Картинки дипломатической жизни. Воспоминания сотрудника миссии Российской империи в Вашингтоне, Брюсселе и Лондоне - Петр Сергеевич Боткин Страница 35

В то время у нас, в России, многие осуждали Портсмутский договор. Военные люди говорили, что японцы были истощены и долго бы не продержались. Допустим, что это так, но кто может наверное сказать, что произошло бы, если б Портсмутский договор не был заключен? Революция тогда надвигалась на нас как грозовая туча. Наши революционеры только и ждали момента осуществить свои мечты переворотом, но мир был заключен, и тучи рассеялись…

В 1908 году в Америке предстояли президентские выборы. Рузвельт не выступил кандидатом, но рекомендовал двух своих ближайших сотрудников – Рута и Тафта.

– Рут, – сказал он, – будет лучшим президентом, но Тафт – лучший кандидат.

Избран был Тафт. Рут не был тогда популярен в финансовых кругах.

В 1912 году республиканцы решили вновь избрать Тафта на второе четырехлетие, но тут Рузвельт совершил крупную ошибку. Он разошелся с Тафтом и образовал со своими сторонниками новую партию. Раскол среди республиканцев пагубно отозвался на выборах: в президенты прошел демократический кандидат Вудро Вильсон.

С тех пор точно закатилась счастливая звезда Рузвельта. Он был по-прежнему энергичным, неутомимым и неунывающим политическим деятелем, но далеко не все ему удавалось.

Когда возгорелась Мировая война, Рузвельт с самого начала ратовал за то, чтобы Америка не оставалась нейтральной, и сам рвался в бой. Когда, наконец, Соединенные Штаты стали на сторону союзников, Рузвельт предложил президенту тотчас же отправиться во Францию во главе значительного отряда добровольцев, но услуги Рузвельта были отклонены. Обреченный на бездействие и отстраненный от участия в военных действиях, Рузвельт тосковал и сокрушался.

Гибель его младшего сына, авиатора, в бою с неприятелем была для него тяжелым испытанием, но Рузвельт ни на один день не приостановил своих занятий и общественных обязательств.

Один из самых близких друзей Рузвельта рассказывает в своих воспоминаниях, как он встретился с ним на следующий день после смерти молодого Квентина Рузвельта в Гарвардском клубе перед каким-то заседанием. Они были наедине, но друг не осмеливался говорить о понесенной утрате. Он молча крепко пожал руку Рузвельта. Оба молчали. Затем Рузвельт ударил по столу кулаком.

– Мой мальчик, – произнес он, – выполнил свой долг. Пойдемте же и мы исполнять наш долг.

На собрании он говорил как ни в чем не бывало. Никто бы не сказал, что всего за несколько часов перед тем он узнал, что сын его упал со своим аэропланом во время воздушного сражения. Немцы похоронили его с должными почестями.

Организм Рузвельта был сильно надорван, но он все же дожил до окончания войны. Смерть подкралась незаметно. Он умер у себя на даче в ночь с 5 на 6 января 1919 года в местечке Ойстер-Бей, на Лонг-Айленде. Ему был 61 год.

Кто-то заметил, что смерть должна была захватить Рузвельта во время сна, иначе он, неутомимый боец, не дался бы ей в руки. До последнего дня он держался на ногах и вел обычный, деятельный образ жизни. Накануне писал письма – у него была громадная переписка – и лег спать в обычное время, ни на что не жалуясь. Ночью человек, спавший в соседней комнате, заметил, что Рузвельт тяжело дышит и находится в бессознательном состоянии. Весь дом был разбужен, были приняты все меры, но Рузвельт так и умер, не придя в сознание. Его похоронили согласно его желанию там же в Ойстер-Бей, на берегу моря.

Три года тому назад мне пришлось быть в Америке. Я воспользовался пребыванием в Нью-Йорке, чтобы посетить могилу Рузвельта. От Нью-Йорка до Ойстер-Бей по железной дороге меньше часу езды. Был холодный февральский день. Воскресенье. На скромном деревенском кладбище я застал массу народа. Могила бывшего президента была вся в цветах.

– Что, сегодня особенный день?.. – спросил я сторожа.

– Нет, каждое воскресенье сюда стекается от двух до трех тысяч человек со всех концов Америки поклониться могиле Тэдди Рузвельта. Это не много. Вы бы посмотрели, что здесь летом творится…

Американцы умеют чтить память своих сынов.

У Рузвельта при жизни было много политических врагов, но все они после смерти отдали дань популярному президенту. Разумеется, у него были, как и у всех, свои недостатки, но человек он был из ряда вон выдающийся и для своей страны много потрудившийся и многого достигший своими исключительными качествами и дарованием.

Приложение

Что было сделано для спасения императора Николая II

Революция началась задолго до того дня, когда А.И. Гучков и Шульгин добивались в Пскове отречения государя. Случаев спасти государя, спасти трон, спасти Россию представлялось не мало за этот первый период скрытой революции, но мы не будем выходить из поставленных рамок и ограничимся в настоящем очерке исключительно возможностями освободить государя, представлявшимися с того момента, когда, распоряжением Временного правительства, он был лишен свободы.

Как теперь установлено, государь фактически был узником заговорщиков еще до подписания отречения. Когда царский поезд остановился на станции Псков, государь уже не был его хозяином. Он не мог направлять свой поезд согласно своему желанию и усмотрению, и сама остановка в Пскове не была им намечена.

Генерал Радко-Дмитриев говорил впоследствии, что если бы государь, вместо того чтобы ожидать в своем вагоне думских делегатов из Петербурга, сошел бы на станции Псков и поехал в автомобиле по направлению расположения войск вверенной ему армии (всего в 6 верстах от Пскова), события приняли бы совершенно иной оборот. Несомненно, что прием государем господ Гучкова и Шульгина в штабе армии Радко-Дмитриева носил бы иной характер и имел бы совершенно иные последствия; но остается под вопросом: мог ли государь осуществить свой отъезд на автомобиле со станции Псков? Мы не должны забывать, что вся поездная прислуга, вплоть до последнего механика на царском поезде, была причастна к революции.

Из Пскова государь отправился в Ставку и пробыл там несколько дней до возвращения в Царское Село. В Ставке впервые был поднят вопрос о спасении государя. Флигель-адъютант Мордвинов рассказывает в своих воспоминаниях, как генерал Вильямс, английский военный агент в Ставке, говорил, держа в руках телеграмму от Бьюкенена, о том, что английское правительство ручается за безопасный проезд царской семьи в Англию.

«Возвращались поздно от императрицы[1], – пишет Мордвинов в своих воспоминаниях. – Разговор коснулся предполагаемого отбытия государя из Ставки, и я вынес впечатление, что его величество предполагал уже тогда уехать за границу, но только не знал еще времени, когда будет возможно исполнить