Валерий Гусев - Фейерверк в пробирке Страница 3

А теперь его не узнать. Хвастунишка стал и задира: «Вам дам!»

– Ну, Димон, – кипятился Сережка, пока мы шли песчаной дорожкой к выходу из парка. – Давай покажу! Дай мне в ухо!

– За что?

– Ну просто так дай. Я тебе покажу прием. Я ставлю блок, потом полуразворотом тела вокруг вертикальной оси сбиваю тебя с ног ударом в грудь правой пятки. И когда ты окажешься на земле, добиваю тебя завершающим ударом в брюшную полость! Класс? Клево? Давай! Бей в ухо!

– В какое? – разозлился я.

– В любое.

Ну, блин-картошка! – как говорит, когда сердится, наш трудовик. Дал я ему в ухо. Как он просил.

Но добивающего удара в мой адрес не последовало. Я подождал.

Серега поднялся и смущенно сказал:

– Ты не в то ухо дал. Я с этой стороны блок еще не умею ставить. Давай в другое.

Я отказался. Мне его уши было жалко. Да и какая-то молодая мама с коляской стала посматривать в нашу сторону.

– Пойдем лучше к Бонифацию, – сказал я.

– Ну… – протянул Серега, – он разве станет ученика в ухо бить…

Вообще-то у Бонифация, если надо, тоже не задержится, но я совсем другое имел в виду. Я имел в виду репетицию.

– Некогда мне, – вдруг вспомнил Серега. – В аптеку надо сбегать.

За ушными каплями, подумал я, но промолчал.

Глава II

Куда он делся?

На следующий день, на переменке, ко мне подошел Андрюха Сельянов.

– Дим, – попросил он, – ты к Кажется-Жене вместо меня не съездишь? А то мне очень некогда. В долгу не останусь.

Отчего не съездить? Тем более что я никак не мог забыть свое беспокойство по поводу этой дурацкой формулы. И реакцию на нее Кажется-Жени. Что вдруг так его встревожило? И следователь здесь при чем? Не мог же Кажется-Женя прочесть в этой формуле зашифрованные имена тех, кто избил его в подъезде? Интересно как-то. И странно.

И я после уроков поехал в больницу с очередными апельсинами. Вернее, пошел. Потому что больница недалеко, две остановки на троллейбусе, а пешком – еще ближе, через парк.

В это время он был полон людей и собак. На дорожках – прямо демонстрация. Денек был солнечный, теплый. И поэтому всюду – коляски, велосипеды, скейты, ролики. Но меня это не задержало – я пошел через середку парка, через заброшенную площадку, там даже днем было пусто.

По мере того как я углублялся в парк, становилось все тише, даже птиц стало слышно. И шелест листьев. И далекий шум машин на проспекте. И какой-то тихий говор.

Он доносился со стороны заброшенного бревенчатого теремка. Когда-то у этого теремка был очень красивый и сказочный, такой двухэтажный вид. Первый этаж – вроде четырехугольной терраски, охваченной со всех сторон фигурными столбиками и решетчатым барьерчиком, вдоль которого внутри были прибиты деревянные скамейки. Очень удобное было местечко. Если вдруг начинал моросить дождик, сюда со всего парка сбегались мамаши с детишками. Мамочки гнездились на скамеечках – кто с книгой, кто с вязаньем, кто просто с разговорами. А детишки резвились на просторном дощатом полу.

Терраска эта была высоко над землей и вся огорожена понизу бревнами. Под терраску рабочие парка раньше складывали свой инструмент – лопаты, грабли, метелки. Но потом, когда их стали оттуда воровать предприимчивые дачники, дверцу под терраской наглухо забили.

А второй этаж теремка – вообще красота: башенки, окошки, лесенки, перильца, а с самого верха до самой земли – горка, обитая линолеумом: с нее можно было скатываться не только зимой, но и летом.

Раньше, конечно, этот теремок – хоть в кино снимай – вроде сказочной декорации был, но теперь он выглядел похуже. Доски и бревна посерели от непогоды, краска облупилась и завилась колечками, завитушки всякие узорные обломались, линолеум кто-то содрал и даже скамейки уже начали разбирать. А на полу терраски повсюду валялись банки из-под пива. И ветерок лениво перекатывал их из угла в угол с тоненьким тоскливым звоном…

Как я ни всматривался в глубь парка, как ни прислушивался, все никак не мог понять – откуда доносится этот таинственный разговор. Причем какой-то странный. Говорил вроде один человек – сердито, напористо, даже злобно, а еще два голоса как бы оправдывались короткими фразами. И мне даже послышалось: «Идиоты! Записку хоть нашли? И что я буду с ним делать? Под кровать спрячу?»

Я остановился, поводил ушами в разные стороны – мне стало маленько не по себе. Разговор – конкретный. На криминальные мысли наводит.

И тут из бревенчатого теремка вышли трое. Двое из них – ничего особенного, братки такие конкретные. С ними лучше даже днем не сталкиваться, не только вечером. А третий… Третий был наш новый химик. Саша Волчков.

Таким я его еще не видел. Он был зол и опасен. А парни перед ним – откровенно трусили. И чувствовали себя виноватыми.

Все трое обогнули теремок и скрылись за ним на тропе, которая вела к проспекту. Волчков шел впереди, а те двое трусили за ним побитыми собачонками.

Я было двинулся за ними, но они сразу, будто сбивая меня со следа, разделились и разошлись в разные стороны, по своим делам. И я пошел по своему делу, так и сяк примеряя услышанные фразы. Получалась по смыслу какая-то глупость: парни что-то ненужное сперли, а Волчкову это ненужное некуда деть. А зачем ему это ненужное? Бывший ученый, бывший работник милиции, педагог – и какие-то ворюги. И записку какую-то потеряли… Ерунда. Я уже знал по своему жизненному опыту, что любая, даже самая безобидная, фраза может принять конкретный криминальный оттенок. «Убью, зараза!» – услышал я как-то за стеной бешеный крик нашего соседа. А потом – стук, грохот и ругань. И тишина. Убил, значит.

Папа был в командировке, и я позвонил в милицию. Прибыл наряд. Трупа он не обнаружил и соседа не забрал.

Все оказалось куда прозаичней. В стакан соседского пива попал случайно рыжий таракан. А шум и грохот – сосед за ним с веником гонялся. Опрокидывая все на своем боевом пути… Так что я плюнул на все эти заморочки в теремке и поспешил по своему делу.

Но к больнице я подошел в плохом настроении. А тут мне его еще больше испортили. Когда я сунулся к турникету, охранник заступил мне дорогу:

– К кому, юноша?

Вообще эти охранники – везде и всюду – уже на нервы действуют. Наша школа тоже таким обзавелась. Он так вроде ничего, но бездельник ужасный. Ну и вредничает, конечно, понемножку, власть свою над нами показывает.

Раньше у нас уже был охранник – старичок такой, добродушный и приветливый. Но Волчков настоял, чтобы его заменили, и притащил этого Костю. А директору объяснил:

– Школа, товарищ полковник в отставке, уязвимый объект, во многих отношениях. И мы должны быть уверены в безопасности нашего контингента.

И директор, конечно, согласился. Ему и в целом Волчков нравился. Наверное, потому, что тот тоже был когда-то офицером.

– Вторая хирургия, третья палата, больной Е. Лапушкин, – заученно ответил я.

– Он выписался. Его вчера забрали.

– Как? Он же лежачий!

– Был лежачий, теперь ходячий. Отойди, не мешай. Вы к кому, гражданочка?

Я отошел в полном недоумении и присел на банкетку. Бред какой-то! Кажется-Женя сам говорил нам, что ему лежать еще не меньше месяца. Может, охранник что-то напутал? Или просто свредничал? Потому что в тот раз, когда мы приходили сюда с Алешкой, мой братец сделал ему замечание за грубость. В очень вежливой форме. Он сказал:

– Такому дураку не в больнице работать, а в бане.

Охранник вспылил, но Алешка показал ему фигу и выскользнул за дверь.

И я подошел к окошечку регистратуры. Там сидела симпатичная старушка, и она очень толково ответила на все мои вопросы.

– Это которого в подъезде поколотили? Как же, знаю. Забрали его вчера. Брат евойный забрал. Говорит, в другую больницу повезу. Тама, говорит, лучше. Тама у них, значит, еще один брат – доктором. К себе, стало быть, забрали. Оно и ладно. В машину его погрузили, прямо в кузов, и увезли. Какая машина, говоришь? Ну… обыкновенная. На колесах. Цвет, спрашиваешь? Разноцветная. Радуга такая на ей. Стиральный порошок. «Тогда мы идем к вам»…

Сначала мне даже показалось, что я не в ту больницу попал. В психушку, короче. Разноцветная машина на колесах, полная стирального порошка… Идем к вам…

И тут меня осенило, и все стало на свои места. Фургончик с яркой рекламой стирального порошка! Который забирает больного из одной больницы в другую. Чушь на цыпочках! Бред на носках!

И я пошел домой, озадаченный сверх меры.

Возле школы на меня чуть не налетел еще один одноклассник – Андрюха Сельянов. Я попытался придержать его, чтобы посоветоваться. Но он вырвал руку и простучал копытами мимо меня. И заржал на ходу:

– Некогда, Дим! В аптеку бегу!

Я вздохнул и пошел к директору, доложить о проделанной… то есть о непроделанной работе.

А на втором этаже меня едва не смел с лестницы Юраша Козлов.

– В аптеку? – крикнул я ему вслед.

– Ага! – отозвался он уже за дверью.