Григорий Костюковский - Напряженная линия Страница 13

Когда все награды были вручены, Воробьев объявил:

— А сейчас — концерт самодеятельности.

Занавес закрылся и вновь открылся. На табурете сидел Пылаев с баяном на коленях.

Из-за занавеса показался Шамрай.

— Конферансье, — сказал он, — это по-французски разведчик: пидсмотрит, шо артисты затеяли, и иде, докладае зрителю.

В зале засмеялись.

— Вальс «Дунайские волны».

Пылаев склонил голову и развел меха. Баян вздохнул, и со сцены поплыла нежная музыка.

Я прикрыл глаза — только так и любил слушать музыку еще с детства.

Пальцы баяниста бегали ловко и проворно по разноцветным клавишам. Пылаев поднялся, сделал шаг и закружил по сцене, аккомпанируя себе. Он кончил и поклонился.

— Полька-мельница, — объявил Шамрай следующий номер и скрылся за занавесом. Стало тихо. Чуть слышно раздалась трель, одна, другая, и сразу заполнилось все вокруг баянной скороговоркой. Рязанов, сидящий рядом с Сорокоумовым, задвигал плечами в такт музыке и, подавляя кашель, восхищенно речитативом говорил: — Ой, Коленька, ой, молодчик!

А Миронычев, прихлопывая ладонями, дополнил:

— Носи мою рубаху, Колька, попросишь штаны — отдам. Ей-богу, отдам!

После Пылаева Шамрай спел шуточную украинскую песню. Артисты из дивизионной самодеятельности показали маленькую инсценировку, высмеивающую Гитлера.

Впереди меня на подставные стулья сели комдив с Воробьевым, а рядом с ними — Ефремов и Перфильев.

— Русская народная песня «Тройка», исполняет Нина Ефремова.

Я вздрогнул. Нина прошла по сцене, в волнении приложив руку к груди. Ее ноги были обуты в маленькие черные туфли. В синей юбке и белой кофточке она выглядела юной и нежной. И если бы она вышла на сцену не петь, не декламировать, а просто показаться зрителям, одним этим снискала бы наше признание. Зал замер. Тронув рукой свои густые вьющиеся волосы, Нина запела грудным сочным голосом «Тройку» под аккомпанемент баяна Пылаева.

Пела она так, что я замирал и холодел.

Я слышал, как Воробьев шепнул Ефремову:

— У тебя клад, а не дочь.

Нину и Пылаева вызывали несколько раз. Они возвращались, взявшись за руки. И еще она пела «Средь шумного бала», и мне казалось — это я на балу встретил незнакомку и мне понравился стан ее тонкий и весь ее задумчивый вид.

Когда шли домой, Сорокоумов серьезным тоном спросил Пылаева:

— Уж не влюбился ли ты в дочку командира полка?

— Может быть, есть красивей моей Маши, но милее ее нет, — проговорил Пылаев и, немного помолчав, добавил: — Плохо вы знаете Кольку, у него твердокаменное постоянство. Я слово Машеньке дал. Вот Шамрай чуть не влюбился, но, когда Нина пела, он нашел, что его Ганна поет лучше. Как запоет, хоть святых выноси. И нежности у его жинки больше: взглядом плавит.

— А по-моему, так, — сказал Миронычев, — пока война не кончится, любовь на пятый план: для любви нужно время, покой… а здесь все мысли заняты боями, линией нашей. Вот когда линия работает хорошо, в душе соловьи поют, а когда порывы без конца…

— Вороны каркают, — закончил Сорокоумов и засмеялся.

Я шел молча, давая возможность солдатам высказаться.

Тогда — я хорошо это помню — я тоже разделял мнение Миронычева: в боях мысли заняты другим. Вот когда в тыл отведут на формировку — что-то такое появится… какая-то тоска в сердце. Но время формировки недолгое, и мгновенья эти коротки:

— Завтра, — сказал я солдатам, — будем строить линии к батальонам.

— Строить? — недоверчиво спросил Пылаев.

— Строить, Коля, из суррогата.

— Это вроде постоянку? — спросил молчавший до этого Рязанов. — Хлопот много, столбы надо, опять же — изоляторы, когти, чтобы лазить, провод трехмиллиметровый.

— Нет, друзья, все это проще.

— А как? — не удержался заинтересованный Миронычев.

— Возьмем колючую проволоку и натянем ее на шесты, без изоляторов, — подсказал Сорокоумов.

— Так будет утечка тока, и слышимости не станет, — возразил Пылаев.

— В том-то и дело, что слышимость будет чудесная. Утечки тока, безусловно, не избежать, но на слышимость это не повлияет, — сказал я.

В хате мы уселись вокруг стола, и я стал чертить схему связи на листе бумаги, при этом поясняя:

— В полевом проводе очень много сростков. Если провод был в эксплуатации, сростки плохо изолируются, замыкаются с землей, когда ток идет по линии. А в нашей линии на шестах утечка тока будет меньше, да и линию эту в любое время можно бросить. Отключил аппарат — и делу конец.

— Это дело следует опробовать, — рассудительно сказал Сорокоумов, — терять мы не теряем, а приобрести можем многое. В соседних дивизиях так давно делают.

На том и решили: опробовать.

С утра принялись за работу. Рязанов подвозил шесты, Сорокоумов долбил ямки для них, а Миронычев, Пылаев и я натягивали колючую проволоку. Когда-то в этом месте проходила оборона немцев и колючая проволока валялась, скрученная в большие круги.

Мы строили линию ко второму батальону, навстречу нам дул северный ветер, обжигал лицо колким снегом.

— Дьявольская крупа, — ворчал Пылаев, то и дело вытирая глаза.

— Коля, без выражений, — поправлял Миронычев, раскручивая проволоку, — что до меня, так мне колючка весьма приятна, она кусается, царапается и отравляет всю радость новаторского труда. А вот когда по линии не будет слышимости, я, ей-богу, лишусь чувств.

— Остряк-самоучка, дурак-самородок! — огрызнулся Пылаев.

— Коля, вы забываете, что здесь поле деятельности, а не подмостки самодеятельного театра.

Да, здесь было поле, голое поле, с голыми кустами по обеим сторонам дороги и с далекими крышами хат на горизонте.

— Подмораживает, — Сорокоумов с силой вырвал лом из земли.

Я смотрел в поле и соображал.

«Если подморозит и выпадет снег, это будет хороший изолятор… тогда можно оголенный провод класть прямо на снег. Долой шесты, долой лишний труд!»

Ничего не объясняя начальнику связи полка капитану Китову о своей работе, я просто сообщил ему, что веду солдат в поле в учебных целях наводить новую линию. Когда линия была готова, я включил в нее батальонный телефон и вызвал полковой коммутатор. Коммутатор ответил. Слышимость была чудесной.

— Товарищ седьмой, — вызвал я Китова, — докладываю по новой линии.

— Сколько распустили кабеля?

— Ни сантиметра.

— Что за шутки?

— Мы дали линию из колючей проволоки.

— А где достали изоляторы?

— Навели без изоляторов, прямо по шестам.

— Невероятно, — только и сказал начсвязи и оборвал разговор.