Любовь Сирота - Припятский синдром Страница 38

— Ах, какие зимы у нас были, девчата! — причитает Лиза.

— А волосы?!. Глянь, какие волосы у Ирины, не то, что сейчас, — теребит стриженую голову подруги подсевшая к ним Софья.

— Да, Ир, какие волосы были!.. — сокрушается Верочка.

— Но ты тоже осыпаешься, одуванчик наш, — ласково говорит Ирина, бросив извиняющийся взгляд на подошедшего Александра.

— Да уж... — шмыгает носом та.

Александр, поклонившись дамам, приглашает Ирину на танец. Софья ревностно следит за ними. Ирине неуютно под ее пристальным взглядом. Сердясь на саму себя, она нервно пробурчала:

— Что это мы топчемся, как солдаты на плацу?!. Пойдем ко всем… Денис, — обращается она к сыну, — давай-ка быстро в постель!.. Поздно уже, — и, подняв его с дивана, уводит из комнаты, а сама, вернувшись, устраивается на его месте.

Меняется слайд. На экране ДК, увенчанный всеми флагами стран-членов Совета Экономической Взаимопомощи (СЭВ) — участниц международной конференции по атомной энергетике, проходящей в Припяти весной 1985 года.

— А Володя твой почему не пришел? — спрашивает Ирина Софью.

— Он же на вахте…

Меняется слайд, теперь подруги видят сценку из Ирининого спектакля. На сцене А. Блок в исполнении Саши Деханова, в углу за столом Валя Пинчук в образе Марины Цветаевой...

— А что с Сашей Дехановым, знаешь? — спрашивает Галя.

— Знаю, — вздыхает Ирина.

— Ну, а что с Валентиной — твоей Цветаевой?.. Где она теперь?

— Совсем плоха… Не ходит уже. Два раза в год лежит в клинике в Москве, на химии... А живет с родителями в Хмельницком… Впрочем, письма писать ей тяжело очень... Последнее письмо полгода назад пришло… Как теперь она, даже не знаю...

На экране — припятская юморина. Девчата смеются, видя, как полуобнаженные парни — инженеры ЧАЭС — в балетных «пачках» исполняют «танец маленьких лебедей».

— Верочка, как встречу во дворе Станкевича, всегда вспоминаю твой заказ на юморину 85-го, помнишь?.. Когда он в гробу летал... Ты тогда написала в заявке нашим столярам: «Прошу изготовить гроб для Станкевича»...

— Да, черный юмор получился!.. Теперь только и слышишь — то один умер, то другой!.. Мы скоро будем встречаться и обсуждать, кого в чем в гроб положили... — грустно шутит Верочка.

— Смотри, это же юморина 1 апреля 86-го, — восклицает Галя, комментируя новый слайд. — Тогда еще хлопцы протянули «ускорение», раздутое прессой… Помните, как городской гид вроде бы водит по станции столичного корреспондента, говоря что-то типа: «Вот видите, как усиленно работают кувалдами наши инженеры»… В то время как мимо них все чаще пробегают станционники с пустыми тачками. «А это, говорит гид, наши рабочие претворяют в жизнь призыв партии к ускорению».

Все дружно, но не очень весело, смеются.

— Это что!.. Вспомните, что дальше было в этой последней юморине, — подключилась эмоциональная Верочка. — Когда этот самый гид, якобы показывает корреспонденту городские достопримечательности, и, подойдя к долгострою в центре города, говорит: «Обратите внимание на замечательный из добротного дерева забор прямо напротив дворца культуры. Мы взяли коллективное соцобязательство к концу года весь город обнести таким забором!..»

Никто даже не улыбнулся.

— Да... Выполнили!.. Не прошло и месяца, обнесли город колючей проволокой, — вздохнула Ирина.

— Ну и ну, у вас даже юморины были пророческие, — удивляется Александр.

Виктор гасит проектор, включает слабый свет.

Галя достает из папки газету, читает заголовок статьи:

— «Припять — место заповедное»... Чья это статья была — твоя или Софьина? — спрашивает она Ирину. — Здесь псевдоним…

— Моя… Но сказал так о нашем городе один московский поэт...

— Да, уж теперь точно заповедное место, — басит Софья.

Ирина трет рукою глаза, нос.

— Боже мой!.. Так всегда, как только достаю альбом и архивы свои, сразу все лицо чешется…

— И у меня тоже, — подтверждает Галина. — Может, у тебя вообще фон в квартире?!.

— Слушай, Ир, у меня дома дозиметр есть… Давай сбегаю, — предлагает Виктор.

— Беги!.. — безразлично бросает Ирина и, взяв свою любимицу- гитару, настраивает и поет:

Бессонницы недуг неизлечимыйночами манит в прошлое меня,и я вхожу без стука, без причиныв дома к давно покинутым друзьям.Нам есть еще о чем поговорить,есть чем помочь друг другу, непременно.Ни время, ни пространство, ни изменыеще нас не сумели разлучить.И свет в домах утраченных друзейвключается в ночи на небе позднем,и мне с друзьями радостно и слезнолистать тома уже минувших дней…

Все, затаив дыхание, слушают. Приятный голос Ирины завораживает задушевностью. Тихонько вошедший Виктор тоже замер, прислонившись к двери.

А день несет иные имена,и новые заботы ждут за дверью,и новые разлуки и потерибессонницей не вычерпать до дна... 

Все тяжело вздыхают, Ирина, отложив гитару, встает, и обращается к Виктору.

— Ну, где же твой аппарат?..

Тот подносит дозиметр к альбому и папке на столике, слышится легкий треск.

— А что я говорила?!.. — помрачнела Галина.

— Это не так страшно, — успокаивает Виктор, — У тебя, Ирина, есть еще припятские вещи?

— Конечно…

— Тащи все — проверим!..

Ирина приносит. Проверяют. «Звенит» все — книги, одежда, даже полотенце. Ирина заносит черную сумку, с которой они выезжали из Припяти — дозиметр дико трещит.

— Более шести тысяч бета-распадов!.. Зачем же ты такие вещи дома держишь?!. — возмущается Виктор.

— А где же я могла их проверить?!. Это — то старье, что мы в камере хранения на вокзале оставили в мае, чтоб меньше нести с собой… перед банной «дезактивацией»... Да еще то, что я летом взяла из Припяти... А с этой сумкой мы уже второй год всюду разъезжаем... И как-то в голову не пришло, что ты мог давно все это замерить…

— С ума сошла!.. А ну, давай все в мусоропровод!.. — требует Галина.

Ирина заталкивает одежду, полотенце и другие вещи в сумку, протягивает ей.

— Пожалуйста!.. Но книги я не выброшу!.. Почищу еще... и спрячу от Дениса… Каждую из них я с таким трудом доставала... в очередях… И каждую — с какой-нибудь идеологической ахинеей в нагрузку…Так что это самое дорогое, пусть со мною рядом «распадаются»...

Галина несет сумку из квартиры, ворча:

— А сколько же тогда на всем этом было «грязи»?.. Ведь уже больше двух лет прошло!..

— И все-таки, что ни говорите, — неожиданно и невпопад вмешивается в разговор Александр. — Я, конечно, не имею в виду присутствующих, но припятский синдром все-таки существует, — многозначительно произносит он.