Картинки дипломатической жизни. Воспоминания сотрудника миссии Российской империи в Вашингтоне, Брюсселе и Лондоне - Петр Сергеевич Боткин Страница 36

Относительно плана об отъезде государя за границу было осведомлено и Временное правительство, как видно из телеграммы князя Львова генералу Алексееву, полученной в Ставке перед отбытием государя в Царское.

Мордвинов приводит текст этой телеграммы: «Временное правительство постановило предоставить бывшему императору беспрепятственный проезд для пребывания в Царском Селе и дальнейшего следования на Мурманск».

Заслуживает быть отмеченным, что одновременно с отправкой этой телеграммы, свидетельствующей как бы о содействии Временного правительства отъезду царской семьи за границу, то же Временное правительство приняло меры к заточению царской семьи.

Прибытие в Ставку членов Думы – Бубликова, Вершинина, Грибунина и Калинина – для сопутствия государю было началом негласного ареста над его особой.

Садясь в свой поезд, к которому был прицеплен вагон думских представителей, государь не подозревал, что он едет в Царское Село как пленник Временного правительства. Утверждают, будто члены Думы сообщили генералу Алексееву о настоящих своих замыслах лишь перед самым отходом царского поезда из Могилева.

По прибытии в Царское государь нашел уже императрицу под арестом и сам тотчас же оказался арестованным.

Арест произошел без всякого указа, простым решением Временного правительства.

На каком основании? На этот вопрос судебный следователь Соколов дает в своей замечательной книге «Судебное следствие об убийстве Российского императорского семейства» нижеследующие ответы князя Львова, Керенского и Милюкова, которых Соколов допрашивал в 1920 году, в Париже.

Князь Львов дал двоякое объяснение. Он сказал, что арест был в ту пору «психологически неизбежен для защиты государя против возможных эксцессов первого революционного порыва». Временное правительство было вынуждено произвести тщательное и беспристрастное следствие над всеми действиями государя и императрицы ввиду того, что общественное мнение считало их пагубными как с точки зрения внутренних, так и внешних интересов России в связи с войной с Германией.

Керенский привел более или менее те же аргументы, но облек их в более пространную форму. По его утверждению арест царской семьи вызван был крайним возбуждением против государя солдат тыла армии и рабочих Петербургского и Московского округов.

«…На съезде в Москве от меня требовали наказания царя. Отвечая от имени Временного правительства, я сказал, что лично никогда не соглашусь играть роль Марата. Я понимал, что сильная ненависть народных масс была направлена не столько против личности Николая II, сколько против идеи „царизма“».

Первая причина ареста заключалась, по утверждению этих лиц, в желании Временного правительства охранить государя и императрицу от угрожавшей им опасности, а вторая – в необходимости изоляции государя и императрицы, ввиду назначения высшей чрезвычайной комиссии для расследования действий их и лиц, их окружающих, ибо в то время русская интеллигенция и часть высшего офицерства были под впечатлением, что внешняя и внутренняя политика царя, и в особенности императрицы, клонилась к гибели России, с целью заключения отдельного мира и союза с Германией.

Невозможно, кажется, выдумать более лживую, фарисейскую формулу для объяснения бесстыдного издевательства над памятью государя и императрицы. Сами они – Керенский, князь Львов, Милюков и др. – сделали все, что могли, чтобы вызвать и бунт солдат тыла, и враждебные движения рабочих масс, и недовольство среди интеллигентных классов, а потом цеплялись за эти обстоятельства для ареста под предлогом охранения личности царя и государыни.

Милюков, тот, по крайней мере, не мудрствуя лукаво, отговорился запамятованием.

Вот текстуально его показание, данное Соколову: «У меня ничего не сохранилось в памяти по этому вопросу. Я не помню, как и когда состоялся арест государя и императрицы. Насколько я себе представляю, Временное правительство, по всей очевидности, санкционировало эту меру по предложению Керенского. У нас было тогда несколько секретных заседаний без всякой записи протоколов. В одном из таких заседаний, должно быть, и было принято решение арестовать государя и императрицу».

Пресловутая чрезвычайная комиссия, разумеется, ничего не могла найти, тем не менее арест не был снят, а еще отягчился ссылкой.

Задача вырвать царское семейство из когтей хищников была не легкая – как по замыслу, так и по выполнению. Война выбила из строя лучших людей, революция сбила с толку здравомыслящих патриотов, а нахлынувшая волна большевизма разметала то, что уцелело от революции. Приходилось работать в тяжелых условиях, располагая малыми средствами, действовать с величайшей осторожностью, тайно, под постоянной угрозой быть обнаруженным.

Попытки, однако, были сделаны, но все неудачные. Они исходили от отдельных лиц или групп и носили случайный характер.

Когда царская семья находилась в Тобольске, все попытки разбивались в Тюмени, где засел некто Соловьев, женатый на дочери Распутина и игравший в деле освобождения царских узников более нежели двусмысленную роль. Эта подозрительная личность выведена на чистую воду в книге судебного следователя Соколова. К сожалению, молодые, отважные офицеры, добиравшиеся с громадными трудностями до Тюмени, не отдавали себе отчета, с кем они имели дело в лице Соловьева, и не один из них попал в сети этого агента большевиков.

Об этом читатели найдут прискорбную страницу в книге Соколова.

На самом деле, при создавшемся положении вещей, освобождение царской семьи не могло иметь места иначе, как при вмешательстве и содействии иностранных держав.

Как отнеслись наши друзья и недруги к этому вопросу? По этому предмету у Соколова имеются ценные указания.

В то время как благодаря большевикам германское правительство укрепилось в Москве, некоторыми русскими монархистами предприняты были шаги к освобождению царской семьи через посредство графа Мирбаха, германского представителя при большевиках.

Вот показание А.В. Кривошеина, который, вместе с сенатором Нейдгартом, явился к германскому послу в Москве в начале мая 1919 года и вручил ему письмо бывшего гофмаршала графа Бенкендорфа:

«Граф Мирбах принял нас холодно и сказал приблизительно следующее: „Все, что теперь происходит в России, весьма естественно и является неизбежным последствием победы Германии. История повторяется – горе побежденным. Если бы победа была на стороне союзников, положение Германии было бы, без сомнения, гораздо хуже того, в котором находится Россия в настоящий момент. В сущности говоря, участь царя зависит исключительно от русского народа. Мы же можем только озаботиться о судьбе принцесс германской крови“».

Графу Мирбаху так и не пришлось распознать, на чьей стороне оказалась победа. Он погиб от руки одного из революционных представителей того самого «народа», коему с таким хладнокровием вверял судьбу государя.

Графа Мирбаха уже не было в живых, когда 17 июля 1918 года в Москве было получено известие об убийстве царской семьи. Как известно, большевики скрыли тогда, что убили всех. Они огласили только известие об убийстве государя.

Телеграмма Белобородова, которую судебному следователю Соколову удалось разыскать в Екатеринбурге (в книге приводится ее факсимиле), гласит нижеследующее:

«Москва. Кремль. Горбунову, секретарю Совета Народных Комиссаров. С обратной передачей.

(Текст шифром). Передайте Свердлову, что все семейство постигла та же участь, что и главу. Официально