Виктор Баныкин - Повести и рассказы Страница 50

Федя залился румянцем:

— Я недавно книжку одну прочитал… Ох и занятная! Там жизнь степей описывается.

— У нее на корке облака и орлы, да?

— Ага. А ты откуда знаешь? — спросил Федя. — Я тебе эту книгу еще не показывал.

— А я ее видел в книжном киоске… — Кузя запнулся. — Когда ее… твой отец покупал.

И он, почему-то смутившись, отвернулся.

«А может, лучше сказать правду? — спросил себя Кузя. — Ведь книжку эту не отец, а мачеха Федьке купила. Своими глазами видел».

Немного погодя он опять заговорил, но уже совсем про другое:

— Нынче ласточки прямо так и режут, так и режут над землей. Как бы дождю, Федька, не быть.

— Дождю? — Федя повертел головой. — Выдумал!

— А воробьи? Глянь-ка, как они в пыли кучами купаются.

— Ну и что же? Захотели, вот и купаются. Чего им еще делать?

— И совсем не поэтому… — буркнул Кузя, еще сердясь на себя за то, что не сказал Феде правду про книгу.

Дошли до развилки. Тут дорога разбегалась в разные стороны. Одна колея круто сворачивала влево, к Сухой балке, из которой доносилось густое, басовитое урчание машин, а другая тянулась дальше, в обход оврагу. Федя уже собирался спросить приятеля, не пора ли им сделать привал, чтобы решить — откуда начинать поиски Батырова кургана, но тут, на повороте дороги, у вымахавших чуть ли не до неба жилистых стеблей татарника с огненными колючими шарами, он увидел поваленный набок мотоцикл. Около мотоцикла копошился человек в синем комбинезоне.

Отстегивая заплечные ремни надоевшего рюкзака, Федя прибавил шагу и обогнал Кузю. К человеку в комбинезоне он подошел первым.

— У вас авария? — спросил Федя, приседая на корточки.

— Маленько мотор заартачился, понимаешь, — не поворачивая к Феде головы, сказал хозяин машины. — Полечил его… Яхшы теперь будет.

В речи человека в комбинезоне Феде послышались знакомые нотки.

— Вы из Сухой балки? — опять спросил Федя.

— Да, со смены домой возвращаюсь… Задержался вот, понимаешь.

Хозяин мотоцикла вытер тыльной стороной руки лоб и повернулся к ребятам.

— Дяденька Анвер! — ахнули приятели. — Здравствуйте!

У бульдозериста в приветливой улыбке расплылось скуластое лицо. Улыбались и его маслянисто-черные веселые глаза, смотревшие из узеньких щелочек, словно прорезанных острой осокой.

— У-у, совсем-совсем недавно встречались, — сказал башкир, хлопая по голенищу сапога кожаной перчаткой. — Куда путь держите? К нам на стройку помогать?

Кузя, тоже присевший на корточки рядом с Федей, незаметно дернул товарища за рукав («Придержи-ка, Федька, язык!») и тотчас сказал:

— Не-ет… Мы просто так… вроде как на экскурсию.

— Понимаю! — мотнул головой Анвер. — Тоже полезное дело. А плотину кончим, пионерам еще полезное дело найдется: деревья вокруг озера сажать… Шибко важное дело — сад развести в степи!

И бульдозерист опять весело заулыбался.

Федя покосился на Кузю. Ему не терпелось спросить Анвера про Батыров курган. Может быть, тот доподлинно знает, где находится старый курган?

— А мы, дяденька Анвер, не только сусликами или там бабочками интересуемся, — продолжал Кузя, — а еще и легендами разными… о тех давних временах, когда на земле… даже дедушек и бабушек наших не было.

— Тебя маленько знаю. — Бульдозерист кивнул Кузе. — Нашего прораба Гришина сын? Эге?

— Его самого, дяденька Анвер. — Кузя улыбнулся и сдвинул на затылок картуз. — А эго Федька. Он к нам сюда зимой приехал. А отец у него агрономом в совхозе… Нежданов по фамилии. Может, слышали?

— Не только слышал, а лично знаю, — сказал Анвер и о чем-то подумал, перекладывая с колена на колено свои потертые перчатки. — Мы с твоим отцом, понимаешь, вместе первую зиму тут коротали, — снова заговорил он немного погодя, обращаясь к Феде. — Вокруг ни избы, ни барака. Одна большая степь. В палатках жили, понимаешь. А тут еще морозы! Вороны на лету коченели. Летит, летит — и упадет. Вот какая зима была! Которые говорили: «Зачем нам эта мертвая степь? Пропадем мы здесь… Айдате по домам!» А твой отец как начнет говорить… Такие слова скажет — на сердце горячо сразу… Да разве только говорить умел? На работе всегда первым заводилой был. Орел у тебя, а не отец, понимаешь!

Потупя глаза, Федя слушал и не верил своим ушам. Неужели Анвер про его, Фединого, отца такое рассказывает? А ведь они с матерью и не знали ни про эти палатки, ни про ворон, замерзающих на лету. Отец совсем об этом не писал. А приехал за ними в Самарск, когда уже здесь, в степи, вырос целый поселок.

Боясь, как бы бульдозерист снова надолго не отклонился от нужного им разговора, Кузя спросил:

— Дяденька Анвер, а вы случайно не слышали про Батыров курган? Нам дедушка про него говорил… Только мы сомневаемся…

— Зачем сомневаетесь? — удивился Анвер. — Старому человеку разве можно не верить?

— Да мы верим, дяденька Анвер, только… — Кузя засмущался. — Только другие говорят: «Никакого кургана и в глаза не видели».

— Не видели? — Анвер взмахнул руками и засмеялся. — А ты приведи их и покажи, понимаешь! Вот как отсюда пойдешь наискосок… как дойдешь вон до того овражка, так и поверни налево. И еще пройди немного. И прямо-прямо в Батыров курган упрешься. — Анвер снова рассмеялся. — Батыртау — известная гора. Батыр — по-башкирски богатырь, понимаешь. Сильный и добрый батыр жил когда-то в старину на этой земле. А потом на степь черная беда навалилась… Чингисхановы полчища, как прожорливая саранча, всё заполонили. У этого кургана и настигли монголы молодого раненого батыра. Тогда, говорят, эта гора высокой была. Забрался на гору батыр и давай стрелы из лука пускать. Много Чингисхановых воинов вокруг тау насмерть положил. А стрелы вышли, камни стал бросать. Долго бился батыр. Ночь на степь легла, когда одолели монголы батыра. На том кургане народ и похоронил батыра. И камень большой поставили. А на камне стрелы выбили крест-накрест… Памятник, понимаешь… С тех пор курган так и называют: Батыртау.

Анвер поднялся с земли и стал заводить мотоцикл.

— Много говорил с вами, — махнул он рукой. — Домой пора. Приходите в гости в Сухую балку… будем вместе работать на бульдозере.

Проводив взглядом быстро удалявшийся мотоцикл, окутанный клубами пыли, мальчишки переглянулись.

Теперь-то они точно знали, где искать Батыров курган!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

На обратном пути домой ребят застигла в степи гроза. Она нагрянула внезапно.

Вот только что сияло расплавленным золотом солнце, уже клонившееся к западу, и горизонт был чист и прозрачен, будто отлитый из тончайшего, хрупкого стекла. В немом томлении прошла минута-другая, и вдруг через край степи перевалилась фиолетово-черная глыба. Она пыжилась, надувалась — росла прямо-таки на глазах с невероятной быстротой. И уже сгинуло солнце, а вот уже и половина неба, недавно такого непорочно голубого, охвачена страшной тучей, готовой, казалось, обрушиться вниз и своей чугунной тяжестью придавить на земле все живое.

Федя, никогда до этого не видевший грозы в степи, оглянулся назад и оторопел.

— Кузька, — сказал шепотом Федя, — посмотри-ка…

— Не ротозейничай, а прибавляй шагу, — сухо заметил Кузя. — Тут неподалеку старый шалашик стоит… Дошлепаем до него, пока гроза не грянула.

— А разве гроза будет?

— Да еще какая! До ниточки вымочит!

Кузя собирался сказать что-то еще, но в это время знойный застывший воздух пришел в движение и на притихшую степь налетел холодный бешеный вихрь, и все вокруг завертелось, заплясало.

— Федька, а ну рысью! — крикнул Кузя. Одной рукой он придерживал перекинутый через плечо мешок, а другой схватил приятеля за обвисшую лямку болтавшегося у него за спиной рюкзака. — Федька, не подкачай!

И они побежали. Куда они неслись, Федя не видел, ослепнув от пыли, дымным столбом поднимавшейся вверх.

Ветер еще свистел в ушах, гнал по дороге выдернутые с корнем сухие, растерзанные стебли травы, а уж где-то неподалеку хлынул широкой полосой дождь, и гул его, нарастая, все приближался и приближался.

Обо что-то споткнувшись, Федя упал, больно стукнувшись подбородком о землю. Вскочив, он бросился за Кузей, боясь потерять его из виду.

— Сюда, сюда! — звал Кузя, сворачивая с дороги в сплошные заросли седогривого ковыля.

Увесистые капли-дробины уже шлепались и сзади и спереди. Теперь яростный шум ливня заглушал всё: и свист ветра, и шелест травы… Еще миг, и он собьет с ног.

Но вот Кузя зачем-то нагнул Феде голову и закричал ему прямо в ухо: