ДЖЕМС САВРАСОВ - МОИ АЛМАЗНЫЕ РАДОСТИ И ТРЕВОГИ Страница 52

От встреч с Ларисой Анатольевной в Мирном осталась память о ней, как об очень усталой и издерганной женщине. Она вся была сплошной комок нервов. Многочисленные душевные травмы не прошли для неё даром.

P.S. Оправдывая насилие над Л. А. Попугаевой, защитники М. Н. Бондаренко нередко оперируют следующими аргументами. Дескать, почти семь лет амакинцы тяжелейшим трудом и с огромными затратами вели разведку россыпных месторождений алмазов и постепенно подбирались к коренникам. А тут на их территории появляются какие-то варяги, смежники (как их обзывали в Амакинке), да ещё женщины, и, не хлебнув лиха многолетних поисков и тяжелой разведки, уводят из-под носа у амакинцев коренное месторождение, которое амакинцы вскоре бы открыли и сами. Да ещё и работы свои ведут на деньги Амакинки. И участки своих работ определяют, используя опыт и наработки амакинцев. Если бы не было разведанных амакинцами россыпей на Средней Мархе, никто бы в верховьях Мархи поисками алмазов не стал заниматься.

Все это так. Аргументы вроде бы веские, но насилия над Л. А. Попугаевой они все же не оправдывают. Кроме того, в них есть определенная доля лукавства, и вот в чём. Упрекая стороннюю организацию в том, что та ведет поисковые работы на территории Амакинки (в данном случае поиски велись на сопредельной территории), руководители последней должны были ответить на вопрос, почему они сами не организовали там поисковые работы. Ведь им должно было быть понятным, что алмазы на Среднюю Марху могли поступать с верховьев реки. Пять лет шла разведка здесь россыпей и ни разу в верховья Мархи не были посланы поисковые отряды. Хотя некоторые ведущие геологи Амакинки доказывали на научно-технических советах, что алмазы в россыпи поступают с верховьев Мархи. Ну, не владели ещё пироповым методом поисков, но и по алмазам можно было выйти на такие крупные коренные источники, как Удачная. Тогда не пришлось бы прибегать к насилию над более сообразительными и удачливыми смежниками.

И второе — это шлиховой метод поисков по пиропам. Всё же предложили его, освоили и успешно внедрили в производство именно сотрудники Центральной экспедиции ВСЕГЕИ Наталья Сарсадских и Лариса Попугаева. Это в корне изменило всю методику поисков месторождений алмазов. Не зная этого метода, найти трубки было трудно даже в таком открытом районе, как Далдынский. Поиски, возможно, затянулись бы надолго. Тем более, что могла помешать быстрому открытию и планово-проектная система организации геологических поисков. Трубка Мир, возможно, была бы открыта на год-два позже, если бы Наталья Кинд не нарушила проектное табу и не вышла на Малую Ботуобию вопреки запретам руководства Амакинки.

Таким образом, законное право на приоритет открытия первого коренного месторождения алмазов имели прежде всего ленинградцы, а не амакинцы. Насилие над Л. А. Попугаевой не может быть морально оправданным.

МИНЕРАЛОГ ИЛУПИН[11]

Совесть будет беспокоить меня всю оставшуюся жизнь, потому что я не ответил вовремя на письмо Иосифа Петровича, а когда собрался написать ему недели через три, было уже поздно — его не стало.

В письме он ничего не сообщал о своём житье-бытье, не передавал приветы от знакомых, не жаловался на свою болезнь, не писал о прочих несущественных (по его мнению) вещах. Он всего лишь просил уточнить координаты трех малоизвестных кимберлитовых тел на севере алмазоносной провинции. Местоположение двух я знал, но третьего в каталогах музея не было, и узнать о нем можно было только в Амакинской экспедиции. Поэтому я тянул с ответом.

Конечно, запрошенные им сведения вряд ли бы ему потребовались, ибо дни его жизни были сочтены. Очередную свою научную работу он не смог бы, конечно, закончить, но все же... Какое-то минутное удовлетворение от моего ответа он бы получил. Но даже этого я ему не доставил.

Работал он непрерывно и думал о работе, видимо, даже на больничной койке до последнего своего часа. Он был великий труженик. Из всей плеяды геологов-алмазников, выросших в Амакинской экспедиции и ставших известными учеными, он выделялся своим исключительным трудолюбием. Может быть, именно благодаря этому качеству он стал настоящим исследователем. Широкая эрудиция сочеталась в нём с упорным, последовательным и исключительно добросовестным трудом. В круг его научных интересов входили минералогия и петрография кимберлитов, генезис алмазных месторождений, методика их поисков и разведки.

У него не так много опубликованных статей, как у некоторых других плодовитых и поэтому большей частью легковесных авторов. Но всё, что им опубликовано в статьях и монографиях, добротно, достоверно и сделано им самим. Он никогда не паразитировал на соавторах, и в любой подготовленной с кем-либо совместной статье львиная доля труда была всегда его.

В алмазной науке, как, по-видимому, и во всякой прочей науке, бывают публикации, которым трудно верить. Даже авторитетные ученые нередко приводят сомнительные результаты исследований, к примеру, с цифрами анализов вещества, подкорректированными под какую-нибудь идею. Или просто наспех публикуют полученные данные, которые позднее опровергаются или существенно уточняются в процессе более тщательных исследований. Но если сведения о веществе горных пород приводились в статьях И. П. Илупина, то им можно было безусловно верить. Об этом знали все алмазники — и производственники, и научные работники.

Чистота анализов — главное качество научной минералогической или геохимической работы. Не всегда можно доверять подготовку проб даже опытным лаборантам. Иные из них могут что-то перепутать или не так обработать пробу. Поэтому Иосиф Петрович нередко сам готовил пробы для анализов, сам растирал в фарфоровых чашечках вещество исследуемых пород, сам взвешивал его и упаковывал. Его иногда упрекали, зачем он, кандидат наук, тратит столько времени на рядовую лаборантскую работу. Но он только отмахивался или посылал советчиков подальше. Он знал, что главное в исследовательской работе минералога — чистота эксперимента. И он её добивался. Поэтому авторитет его в мире алмазников был непререкаем.

Иосиф Петрович был инициатором создания геологического музея в Амакинской экспедиции ещё на заре её существования. И отличный музей возник во многом благодаря его самоотверженному труду. Образцы в полевых партиях собирались, конечно, многими геологами, но он следил за поступлением в камералку интересного материала, убеждал, упрашивал разведчиков и поисковиков передавать образцы в музей. Сам паспортизировал образцы, перетаскивал на горбу коллекции из старого здания камералки в новое на берегу Вилюя, готовил выставочные стенды, составлял каталоги, словом, проводил большую музейную работу, не входящую в его прямые производственные обязанности. Всё делал на энтузиазме. И набралась интереснейшая коллекция из сотен экспонатов, которая до сих пор является основой геологического музея Амакинской экспедиции.