Это история счастливого брака - Энн Пэтчетт Страница 64

* * *

Вернуться в Нэшвилл было хорошо в первую очередь потому, что мне предстояло проводить время с бабушкой. Я покупала кошмарные рыбные палочки в «Капитане Ди», которые она любила есть на обед, и вместе мы смотрели сериал, а затем проходили милю по окрестностям. Или мы пренебрегали прогулкой и проводили час, толкая тележку между торговых рядов магазина «Таргет».

– Хизер всегда ходила в «Уолмарт», – задумчиво проговорила бабушка во время одной из таких вылазок, полагая, что в «Волмарте» было подешевле, потому что там грязно и ехать до него дольше.

– Но теперь она живет в Миннесоте, – ответила я. Моя сестра, о которой раньше можно было подумать, что она останется в Нэшвилле навечно, внезапно взяла на себя роль в буквальном смысле дальнего родственника. – Ты обречена на мое общество.

Ее взгляд скользнул по пачке тонких мочалок, которые всегда ей нравились, но она прошла мимо.

– Хизер тщательно выбирала, что купить. Мы могли пойти в магазин тканей и весь день рассматривать узоры. Ты не такая. Ты знаешь, что тебе нужно, идешь и покупаешь.

– Можем сходить в магазин тканей, – сказала я.

Но бабушка не обращала на меня внимания. Она все еще взвешивала в уме все за и против касательно того, чье общество ей больше подходит, мое или сестры, прекрасно понимая, что обеих сразу ей не заполучить. Она решила дойти до самой сути.

– Ты никогда не опаздываешь. Если Хизер говорила, что приедет к десяти, раньше полудня ее можно было не ждать. Как же меня это выводило.

– Вот именно.

– По пути домой мы с ней всегда останавливались поесть мороженого. С тобой – ни разу, – здесь ей пришлось хорошенько поразмыслить, потому что мороженое она любила. – Но так даже лучше. Ни одной из нас лишние калории ни к чему.

В 1994-м моя бабушка ездила со мной за покупками в «Таргет». После бесконечных уговоров ее можно было раз в год затащить в универмаг, чтобы примерить одежду. Она могла прошагать милю. Она была способна понять, о чем речь в телепрограмме и высказать мнение касательно того, что хочет на обед. Она могла вспомнить о своих племянницах в Канзасе, найти в телефонной книжке их номера и позвонить им, чтобы поболтать. Она сама управлялась со стиркой, пользовалась зубной нитью, вместе с соседкой ездила на ежемесячное собрание по изучению Библии, хотя не была религиозна. Теперь все это кажется мне таким непостижимым, что с тем же успехом я могла бы сказать, что моя бабушка в свои восемьдесят пять лет ходила по канату или, сидя в гостиной, строчила математические доказательства. В те безмятежные дни в «Таргете» ни одна из нас об этом не догадывалась, но наступало время, когда способности и радости жизни моей бабушки будут постепенно исчезать одна за другой.

* * *

Как это часто бывает в жизни, прежде чем начать свой стремительный спуск с холма, бабушка долго и медленно поднималась к вершине. Эва Мэй Нельсон, предпоследняя из девяти детей, родилась в Огдене, штат Канзас. Семья жила в заброшенной гостинице, и детям было запрещено даже близко подходить к комнатам, где провалился пол. Младшие проводили дни, играя на верхнем этаже, который когда-то был бальным залом. Там, наверху (где все оставалось нетронутым), они могли делать все, что заблагорассудится: поднимать на длинной веревке ящики с камнями и землей, рисовать на стенах. Когда Эве исполнилось девять, мать отправила ее на несколько лет в Канзас-Сити – пожить со старшим братом Роем и его женой Сарой. Детей у них не было, а один был нужен, чтобы освободить Роя от призыва на Первую мировую войну.

Эва Нельсон была красивой девочкой. Я видела фотографии. Субботними вечерами солдаты из Форт-Райли выстраивались в очередь, чтобы потанцевать с Эвой и ее сестрой Хелен. Вместе со старшими сестрами Мэри, Энни и Дейзи они управляли домашней прачечной: рассказывали друг другу анекдоты, кипятили воду в чанах и развешивали тяжелые мокрые простыни на веревке для просушки. Эва нашла работу в городе в «Коффи Кап», где сперва работала официанткой, затем менеджером ночных смен. Она часто рассказывала мне историю о докторе, заказавшем кусок яблочного пирога и ломтик чеддера, и как она отказалась его обслуживать, потому что в штате Канзас подавать пирог с сыром было запрещено – сочетание считалось смертоносным. Позже она устроилась на работу получше – гувернанткой девочки по имени Хуанита. Родители Хуаниты переехали в Калифорнию, и позже Эва должна была привезти ребенка на поезде. В Калифорнии она встретила моего деда, вдовца с двумя детьми, нуждавшегося в хорошей надежной девушке из Канзаса, чтобы присматривать за ними.

* * *

Каждый день я ездила к бабушке обедать, пока мама была на работе. Где-нибудь по пути от своего к ее дому покупала большой сэндвич, и мы делили его. Каждый день она говорила, что мне не стоит тратить столько денег на сэндвичи. Я брала ее в продуктовый магазин и, толкая тележку вдоль рядов, задавала одни и те же вопросы: «Взять тунца? Кашу будешь? Как насчет яблок?» Но вскоре это потеряло смысл: она не говорила, что ей нужно. Все ей было не так. Ее зрение ухудшалось, и она приходила в ужас каждый раз, когда я от нее отходила, даже чтобы взять с полки банку арахисовой пасты в двух шагах. «Думаешь, я забуду, что взяла тебя с собой? – говорила я. – Оставлю тебя здесь?» Я заполняла за нее чек, а она подписывала, но затем и это стало слишком трудно. Ей казалось унизительным быть не в состоянии написать свое имя и при этом не вылезти за строку, или не уместить на бланке свою фамилию. Все чаще и чаще мы полагались на наличные.

– Это моя внучка, – говорила она скучающей тинейджерке за кассой. – Не знаю, что бы я без нее делала.

Я улыбалась, отсчитывая мелочь: «Ты никогда не узнаешь».

Несколько месяцев спустя бабушка отказалась ходить со мной за продуктами. Сказала, что устала от всего этого. Затем она перестала давать мне список покупок, так что я покупала еду, которая, как мне казалось, может ей понравиться. С каждым днем Лос-Анджелес удалялся от меня. Я завела собаку, сняла