Елена Кочемировская - 10 гениев литературы Страница 44

Скульптурный портрет отражает представления шекспировского семейства о престижном надгробии и имеет мало отношения к самому покойному, а потому совершенно естественной выглядит смена атрибутов в надгробии при его позднейшей реставрации: ведь переделки совершали уже после того, как в свет вышла первая книга с пьесами Шекспира, и его произведения стали расходиться большими тиражами. {38}

Быть может, посмертная слава и коммерческий успех примирили родню с мыслью, что быть известным писателем не менее престижно, чем простым бюргером, и они позволили заменить мешок с шерстью на лист бумаги и перо?

Пушкин Александр Сергеевич[17]

Нет ничего скучнее, чем описывать большое поэтическое наследие, если оно не поддается описанию.

…Пушкина всегда любили. Он ведь чернявый, бойкий и стихи писал. И теперь Пушкина любят. Даже на спичках его портреты помещают.

Что может быть проще, чем вкратце пересказать биографию Пушкина – «солнца русской поэзии», о которой исследователями написаны десятки, если не сотни томов? Она в общих чертах известна любому человеку, учившемуся в школе, и, по выражению В. Набокова, составляет такую же часть нашей интеллектуальной жизни, как таблица умножения. В. Набоков даже приводит образец типичной «романтической» биографии Пушкина: «…Одно другим сменяются видения[18]: вот он на набережной Невы, мечтатель, облокотившийся о гранитный парапет, искрящийся при луне и инее; в театре, с моноклем, в розоватом свете, под звуки скрипок расталкивающий с модной заносчивостью соседа, чтобы занять свое место; потом в деревенской усадьбе, сосланный из столицы за несколько вольнолюбивых строк, в ночной рубашке, взъерошенный, марающий стихи на серой бумаге (в которую оборачивали свечи), жующий яблоко; я вижу его идущим по проселочной дороге, листающим книги в лавке, целующим стройную ножку возлюбленной, или в серебристый крымский полдень перед скромным маленьким фонтаном, струящимся во дворе старинного татарского дворца, с летающими ласточками под его сводами. <…> Вот он: рука заложена за полу редингота, рядом со своей женой, красивой женщиной выше его ростом, в черной бархатной шляпе с белым пером. И наконец, сидящий на снегу, с простреленным животом, он долго целится в Дантеса, так долго, что тот больше не может терпеть, и медленно прикрывается пистолетом».

Эти строки написаны в 1937 году, через сто лет после гибели поэта, но с тех пор мало что изменилось, разве что представления о жизни Пушкина стали еще более схематичными. Для множества людей Пушкин окончательно превратился в свой собственный бронзовый памятник, который когда-то был поэтом и гражданином, но никогда – живым человеком.

Р. Вейдеманн пишет, что жизнь Пушкина и его нынешнее периодическое чествование ассоциируются с биографией Иисуса, которая давно превратилась в миф. Это высказывание перекликается со словами Ф. М. Достоевского (1880): «…ко всемирному, всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено, вижу следы сего в нашей истории, в наших даровитых людях, в художественном гении Пушкина. Пусть наша земля нищая, но эту нищую землю в рабском виде исходил, благословляя, Христос. <…> По крайней мере, мы уже можем указать на Пушкина, на всемирность и Бесчеловечность его гения».

Мысль о том, что Пушкин – это «колосс, который держит на своих плечах» (В. Набоков) всю русскую поэзию давно стала настолько привычной, что мы даже не задумываемся над ней. И все же вопрос о том, в чем именно состоит гений Пушкина, почему именно его называют величайшим русским поэтом для многих остается не проясненным. И впрямь – почему? Ведь и до Пушкина были поэты – Ломоносов, Державин, Жуковский, и в его время (Дельвиг, например, который в 1810-е годы считался более одаренным, чем Пушкин), и – уж конечно – после него. Почему же лавровый венец первого русского поэта безоговорочно принадлежит Александру Сергеевичу Пушкину?

Наверное, потому, что «…самые величайшие из европейских поэтов никогда не могли воплотить в себе с такой силой гений чужого, соседнего, может быть, с ними народа, дух его, всю затаенную глубину этого духа и всю тоску его призвания, как мог это проявлять Пушкин. <…> Это только у Пушкина, и в этом смысле, повторяю, он явление невиданное и неслыханное <…>, ибо тут-то и выразилась наиболее его национальная русская сила, выразилась именно народность его поэзии…»[19]

И еще потому, что «характерологическая черта гения Пушкина – разнообразие. Не было почти явления в природе, события в обыденной общественной жизни, которые бы прошли мимо него не вызвав дивных и неподражаемых звуков его музы…»[20]

И еще потому, что «Пушкин вошел в русскую культуру не только как Поэт, но и как гениальный мастер жизни, человек, которому был дан неслыханный дар быть счастливым даже в самых трагических обстоятельствах»[21] (Ю. Лотман).

И еще потому, что «Пушкин <…> расширил источники поэзии, обратил ее к национальным элементам жизни, показал бесчисленные новые формы, сдружил ее впервые с русской жизнью. Из русского языка Пушкин сделал чудо» (В. Белинский). А. С. Пушкин «завершил великий труд, начатый Ломоносовым и продолженный Карамзиным – создание русского литературного языка» (А. Кирпичников), и потому при упоминании его имени «…тотчас осеняет мысль о великом национальном поэте. В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более называться национальным; это право решительно принадлежит ему. В нем, как будто в лексиконе, заключалось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее раздвинул ему границы и более показал все его пространство» (Н. В. Гоголь).

Собственно, объяснять, почему Пушкин – великий русский поэт можно до бесконечности, пользуясь при этом исключительно цитатами, поскольку чуть ли не у каждого русского писателя, начиная с середины XIX века, найдутся хвалебные строки о поэте. И все же интереснее всего проследить, каким образом мальчик, детство которого прошло во франкоговорящей среде, стал народным поэтом, возродившим русский язык и прославившим русскую словесность.

«Самый русский из русских поэтов» (по выражению К. Бальмонта) по отцовской линии принадлежал к одному из древнейших российских родов, чем немало гордился (не упуская случая выказать презрение «новой знати»: «Я, братцы, мелкий мещанин»[22]). «Мы ведем свой род от прусского выходца Радши или Рачи (мужа честна, говорит летописец, т. е. знатного, благородного), въехавшего в Россию во время княжения св. Александра Ярославича Невского <…> – писал А. С. Пушкин в „Начале автобиографии“ в 1830 году. – Имя предков моих встречается поминутно в нашей истории. В малом числе знатных родов, уцелевших от кровавых опал царя Иоанна Васильевича Грозного, историограф именует и Пушкиных. Григорий Гаврилович Пушкин принадлежал к числу самых замечательных лиц в эпоху самозванцев. Другой Пушкин, во время междуцарствия начальствуя отдельным войском, один с Измайловым, по словам Карамзина, сделал честно свое дело. Четверо Пушкиных подписались под грамотою об избрании на царство Романовых, а один из них, окольничий Матвей Степанович – под соборным деянием об уничтожении местничества (что мало делает чести его характеру). При Петре Первом сын его, стольник Федор Матвеевич, уличен был в заговоре против государя и казнен. <…> Прадед мой Александр Петрович был женат на меньшой дочери графа Головина, первого андреевского кавалера. Он умер весьма молод, в припадке сумасшествия зарезав свою жену, находившуюся в родах.