После. Что околосмертный опыт может рассказать нам о жизни, смерти и том, что будет после - Брюс Грейсон Страница 21

Заведующий кафедрой пытался наставить меня на путь истинный и помочь мне остаться работать в университете. Я знал, что мог бы послушаться. Забыть об ОСП и сосредоточиться на научной работе по таким широко распространенным среди психиатров темам, как сильнодействующие вещества и химия мозга или научные методы изучения психических расстройств… Но я уже знал, что околосмертные переживания действительно случались с людьми и подвергали сомнению имеющуюся у нас информацию о мозге и сознании. И я не мог притворяться, что это не так.

Что бы ни было причиной ОСП, они меняли жизнь людей не меньше, чем психоактивные препараты или психотерапия, причем с более быстрым, глубоким и длительным эффектом. Но нередко околосмертный опыт менял не только того, кто его пережил, но и людей, их окружающих. Так случилось со мной.

Природы ОСП я не понимал. Но и никто не понимал ее. Никто не платил мне за изучение ОСП, и вряд ли собирался. Время, которое я посвящал этому «хобби», я отнимал у семьи, в том числе у двоих маленьких детей. Семья всегда была важной сферой жизни и для меня, и для моей жены Дженни. Я был очень благодарен Дженни за поддержку в моих исследованиях ОСП, однако это часто вызывало у меня смешанные чувства. И без этих исследований моя жизнь выглядела полноценной. У меня была семья, мне нравились как работа в больнице, так и преподавание. Какое место занимали околосмертные переживания в этой картине? Семья была, безусловно, первым среди моих приоритетов. Далее следовала работа, а уже потом – изучение ОСП. Чем же я мог оправдать то, что я трачу на них время в ущерб семье и рискую карьерой? Неужели они настолько важны для меня?

Неприятный разговор с наставником выдвинул все эти вопросы на передний план, и теперь мне пришлось встретиться с ними лицом к лицу. Если я хотел сохранить работу, нужно было перестать заниматься ОСП. Но в этом чувствовалась какая-то нечестность. Научная подготовка говорила мне, что сложность изучения и объяснения околосмертных переживаний – не повод отказываться от их исследования. Это скорее причина взяться за них с удвоенной силой.

 Что бы ни было причиной ОСП, они меняли жизнь людей не меньше, чем психотерапия, причем с более длительным эффектом.

Мой руководитель назвал ОСП «единичными случаями». Исследователь околосмертного опыта Арвин Гибсон писал: «Исходными данными для нашей работы должны быть сообщения людей[43], прошедших через околосмертное переживание. Не обращать внимания на их рассказы в попытке представить некую деперсонифицированную, усредненную версию было бы с научной точки зрения нечестно… Без рассказов людей у нас вообще не было бы никаких данных для исследования». Мне удалось собрать и должным образом систематизировать коллекцию из более тысячи таких рассказов, а я был лишь одним из многих ученых, занимавшихся ОСП за последние сорок пять лет. Когда так много людей независимо друг от друга сообщают о похожем личном опыте, неужели он не стоит более пристального внимания? На самом деле на протяжении веков случайный, индивидуальный опыт служил источником большинства научных гипотез.

Большинство исследований начинается с того, что ученые собирают, проверяют и сравнивают информацию о единичных случаях, пока не будет выявлен некий паттерн. Исходя из паттернов, строятся гипотезы, которые затем проверяются и корректируются. Набор данных о единичных случаях при тщательном изучении дает неоценимую информацию в медицинских исследованиях. К примеру, такие данные послужили ключом к открытию СПИДа и болезни Лайма, а также обнаружению непредвиденных реакций на лекарства. Как сказал политолог Раймонд Вольфингер полвека тому назад, «„случай“ во множественном числе будет „данные“»[44].

Что произойдет, если мы начнем игнорировать единичные случаи, потому что они не подтверждены контролируемыми лабораторными экспериментами? Если я жалуюсь врачу на боль в груди и затрудненное дыхание, я вовсе не хочу услышать в ответ: «Это лишь единичный случай, он не стоит внимания». Я бы хотел, чтобы мой врач серьезно отнесся к симптомам, так как они могут указывать на что-то важное.

Признаком действительно научной работы является следование строго определенной процедуре сбора и анализа информации. Но не всегда в таких исследованиях данные бывают получены в ходе контролируемых лабораторных экспериментов со случайным делением участников на контрольную и экспериментальную группы. На самом деле направлений, в которых научные исследования могут быть проведены с помощью контролируемых экспериментов, не так уж много. В большинстве общепризнанно научных сфер[45] лабораторные эксперименты поставить сложно, если не совершенно невозможно, – например, в астрономии, эволюционной биологии, геологии и палеонтологии.

ЗА ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ ЛЕТ ШКАЛА ОЦЕНКИ ОСП БЫЛА ПЕРЕВЕДЕНА НА БОЛЕЕ ЧЕМ ДВАДЦАТЬ ЯЗЫКОВ И ИСПОЛЬЗОВАЛАСЬ В СОТНЯХ НАУЧНЫХ РАБОТ ПО ВСЕМУ МИРУ.

В таком престижном издании, как «Британский медицинский журнал»[46], однажды было опубликовано шуточное исследование на тему «Спасет ли парашют от смерти человека, выпрыгнувшего из самолета». Авторы намеренно не брали в рассмотрение анекдотические свидетельства и заявляли, что будут опираться исключительно на результаты рандомизированных контролируемых испытаний. Естественно, не нашлось ни одного эксперимента, в котором людей случайным образом распределяли по двум группам и заставляли прыгать из самолета с парашютом или без него. Тогда авторы статьи сформулировали вывод: «Впечатление, что парашюты являются эффективным средством, основано главным образом на анекдотических свидетельствах». Далее они предположили, что ученые, принимающие во внимание только данные, полученные в ходе рандомизированных контролируемых экспериментов, будут вынуждены счесть эффективность парашютов бездоказательной![47] Однако авторы предложили другое решение: «В исключительных обстоятельствах ученые могут позволить себе опираться на здравый смысл».

Разумеется, принимать на веру все единичные сообщения без надлежащего исследования было бы неразумно. Но также неразумно и отрицать все единичные случаи, не разобравшись. Я бы не хотел, чтобы врач, услышав жалобу на боль в груди, решил без всякой проверки, что у меня сердечный приступ. Но я бы также не хотел, чтобы он или она отмахнулись от моего симптома как от случайного и незначительного. Мне нужно, чтобы врач, услышав про боль в груди, попытался выяснить ее причины посредством поиска фактов. И так стоит обращаться с любым единичным сообщением. Признавать их все или отрицать их все без оценки – одинаково ненаучно.

Когда я оправился от того прискорбного факта, что разочаровал своего руководителя, то решил, что исследования ОСП достаточно важны для меня. Но это означало, что я не смогу остаться в