Юрий Гальперин - Воздушный казак Вердена Страница 64

Так и не увидел Столбов друга. А спустя несколько месяцев, в свинцовом гробу, отмеченном уже еловой веткой с берегов Стыри, немой свидетельницы последнего боя, он вез Эдуарда в Ригу. Родных у летчика не осталось, брат Карлис, ставший моряком, пропал в океанских далях, и только друзья, а с ними вся Рига вышли на проводы героя.

«Начало похоронной процессии, — вспоминает верный Столбов, — уже было на Большом кладбище, а конец ее еще на бульваре Александра, и аэроплан все время летал над нами.

А ведь я намеревался вместе с Эдуардом… основать в Москве завод аэропланов. И не начнись война…» Пролили слезу над могилой воспитанника старый поэт Багинскас, его друг Кениньш, отзвучали строки проникновенных стихов, отгремели залпы почетного караула, и прах летчика остался под холмом цветов и венков: «Смелому героическому другу», «Истребителю истребителей — от летчиков Франции»… Нашел я в Риге дом на бывшей Церковной улице, где провел свое детство Эдуард, даже побывал в их квартире, но никто из ее обитателей никогда не слышал этого имени. А в Дубултах не удалось мне найти гимназии у вокзала — она снесена вместе с доской, на которой было высечено имя героя… Память о героях — вечная эстафета человечности, вообще память о людях. Никто не должен исчезнуть бесследно. И вернуть народу их имена — огромное счастье.

Вырезка из газеты с отчетом о похоронах Пульпе все еще лежала на письменном столе Славороссова. Прежде чем положить узенькую газетную полоску в заветный, уже побелевший по краям черный бюварчик, летчик вновь перечитывал горестные строки. Только теперь он узнал, что Пульпе был еще и талантливым ученым — «одним из русских теоретиков воздухоплавания…».

— Какого человека потеряли… — вслух произнес Харитонов. Вспомнились погибшие друзья, стало тревожно за судьбы оставшихся во Франции товарищей по оружию: «Как они там?..» Потом мысли обратились к героям воздушной войны в России. Кое-кого он успел узнать лично — приезжали на завод получать самолеты, других понаслышке. Во фронтовых корреспонденциях, оперативных сводках он прежде всего искал имена летчиков, особенно асов: Казакова, Крутеня…

Рыцари неба

Подробности гибели Эдуарда Пульпе стали известны Крутеню из письма товарища по Гатчинской школе. И вновь он пережил большую утрату, очень хотел встретиться с этим замечательным истребителем, даже специально в Авиаканц обращался, чтобы прислали Пульпе на время в его отряд. Начав войну рядовым летчиком, Крутень быстро выдвинулся. Летал он уверенно, смело, как-то по-своему, острее других переживал невозможность сразиться с врагом один на один. Какое на самолете оружие? С горьким чувством читал он случайно попавшееся в делах отряда разъяснение начальника воздухоплавательной части Генерального штаба генерал-майора Шишкевича, разосланное незадолго до войны:

«…Пистолеты Маузеры составляют непременную принадлежность боевого комплекта аэропланов («Фарман-XVI»), для действия тех лиц, кои совершают полет, причем каждому указанному аэроплану должно придавать два пистолета с соответствующим количеством патронов…» Когда он прибыл на фронт, мало что изменилось — вместо пистолетов брали в полет винтовку, автоматическое ружье. И все, что мог сделать Крутень, летая на двухместных аэропланах, — выбрать из летнабов наиболее меткого стрелка. Но желанных побед это не приносило. Редко, редко удавалось выигрывать подобный бой. И Крутень первым в русской авиации заговорил о завоевании господства в воздухе. Он хорошо понимал утверждение крестного отца — Нестерова: «Участие авиации в войне сведется к борьбе между самолетами».

Став начальником 2-го армейского авиационного отряда, Крутень говорил своим летчикам:

— Не ручками махать друг другу, а на честный бой выходить надо, как на земле дерутся. Война так война. Долг наш защитить наземные войска от бомб, от разведчиков, а как? Сбивать их!

— А они нас, — усмехнулся молоденький подпрапорщик.

— Правильно! — неожиданно поддержал его командир. — Тут уж кто сильней, ловчей да умней, тот и пан. Теперь у летнабов оружие, а надо его летчикам приспособить, специальные самолеты строить с пулеметами. Вот тогда посмотрим, кто кого!..

— Еще таранить, как Нестеров.

— Петр Николаевич был великим летчиком, но его подвиг слишком большая цена! Слишком!.. Долг чести вел его на таран, а если бы оружие, пулемет у него был? Уверен, что тогда он сбил бы наглого разведчика, а тут Россия потеряла незаменимого…

Крутень все еще не мог пережить гибели дорогого наставника и друга. Все об этом бое он знал от своего инструктора Кованько, воевавшего в отряде Нестерова.

Над городом Жолкиевом, где разместился штаб 3-й армии, каждое утро появлялся австрийский самолет-разведчик. Покружит и безнаказанно улетит. Нервничали в штабе, нервничали летчики, а что сделать, как его отогнать?

И вот 25 августа, разговаривая с летчиками, генерал-квартирмейстер разгневанно разносил авиаторов за неспособность «проучить австрийца», упрекая в трусости, нежелании найти способ расправиться с ним.

— Хорошо! — разъярился Нестеров. — Примем меры!

— Это одни слова, так я вам и поверил!

— Я даю вам честное слово русского офицера, что этот австриец перестанет летать!.. После этого разговора товарищи насели на Нестерова, зачем он дал слово.

— Я знаю, ты хочешь его таранить, — волновался Кованько. — Это верная смерть… Давай полетим вдвоем, прижмем его, напугаем возможным тараном, заставим сесть…

После долгих уговоров Нестеров согласился. Назавтра они вылетели вдвоем, но, когда появился австриец, у Нестерова забарахлил мотор, и он сел, а австриец опять ушел.

Когда вражеский разведчик появился вторично, Нестеров вскочил в свой «моран». Кованько хотел лететь с ним, но услышал:

— Не надо, Саша, я один. И тут же дал газ.

Нестеров набрал высоту, зашел сзади и ударил по «альбатросу». Первым грохнулся «альбатрос», за ним упал на землю «моран».

В те дни одна из газет опубликовала письмо с фронта, и заканчивалось оно страстными словами: «Итак, начало бою в воздухе положено. И первым бойцом явился он же, русский герой, носитель венца славы за мертвую петлю — Петр Николаевич Нестеров…

Слава тебе, русский герой. Слава богу, что русские таковы!

Поручик Крутень»

Подвиг Нестерова породил новый прилив энергии в попытках найти оружие против врага. Стали приспосабливать «кошки». Под фюзеляжем крюк с пироксилиновой шашкой. Его спускают, чтобы зацепиться за летящий ниже аэроплан, и тогда заряд взрывается. Это теоретически, а на практике… Гатчинец Казаков, храбрый и талантливый летчик, попытался «кошкой» расправиться с «альбатросом». Это случилось над самой передовой. С земли было видно, как «моран» Казакова забрался выше противника, потом почти сел на него верхом… Никакого взрыва не было видно, но «альбатрос» камнем полетел вниз. Это второй таран!