Семен Синельников - Киров Страница 41

Эсеры (Кирову, уже злобно). Зачем сюда пришел?

Киров. Резолюцию предложить. У вас много слов, а толку мало. У меня короче, лучше и бесплатно!

Киров продвигался к трибуне. Резолюция у него действительно была наготове.

Весной начало прибывать на Терек партийное пополнение — из эмиграции и ссылки, с каторги, из армии, из Москвы, Петербурга и Закавказья. Приехал Ной Буачидзе. Приехали замечательные большевики Мамия Дмитриевич Орахелашвили и его жена Мария Платоновна. С фронта возвратился Саханджери Гидзоевич Мамсуров, один из первых осетинских большевиков. К ним присоединились московские студенты, светлые головы, Георгий Александрович Цаголов и Георгий Николаевич Ильин. Сплоченные и энергичные, большевики завоевывали предприятие за предприятием.

Прозревали постепенно трудящиеся и в горских селениях, аулах.

В Осетии возникла мужественная партия керменистов, шедших с большевиками. Название партии дало имя легендарного народного героя Кермена. Ее основателями были Гибизов, Кесаев, Гостиев, Созаев. Чтобы укрепить партию «Кермен», в нее по совету Кирова вступил молодой коммунист Георгий Цаголов. Сергей Миронович верил, что благодаря Цаголову «Кермен» скорее политически созреет и вольется в коммунистическую партию. Это сбылось.

Старшим по возрасту был Николай Урусбиевич Кесаев, успевший до революции окончить Петербургский университет и продолжить образование в Германии, Франции и Италии. Дебола Даппоевич Гибизов учился в Московском университете, Андрей Батмурзович Гостиев — в Киевском коммерческом институте, Тарас Васильевич Созаев — в университете Шанявского. Из всех них в гражданскую войну выжил только Созаев.

Киров руководил обороной осажденной Астрахани, когда ему в конце июня 1919 года рассказали кое-какие подробности гибели керменистских вожаков. Как ни был занят Сергей Миронович, он тотчас же, ночью, принялся за статью «Памяти дорогих товарищей керменистов»:

«Много энергии и сил приложили Кесаев и Гибизов, чтобы партия сделалась достойной выразительницей чаяний осетинской и всей горской бедноты…

Те, кто чувствовал опасность для себя в этом новом движении — истинно-народном, пролетарском, — начали борьбу против «Кермен» с самого появления партии на политической арене…

Но ничто не могло поколебать убежденную самоотверженность первых вождей керменистов — Кесаева и Гибизова.

Гибизов на собраниях и съездах появлялся редко; он был мозгом партии, он работал внутри нее, направлял ее тактику и определял задачи, когда он еще был один, когда не были еще в партии Андрей Гостиев и Георгий Цаголов.

Товарищ Кесаев — активный работник во всех советах и на съездах…

Вечно жизнерадостный, он не унывал. Он только смеялся над тупостью тогдашних вершителей судеб Осетии».

Сергей Миронович добавил несколько черточек к портрету Гибизова:

«Вдохновенный и влюбленный в свою идею, он был центром партии, идейным вождем ее. Для керменистов его мнение всегда было решающим. Его любили как вождя и как друга и товарища самого безупречного поведения и глубокой искренности. Он был самый устойчивый, прямолинейный и неутомимый культурный работник.

В родном селе Христиановском к нему относились почти с благоговением. Старики приходили к нему, молодому человеку двадцати шести лет, и просили совета».

Сергей Миронович продолжал:

«Таков был и Андрей Гостнев… Больной туберкулезом, он задыхался скорее от того, что не мог деятельно все отдать на служение народу, чем от своей болезни…

Одной ногой он был в могиле, но все-таки рвался к борьбе, жил этой борьбой, борьбой за обездоленных, за бедноту. И не отдал жизнь черной чахотке. Нет! Он отдал жизнь за эту бедноту, он умер за идею…

Георгий Цаголов погиб в родном селе, окруженный черной стаей в дни разгрома Христиановского. Пламенный оратор, неутомимый проповедник социализма и коммунизма, молодой студент Московского университета (ему было двадцать три года) принес себя в жертву за социальное равенство, за право бедноты, за ее диктатуру.

Вместе с Гибизовым он переносил всю тяжесть работы в партии по идейному и организационному руководству. Он вдохновлял партию духом решимости. Если Гибизов был прямолинейный человек и голова партии, если Гостиев был ее душой, гибким политиком, всегда дававшим партии верный диагноз политического момента и верную тактику, то Цаголов был деятельным агентом партии, вдохновлял товарищей на героический подвиг и на неутомимую деятельность.

Эти три товарища унесли как будто всю партию. Это мозг, душа и руки партии. Но они ее не унесли… Они оставили еще живым товарищам свой пример, свою неутомимую работу. Они оставили себя в партии, она дышит их духом, она создана ими и будет идти по намеченному ими пути…

Прощайте, товарищи, вы с честью прошли свой доблестный путь благородный!..»

Статья была опубликована в 1919 году под псевдонимом Арцу Тохов, что в переводе с осетинского означает: вернись, победа.

Летом 1917 года партийная организация и Совдеп командировали Кирова в Петроград. На обратном пути, в Москве, Сергей Миронович узнал о мятеже Корнилова, двинувшего на Петроград части Туземного корпуса, в который входила дивизия, состоящая из горцев, так называемая «дикая дивизия». Моссовет по предложению Кирова связался с Владикавказом, и в эту дивизию послали горскую делегацию. Она разъяснила солдатам, что их натравливают на петроградских рабочих. Дивизия отказалась участвовать в контрреволюционной корниловской авантюре.

Когда Сергей Миронович возвратился во Владикавказ, начались перевыборы Совдепа. Баллотировалось несколько списков. Полугодие настойчивой работы большевиков дало себя знать: их список собрал больше голосов, чем все остальные списки, вместе взятые.

Совдеп стал большевистским.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Октябрьская социалистическая революция застала Кирова в столице. Он был делегатом II Всероссийского съезда Советов, участвовал в боях за большевистскую власть, участвовал и в выработке Декрета о земле, проект которого написал Владимир Ильич Ленин.

4 ноября 1917 года Сергей Миронович возвратился из Петрограда. Владикавказ жил словно в тумане. Достоверные слухи о великих событиях, совершившихся на берегах Невы, смешивались с измышлениями, которыми наводняли провинцию столичные меньшевики и эсеры, телеграфные агентства и чиновники поверженных ведомств. Помимо того, местный телеграф захватили эсеры. Они уничтожали все неугодные им телеграммы, даже адресованные частным лицам.