надевают резиновые перчатки, везут Карла в туалетную комнату, моют, переодевают в чистые спортивные штаны (Карл всегда носит трикотажные спортивные штаны) и снова усаживают в коляску. Вообще наши помощники достойны самой высокой награды — с нами очень непросто.

У Марии синдром Дауна, ей десять. Вот она любит Рождество по-настоящему! Как, впрочем, и Пасху, и День святого Валентина, и День Земли. Название праздника не имеет значения — Мария готова веселиться круглый год. Она вся такая кругленькая, прямо как наш снеговик, только болтает без умолку. Мне она нравится. Мое имя она так и не запомнила, называет меня «Мелодик» — ну и пусть себе называет, мне не жалко.

Каждый год, когда из кладовки появляется снеговик, Мария прыгает от радости. Она и правда его любит, единственная в классе.

— Ура! Ура! Пришел наш Сидник! Надо надеть на него шапочку! Можно я? Можно я? Вот мой красный шарфик, это ему! — И скачет вокруг пожелтевшего монстра.

Все наши учителя доверяли Марии украшать снеговика зелеными бумажными конфетами и звездами из фиолетовой оберточной бумаги. Мария целует каждое украшение и только после этого приклеивает к снеговику. Перед уходом домой она обязательно обнимает своего «Сидника». А когда Рождество проходит и Сидни отправляется в кладовку, Мария рыдает.

Пусть Мария не очень умна в привычном смысле этого слова, зато она чувствует окружающих. Помню как-то в классе она подошла ко мне и спросила почему я такая грустная. А я и правда была грустная, накануне умерла моя любимая золотая рыбка — но Мария-то откуда могла об этом знать? Она крепко меня обняла и мне стало легче.

Короче, Мария у нас постоянно обнимается. А вот Глория всегда раскачивается из стороны в сторону. Когда ее приводят в класс, она забивается в угол и сидит весь день, раскачиваясь, у стены с намалеванными цветами. Учителя стараются привлечь ее внимание, вытащить из угла, но она только крепче обхватывает себя руками, будто замерзла, и продолжает раскачиваться. Кажется, у нее аутизм. Ходит она совершенно нормально и говорить может нормально, но только если захочет. Зато когда говорит, то ее всегда интересно слушать.

— Меня трясет от снеговика, — сказала как-то Глория в полной тишине, а потом умолкла до конца дня. За все годы она не прилепила к снеговику ни единой снежинки, зато, когда включают рождественские песенки, она чуть распрямляется и почти перестает раскачиваться.

Следующий — Уильям Уильямс. То есть это ему родители дали такое имя, но в школе его все зовут просто Вилли. Ему одиннадцать. Не знаю, как называется его болезнь. Он часто издает пронзительные гортанные вопли, почти как настоящий тиролец из рекламы шоколадок «Милка». А еще он иногда свистит, рычит и выкрикивает что-то непонятное. В общем, ни секунды не молчит и не сидит спокойно. Мне иногда кажется, будто он спит и ему снится кошмар.

Как только в классе появляется несчастный кособокий снеговик, главная задача учителя — следить, чтобы Вилли его не пнул и не повалил на пол. Не подумайте, что Вилли лупит снеговика от злости, просто руки и ноги у него постоянно в движении и он ничего не может с ними поделать.

Впервые Сидни отправился в нокаут при миссис Хайятт: радостным визгливым голосом она попросила Вилли украсить снеговика розовым бантиком. Вилли старался изо всех сил, но через мгновение по полу покатились три отдельных шара, а розовый бантик улетел под учительский стол. А Вилли вопил и свистел. И, кажется, улыбался.

Думаю, если бы миссис Хайятт попросила Вилли украсить снеговика бейсбольными мячами, все было бы в порядке. Вилли очень любит бейсбол.

В первом классе у нас был мистер Гросс: он в основном играл с нами в «угадайку». На все вопросы — про бабочек, корабли и всякое такое — Вилли вопил или мычал, но если попадались вопросы про бейсбол, то из него сначала вылетал правильный ответ, а потом уже все остальные звуки.

Мистер Гросс:

— Кто из бейсбольных игроков впервые сделал шестьдесят хоум-ранов за сезон?

Вилли:

— Бейб Рут! — И вопль.

— А кто побил его рекорд в семьсот четырнадцать хоум-ранов?

— Хэнк Аарон! — Опять вопль.

— А кому принадлежит абсолютный рекорд по числу хитов? — Мистер Гросс явно удивлен.

— Пит Росс! Четыре тысячи двести пятьдесят шесть! Ы-ы-ы!

— Кто забил больше всего голов в истории футбола?

В ответ тишина. Ни единого звука от Вилли: футбол ему не интересен. Как и снеговик.

Иногда мне кажется, Вилли очень старается хоть немного посидеть спокойно, не вопить, не мычать, не дрыгать руками и ногами. Он зажмуривается, сосредоточенно морщит лоб, и тогда ему удается продержаться пару минут. Но потом он делает глубокий вдох, будто вынырнул из-под воды, открывает глаза — и все по новой. И он становится грустным-грустным.

Наша Джилл немного волочит левую ногу, поэтому передвигается в ходунках. Она очень худенькая, бледная и спокойная девочка. Как только Сидни появляется в классе, взгляд у Джилл становится пустой и потухший — будто лампочка перегорела. А из глаз катятся слезы. Мистер Гросс пару раз подводил ее к Сидни, вкладывал в руку бумажные украшения, но все напрасно: с таким же успехом он мог просить о чем-то манекен в магазине. Я слышала, как кто-то из помощников рассказывал: малышкой Джилл попала с родителями в аварию. По-моему, нет ничего ужаснее, чем родиться нормальным ребенком, а потом стать таким.

Фредди у нас самый старший: ему почти двенадцать. Он ездит на коляске с электроприводом и страшно этим гордится. Проезжая мимо меня, он всякий раз говорит: «Фредди вж-ж-жик-р-ракета! Фредди вж-ж-жик-р-ракета!» Потом улыбается, изображает, будто надевает шлем, включает скорость коляски на максимум и едет через весь класс. И хотя скоростей в коляске всего две — медленно и еще медленнее, — Фредди чувствует себя настоящим гонщиком.

Он наматывает круги вокруг обшарпанного снеговика, мечет в него звезды с липучками и прочую украшательную дребедень, повторяя один и тот же вопрос: «Сидни вж-ж-жик-ракета?»

А что? Вилли уже пару раз отправил снеговика в нокаут, Карл понатыкал в нем дырок карандашами и ручками, так почему бы бедному Сидни не слетать на луну? Каждый год Фредди украшает снеговика парой-тройкой своих любимых наклеек с гоночными машинками или символикой НАСА — у него вся коляска такими обклеена. Фредди не знает, какое сегодня число или день недели, зато без запинки ответит, кто выиграл последние национальные автогонки.

Осталось рассказать только о себе.

Я ненавижу этого дурацкого снеговика, но старательно прикрепляю к нему украшения: проще сделать, чем объяснить, почему ты этого не хочешь.

На подлокотниках моей коляски закреплен прямоугольник оргстекла, который служит и столиком для еды, и планшетом для общения. Уже давно мама написала на нем маркером пару десятков самых нужных слов. Мне их не хватало, даже когда я была младше: ну что можно объяснить при помощи десяти существительных, десяти глаголов и прилагательных, нескольких имен собственных да парочки примитивных смайликов. Потом на планшете появились самые необходимые фразы. Но минимумом из «Мне нужно в туалет» и «Я хочу есть» не обойдется даже трехлетний малыш, не говоря уже о взрослом человеке!

Справа на столике написаны в столбик слова «Пожалуйста», «Спасибо», «Да», «Нет», «Возможно». Слева — имена членов семьи, одноклассников и учителей. Снеговику, к счастью, места не нашлось.

В верхней части, в строчку, — алфавит и цифры, так что в принципе я могу составить любое слово и показать любое число, даже могу ответить, который час. Но если честно, как средство общения мой столик со словами годится разве что для малыша, который только-только учится говорить. Ничего удивительного, что меня считают умственно отсталой.

Ненавижу это словосочетание: умственно отсталый!

Я очень хорошо отношусь ко всем своим одноклассникам, понимаю каждого из них, как никто другой, но мы с ними совсем разные. Я будто живу в клетке, а двери нет и ключа нет — и я даже не могу никому объяснить, как выпустить меня на волю.

Подождите, я же забыла про миссис В.!

Глава шестая

Миссис Виола Валенсия — ну, или миссис В., для краткости, — наша соседка. Я знаю, что виолами называют ярко-сиреневые луговые фиалки, а в Валенсии зреют самые оранжевые в мире апельсины. А вместе — «Виола Валенсия» — звучит так же странно, как «сиреневый апельсин». Вот и моя миссис В. тоже странная. Она очень высокая — метр восемьдесят, не меньше. И ладони просто огромные! Думаю, она может удержать на ладонях пару баскетбольных мячей, и еще место останется. Моя мама рядом с ней — как девочка.