Это история счастливого брака - Энн Пэтчетт Страница 62

я намереваюсь прочесть, и почти все, что я прочла, каким бы странным оно ни было, так или иначе изначально привлекло мое внимание. И напротив, рассказ, опубликованный вне сборника – в газете или в литературном журнале – не может предложить ничего, кроме имени автора и, возможно, броского названия, чтобы привлечь ваше внимание. Лишь на самых крупных площадках рассказу удается заполучить еще и иллюстрацию. Он не выскакивает, чтобы схватить вас за руку. Он ждет вас. Ждет, и ждет, и ждет.

* * *

Если только вам не посчастливится однажды стать редактором «Лучших американских рассказов». Потому что тогда как отдельно взятый рассказ может переживать свои нелучшие времена – не создает достаточно шума, чтобы заглушить шум цивилизации, – рассказы, собранные в одном месте, могут иметь тот же эффект, что и рой пчел: упразднять другие звуки, затмевать солнце и оказываться тем единственным, о чем вы способны думать. Поэтому, хотя не в моих правилах указывать на то, в чем мне повезло больше, нежели вам, должна сказать, в этом случае мне и правда повезло, если только в ваш почтовый ящик не приходят регулярно сборники рассказов. И даже если у вас есть истории, присланные по почте, скорее всего, их отправила не Катрина Кенисон Льюэрс, и именно в этом мое подлинное преимущество. Ладно бы я просто получила некоторое количество рассказов – хороших, плохих, – но нет, эти рассказы были внимательно и любовно отобраны из целого моря тех, что вышли со времени публикации последнего сборника «Лучшие американские рассказы». Катрина занимается самой трудоемкой частью проекта, продираясь сквозь скучную и плохую прозу, чтобы найти драгоценные камни и отослать их мне. Она прочла все, чтобы мне достались только хорошие тексты, а я читала их, чтобы собрать воедино те, которые посчитаю лучшими. Истории появлялись на моем пороге в мягких конвертах – непрерывный поток беллетристики, которую я складывала штабелями вблизи стратегических объектов, таких как ванная комната и задняя дверь. Когда в вашем доме оказывается много рассказов, они образуют толпу. Чем больше я читала, тем больше мне хотелось читать, тем больше рассказов я рекомендовала друзьям, тем больше рассказы создавали свою собственную шумиху, просто в силу многочисленности, разнообразия и исключительности. Каждая история становилась актом общения, полноценным, самостоятельным опытом, ограниченным малым количеством страниц. Где бы я ни оказалась, меня больше не смущало длительное ожидание, ведь со мной были рассказы. Я пошла дальше: воскресным утром встала в бесконечно длинную очередь на автомойке, достала из бардачка рассказ и принялась читать. Я смогла отложить прочую работу, потому что в тот период моей работой стали рассказы. Я не чувствовала даже малейшего укола вины за то, что целыми днями лежу на диване и читаю. Что вообще может быть лучше? У меня было такое чувство, будто я провела целый год в языковом лагере с системой полного погружения, а в конце могла бегло говорить на языке малой прозы.

Конечно, новичком я не была. Я могу отследить мои отношения с рассказом начиная с моих первых читательских шагов, но подлинная связь возникла, когда мне было двенадцать, в год, когда я прочла «Благотворительный визит» Юдоры Уэлти. До этого были и другие рассказы, которые мне нравились: «Ожерелье» и «Дары волхвов» – прозаический минимум, основа среднего образования по литературе; но «Благотворительный визит», хотя это была история о маленькой девочке, показался мне исключительно взрослым. Читатель этого рассказа не был в конце вознагражден лихим сюжетным твистом или ясным моральным выводом. Но больше всего меня поразило, что у этой писательницы, чья фотография и краткое жизнеописание предшествовали тексту, после имени стояла лишь дата: 1909 год, дальше тире, за ним – ничего. Снова и снова я возвращалась к этой фотографии, чтобы увидеть вытянутое кроткое лицо автора. Она была жива и помещена в учебник – такого я раньше никогда не видела. Как бы я ни была уверена к своим двенадцати годам, что хочу стать писателем, я вовсе не была уверена, что это делают живые люди. Рынок рассказов был забит мертвецами, и Юдора Уэлти, насколько я могла судить, первой пробила брешь. В начале седьмого класса я решила связать свою судьбу с живыми и выбрала Юдору Уэлти своей любимой писательницей. Четыре года спустя, когда мне было шестнадцать, мисс Уэлти приехала с чтениями в Вандербильт. Я приехала пораньше и села в первом ряду, держа в руках увесистый сборник ее рассказов в твердом переплете, который мама подарила мне на день рождения. Это были первые публичные чтения, которые я посетила и, когда все закончилось, я попросила подписать мне книгу. Я открыла ее не на той странице, она посмотрела на меня и сказала: «Нет-нет, дорогуша. Подпись должна стоять на титульном листе». Она взяла у меня книгу и сделала все по правилам. За чистую, останавливающую сердце силу, за это чудо, изменившее мою жизнь, я противопоставлю этот опыт опыту любого, кто видел живьем «Битлз».

Впечатления, которые мы получаем в детстве, когда наш ум мягок и податлив, как губка, вероятнее всего, продержатся дольше остальных. С тех пор как в седьмом классе я увидела фотографию живой и невредимой Юдоры Уэлти, уже не могла отделаться от мысли, что авторы рассказов – знаменитости и что сами по себе рассказы способны менять жизни. Мне кажется, это в человеческой природе – пытаться убедить других, что наши самые страстные убеждения – истинные, чтобы другие тоже могли познать радость наших самых глубоких воззрений. В то утро, когда по радио объявили, что мисс Уэлти умерла, я стояла на кухне и готовила завтрак. Был июль 2001 года, комната была залита светом. Я позвонила своему хорошему другу Барри Мозеру, иллюстратору, который работал с ней над самым запоминающимся изданием «Жениха-разбойника», и сказала, что приеду на похороны. Он сказал, что будет ждать меня. Ночь перед похоронами я провела со свекровью в Меридиане, штат Миссисипи, а утром довольно быстро доехала до Джексона. Шел проливной дождь, что сделало последний этап моей поездки мучительным, но, как только я добралась до города, погода утихомирилась, небо прояснилось. Я заехала за Барри и его женой Эмили, и вместе мы отправились в церковь – за два часа до начала похоронной мессы. Мы приехали так рано, потому что были уверены, что это единственный способ занять место – я думала, люди не поместятся в церковь. Я была готова стоять на улице, но мы пришли самыми первыми. И хотя в конце концов церковь заполнилась людьми, по краям все еще