Игорь Оболенский - Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие Страница 5

— Я родилась в Нальчике. Я чистокровная грузинка — все бабушки и дедушки, мама и папа — грузины. Хотя, как говорят, на грузинку не похожа. Но бывают же светлые грузины.

Внешне похожа на папу, его Полиэкти звали. Меня зовут на русский лад Любовью Павловной.

Отец погиб на фронте. Я была малышкой, не помню его. Мама занималась детьми — у меня есть сестра, она старше на два года. До последнего мама верила, что папа жив. Несмотря на то, что прислали похоронку. Но ведь бывали же случаи, когда и после этого возвращались с фронта.

Мы знали, где погиб папа. Я уже была замужем за Григорием Гориным, когда он меня повез в то место. Через всю страну, на Украину, в село Коханное. Там было очень большое кладбище, мы ходили по нему и искали могилу отца. И вдруг у меня потекли слезы. Я почувствовала, что папа находится где-то рядом. Словно меня кто-то вел. И нашла его могилу. На памятнике была написана наша фамилия — Кереселидзе.

Я ведь только после замужества взяла фамилию мужа. А так и в школе, и в институте была Любой Кереселидзе.

В институт я поехала из Тбилиси. Мама к тому времени уже вышла второй раз замуж. Ее Тамара звали. А я бредила учебой, Москвой. Приехала и поступила сразу же. В педагогический институт, я обожала русский язык. И до сих пор, кстати, мне это нравится.

Мама не хотела отпускать меня в Москву. Отчим у меня хороший, не обижал меня. Как-то он услышал, как сосед, который хорошо ко мне относился, спросил у меня, как я сдала школьные экзамены и куда хочу поступать. Я сказала, что хочу ехать в Москву Отчим засмеялся: «А в Берлин не хочешь?». Это было тогда равнозначно.

Поначалу я поехала на Украину к тете, которая там жила. Тетя Люда, сестра погибшего отца, была бездетной и даже просила, чтобы мама отдала меня ей.

Мама думала, что я буду учиться именно на Украине. А я так мечтала о Москве, что первый раз в жизни обманула. Не стала сдавать экзамены, снимала чуть ли не подвал, спала на земле. А потом сказала тетке, что меня не приняли из-за зрения. Мол, учителям же надо будет тетради проверять и потому меня в Киевский педагогический институт не взяли. Как додумалась до этого? До этого не врала никогда. Потом поехала к маме, озвучила ей ту же версию. И весной другого года уже отправилась в Москву и легко поступила.

А потом встретилась с главным человеком своей жизни. С Гришей.

Я уже жила тогда в Москве, у меня даже была своя квартира. Бабушка мне на нее дала деньги, она сама в Нальчике жила. Одно время преподавала в школе. А потом работала в библиотеке….

Забыла, где она находилась. Знаете, у меня очень плохая память стала. У меня муж умер в одночасье, не болея. И я собрала лекарства и выпила, не хотела жить. После этого меня забрали в больницу и лечили электрошоком. Причем взяли расписку у моей сестры, что она не против. Она не понимала, что это такое. И расписку дала.

После этого моя память ухудшилась. Электрошоком лечили депрессию, чтобы не вернулось желание снова покончить с собой. Довольно жестокий способ лечения, надо признаться. А до этого память была прекрасной. Учительница говорила: «В ваш класс противно входить. Одна Кереселидзе сияет, как звезда в тумане».

Так меня одноклассники и называли. Если опаздывала, говорили: «Наша звезда в тумане опоздала».

Я ведь чудом осталась в живых. Выпила смертельную дозу снотворного. И не просыпалась и не просыпалась. Атак получилось, что в тот моменту меня жила грузинская девочка, дальняя родственница. И она позвонила Свете, моей сестре. Та забила тревогу…

— Вы с Григорием Израилевичем были красивой парой.

— Вы были знакомы?

— Да, за месяц до его 60-летия познакомились. Я написал о нем статью «Интерактивный Горин». Он ведь очень увлекался интернетом.

— Совершенно верно! Я помню ту статью. Так это Вы ее написали?

Мы познакомились с ним, когда он был начинающим писателем. Они с Аркадием Аркановым тогда свою первую вещь сочинили. «Лестничная клетка» называлась их пьеса. Я прочитала ее и мне не понравилось. Они должны были нести ее в Театр Сатиры. И Гриша сказал Аркадию о том, что мне не понравилось. Арканов ответил: «Ну не все же там дураки!». Но и главному режиссеру театра Валентину Плучеку их пьеса тоже не понравилось. С тех пор Гриша всегда внимательно прислушивался к моему мнению.

— Вы понимали, что Ваш муж — великий драматург?

— Понимала. А он сам? Не знаю. Гриша скромный был. Он был уверен в себе, конечно. Но с поднятым носом не ходил.

— Между знакомством и свадьбой большой промежуток прошел?

— Нет. Свадьбы-то как таковой и не было. Я не хотела. Мы зарегистрировались и уехали в Прибалтику. Когда вернулись, отметили с друзьями. И началась наша жизнь.

У нас было полное доверие. Он мне такие письма писал, если бы вы знали. Я уезжала в санаторий — в Кисловодск, Ессентуки — и он мне все время писал. Переживаю, что не могу сейчас найти эти письма.

— А какие у него были пьесы! Как он мог так писать?

— Родился таким… Когда мы познакомились, он еще был врачом. Я тогда работала в библиотеке имени Ленина, в зале периодической печати. И, конечно, читала там все журналы, которые выходили. И вот как-то прочла в журнале рассказ о собаке.

А у нас всегда были животные в доме. В Нальчике была большая территория — половина дяде принадлежала, половина нам. У дяди все время жили собаки, он был заядлый охотник. И его собаки любили спать на нашей территории, на открытой терраске. Мы их очень любили.

И вот мне попадается Гришин рассказ «Я Рекс». Я его прочла и запомнила фамилию автора, Горин тогда еще не был известным.

В один прекрасный день ко мне зашла пришла приятельница моей сестры и попросила пойти с ней к ее знакомому, Грише Горину, чтобы отдать деньги.

Помню, за окном уже темно было, я спать собиралась. Но, услышав фамилию, конечно же, пошла с ней. Так мы и познакомились. Оказалось, что мы соседи. Меня тогда приятно удивило, сколько у него в доме книг, с пола до потолка полки стояли.

Мне Горин был интересен как автор того рассказа. А потом мы стали встречаться, видимо, я ему понравилась. Я инициативу никогда не проявляла. А через два месяца он сделал мне предложение…

— Каким он чаще бывал — веселым или грустным?

— Грустным не бывал. Не скажу, что весельчак. Но мне с ним было легко.

— Когда дома собирались компании, Вы были хлебосольной грузинской хозяйкой?

— Конечно! Мы жили на улице Горького, сегодня это Тверская, и каждый день у нас были гости. Если не успевала приготовить, просила Гришу купить что-то для гостей. Он покупал. Я ведь работала все время, не была просто женой писателя. Вставала утром и бежала в школу.