Силуэты пушкинской эпохи - Николай Дмитриевич Александров Страница 27

по крайней мере в восприятии современников, не тяготясь ею. Когда князь Потемкин пожелал видеть Кострова, то друзья его стали держать совет, во что Кострова одеть. Каждый уделил ему что-то из своего платья, кто французский кафтан, кто шелковые чулки, и, снарядив таким образом Ермила Ивановича, отправили во дворец, следуя за ним в отдалении и следя, чтобы Костров не завернул куда-нибудь и, не дай Бог, не напился. Пьянство Кострова стало легендой.

«Костров под действием своего упоения не был весел, а более жалок, — свидетельствует современник. — Иногда в этом положении, лежа на спине, обращался мыслию и словами к какой-то любезной, которой, вероятно, никогда не было; называл ее по имени и восклицал: „Где ты? — на Олимпе? — Выше! — В Эмпиреи! — Выше! — Не постигаю!“ — и умолкал».

В. П. Кочубей (1768–1834)

Он быстро делал карьеру. В конце царствования Екатерины был назначен полномочным посланником в Константинополе, при Павле получил звание вице-канцлера и возведен в графское достоинство, правда, не избежал неудовольствия и опалы своенравного властителя. Император хотел женить Кочубея на своей фаворитке княгине Лопухиной, желая избежать этой чести, Кочубей поспешил вступить в брак с Марией Васильевной Васильчиковой, уехал из Петербурга, а затем и из России и жил в Дрездене до вступления на престол Александра I.

С учреждением министерств в 1802 году, Александр назначил его министром внутренних дел. Кочубей развил бурную деятельность по организации нового ведомства, причем ближайшим сотрудником его был Сперанский, которого Кочубей заметил первый и которому дал возможность выдвинуться по службе.

В 1807 году Виктор Павлович вышел в отставку из-за разногласий с императором во взглядах на общее направление русской политики: англофил Кочубей без всякого сочувствия отнесся к сближению с Францией после Тильзитского мира. Когда дружба с Наполеоном поколебалась, Кочубей вновь вернулся на службу, вошел в Государственный Совет, был ближайшим советником государя в войну 1812 года, участвовал в решении важнейших вопросов, связанных с ведением войны, — например, о назначении Кутузова главнокомандующим, — в 1819 году был вновь назначен управляющим Министерства внутренних дел.

Усиление власти Аракчеева вынудило Кочубея выйти в отставку, однако с воцарением Николая I он снова вернулся к государственной деятельности и вскоре был назначен председателем Государственного Совета.

«О Кочубее судили различно, — писал в своих записках Андрей Михайлович Фадеев. — Все почти отдавали справедливость его неоспоримым высоким дарованиям, как государственного деятеля, но многие также указывали на его темные стороны, как человека. Говорили, что он большой эгоист, что он своекорыстен; говорили, будто он всегда продавал свое вино откупщикам, а испанскую шерсть суконным фабрикантам дороже обыкновенных цен, потому что они нуждались в его покровительстве, что он обременял подчиненных ему лиц поручениями по собственным делам и проч.»

С годами в характере Кочубея возрастали сознание своего превосходства и гордость, переходившая в надменность, что, естественно, не могло не сказываться на отношении к нему. «В неприятелях недостатка у него не было, — писал Вигель, — надменность его, хотя умеряемая вежливостью, вселяла к нему нелюбовь, которая у иных доходила до ненависти».

В. П. Кочубей

Около 1832 года

Художник К. К. Гампельн

А. И. Кошелев (1806–1883)

«Я мало встречал образованных людей с меньшей способностью к теоретическим вопросам. Иногда я даже удивлялся, как человек, несомненно очень умный в сфере практических интересов, оказывается до такой степени слабым, когда речь заходит о теоретическом предмете», — писал Борис Николаевич Чичерин об Александре Ивановиче Кошелеве. Столь искушенному в сфере отвлеченного знания человеку, каким являлся Чичерин, один из любопытнейших философов XIX века, трудно не поверить, если, конечно, под практическими интересами не подразумевать сухого утилитаризма, столь свойственного эпохе 1860-х годов. Его Кошелев был совершенно чужд. Он принадлежал к другому времени, характер его развивался в другой среде и воспитан был на совершенно иных понятиях, весьма отличных от плебейского нигилизма.

Александр Иванович Кошелев родился в старинной дворянской семье. Отец его, Иван Родионович, после смерти родителей был отдан на попечение своему дяде Мусину-Пушкину, который в ту пору был послом в Лондоне. Благодаря этому обстоятельству Иван Родионович изучил английский язык, слушал лекции в Оксфордском университете, и, когда вернулся в Россию, Потемкин взял его к себе в адъютанты. Однако вскоре, заметив расположение Екатерины II к молодому красивому офицеру, немедленно удалил Ивана Родионовича из Петербурга. Вторым браком Иван Родионович был женат на дочери французского эмигранта Дарье Николаевне Дежарден. Александр Иванович был единственным ребенком от этого брака.

Поначалу воспитанием сына занимались сами родители: Иван Родионович учил его истории, географии и русскому языку, мать — французскому, немецкому Кошелева учил дядька-немец. После смерти Ивана Родионовича Дарья Николаевна пригласила для обучения сына профессоров Московского университета Мерзлякова и Шлецера. Первый преподавал Кошелеву русскую и классическую словесность, второй — политические науки. Наибольший интерес Александр Иванович проявил к классическим языкам и еще до поступления в университет переводил Платона, Фукидида, Ксенофонта и знал наизусть в оригинале первую песнь «Илиады». «Я всегда и всем занимался страстно,» — писал он впоследствии.

Деятельная воля и врожденное чувство собственного достоинства были его отличительными чертами. Однажды приятели уговорили Кошелева выстрелить из пистолета: вместо цели он попал в потолок. Он тут же дал себе слово добиться совершенства в стрельбе и не расставался с пистолетом до тех пор, пока не стал одним из первых стрелков в Москве. Когда он служил в Министерстве иностранных дел, в его обязанности входило составление выписок из немецких газет. Но немецкие газеты ему наскучили, и тогда Кошелев выучил английский язык. Еще в университете помимо лекций он увлеченно занимался самообразованием, посещал кружок Раича, кружок «любомудров», был очень близко знаком с В. Ф. Одоевским, Д. В. Веневитиновым, И. В. Киреевским (к которому был очень сильно привязан: «Я с ним как будто похоронил половину себя», — писал он после смерти Ивана Васильевича). Позже познакомился с А. С. Хомяковым, К. Аксаковым, М. П. Погодиным.

Он не во всем разделял славянофильские теории (хотя и знаменитый «Московский сборник», и собрание сочинений И. В. Киреевского были изданы на его деньги) и действительно не испытывал серьезного интереса к философии, в отличие от молодых шеллингианцев. Но в нем, может быть, как ни в ком другом, воплотилась другая идея, отличавшая славянофилов, — идея служения государству, идея положительного делания. Не случайно Кошелев одно время даже думал организовать общество с весьма показательным названием — Общество