Кондратий Биркин - Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I Страница 76

Обиак познакомился с Маргаритой в бытность ее в Карла, где, покинутая Линьераком, без всяких средств, нищая, голодная, она за кусок хлеба имела связь с простым поваром. Обиак сам был обнищавший дворянин, но Маргарита полюбила его, тронутая нежной внимательностью бедняги, доходившей до обожания. Он видел Маргариту в блестящую эпоху ее жизни, лет двенадцать тому назад и еще тогда сказал одному из своих сослуживцев: «Что за красавица! За несколько часов, проведенных с ней, я не пожалею жизни и готов идти на виселицу». Разоренная, гонимая, Маргарита отдала свое сердце Обиаку, несмотря на то, что он был не молод, рыж, с багровым носом и лицом, осыпанным крупными веснушками. Плодом этой связи был глухонемой ребенок, рожденный Маргаритой в крепости Карла. Комендант Марсе, узнавший об этой интриге, был отравлен! Исполинскими шагами шла королева Наваррская по торной дороге порока, на которую толкнули ее беспутства братьев, грубость и безжалостность мужа. Обиак поручил двоюродному брату своему, Рора, собрать войска в Гаскони, привести их в Карла, где королева и фаворит ее думали запереться, как средневековые паладины в феодальном замке, но это не удалось им, и они вместо того попали в плен к маркизу Канилльяк, влюбленному в Маргариту. Обиак, по приказанию последнего, был повешен в Эгперте. При аресте Маргариты несчастного нашли зарытым ею в навозной куче; королева собственноручно его остригла, выбрила, переодела. Приговоренный к позорной смерти Обиак до последней минуты тосковал не о жизни, но о своей возлюбленной. Покуда роковая петля не задавила его, он, не выпуская из рук, осыпал слезами и поцелуями синюю бархатную муфту, подаренную ему Маргаритой… Не менее его несчастная супруга Генриха IV отдалась маркизу де Канилльяк. Женщина эта тогда уже утратила чувство стыда и достоинства человеческого…

Замок Юссон, назначенный местом пребывания Маргариты, вскоре превратился в притон обоего пола отверженцев, в грязную трущобу, похожую на разбойничью берлогу. Выдавая Маргариту за короля Наваррского, Карл IX сказал: «Пойдет теперь моя Марго по рукам гугенотов всего моего королевства!» Другой ее брат, Генрих III, при известии о падении Маргариты, отозвался и того лучше: «Пьянствовала с гасконцами, а теперь загуляла с оверньскими табунщиками и медниками».[54]

Пользуясь отъездом маркиза Канилльяка в Сен-Сирг, Маргарита приблизила к себе сына медника, некоего Помини, бывшего певчим в соборной церкви. Она пожаловала его в певчие собственной капеллы, потом в секретари и, наконец, в формальные фавориты. Ему было лет шестнадцать, Маргарите далеко за тридцать; она обожала этого мальчика, любила его рядить, тешилась им как куколкой, писала ему нежные стихотворения… В 1599 году брак ее был формально расторгнут; жила она после того шестнадцать лет /умерла 27 мая 1615 года/, неизменно дурно ведя себя, меняя любовников, щеголяя нарядами, даже… увы! льстя любовницам мужа, заискивая их милостей и раболепствуя перед второй его супругой — Марией Медичи. Историю Маргариты Валуа, королев'ы Наваррской, можно назвать длинным свитком, начинающимся парчой, оканчивающимся нищенскими лохмотьями; благоухающей весной, постепенно перешедшей в печальную, грязную осень… В какую плачевную карикатуру превратила безжалостная старость эту когда-то прелестнейшую из всех принцесс Европы. Умри она в молодых летах, и ее полуистлевший череп не мог бы возбудить в потомстве того отвращения, которое невольно рождается при взгляде на шестидесятилетнюю Маргариту, разрумяненную, разряженную, кокетничающую с мальчиками и поддерживающую в себе угасающие страсти… прозаической рюмочкой вина.

Мы забежали вперед в нашей истории и отвлеклись от другой героини, прекрасной Коризанды, биографический очерк которой пора наконец и заключить. Охлаждение к ней Генриха началось со времени смерти их ребенка. Угасли в сердце короля родительские чувства и затем не замедлили остыть чувства любовника. В письмах своих к Коризанде Генрих чаще и чаще начал заменять местоимение ты вежливым вы. Вместо любезностей в письме он просил ее в 1589 году содействовать ему отвлечь его сестру Катерину от любви к графу Суассонскому и устроить ее брак с королем шотландским. Он без церемонии осуждал намерение сестры вступить в морганатический брак… Намек довольно грубый, разбивавший мечты Коризанды о выходе ее самой замуж за Генриха IV. Вместо желанной помощи Коризанда стала помогать влюбленным. По ее наущению, Катерина дала письменное обещание выйти за графа Суассонского и вышла бы за него, если бы министр Пальма Кайе не расстроил этой интриги. Точно таким же документом связанный с Коризандой, ему наконец опротивевшей, Генрих IV просил своего верного Сюлли добыть у фаворитки этот позорный документ, то есть не свою подписку, данную Коризанде, а письменное обязательство сестры своей, данное ей графу Суассонскому. Ловкий Сюлли добыл оба документа. Этим подвигом он спас короля от больших неприятностей, а сестру его, напротив, втолкнул в омут всевозможных огорчений, впоследствии насильственной ее выдачи за герцога де Бара в 1599 году. Освобожденный «раб» вздохнул свободнее и счел себя вправе /в марте 1591 года/ заключить корреспонденцию с прекрасной Коризандой письменным выговором за ее умыслы поссорить его величество с его сестрой. «Не ожидал я этого от вас, — писал он Коризанде, — а потому и вынужден сказать вам, что я никогда не прощу тем, которые вздумают ссорить меня с моей сестрой»…

Отставленная фаворитка /и в молодых годах не имевшая иной привлекательности, кроме толстоты, приличной кормилице/ под старость пуще разжирела и стала красна лицом, украшенным тройным подбородком. Еще историческая карикатура: душистый персик, переродившийся в пудовую тыкву. Коризанда умерла в 1620 или 1624 году, забытая и светом, и его злословием.

Года за два до своего разрыва с Коризандой, Генрих IV, несмотря на свои уверения в преданности до гроба, начал изменять возлюбленной при первом удобном случае. В 1587 году у него были интрижки с какой-то Мартиной, потом в Ла Рошели с Эсфирью Эмбер. Покидая Коризанду, король стал приискивать на ее место новую кандидатку, и выбор его пал на Антуанетт де Пон, молодую вдову убитого в Варфоломеевскую ночь маркиза де Гершвилля. После двух-трех встреч с этой величавой красавицей, державшей себя недоступно, чистой и холодной, как лед, Генрих отважился на лестное предложение ей своего изношенного сердца.

— Я слишком ничтожна, чтобы быть вашей женой, — отвечала красавица, — но слишком хорошей фамилии, чтобы быть вашей любовницей!

Логика неотразимая, и победитель сердец со стыдом отступил. Волей или неволей, именно в это время, ему пришлось осаждать Париж и многие города, подобно столице королевства не желавшие признать над собой власть короля кальвиниста.[55] Ужасы войны, голод и эпидемия в Париже не только не охлаждали в короле его любовного пыла, но как будто пуще его разжигали. Во время рекогносцировок в окрестностях столицы король останавливался в женских монастырях, превращавшихся тогда, по его милости, в капища Киприды. Монахиня в Лоншане, Катерина из Вердена и Мария де Бовийе, аббатисса Монмартра, вписали свои имена в соблазнительную хронику Генриха IV… После того несколько времени король покровительствовал Марии Бабу де ла Бурдезьер, родственнице дворянского дома д'Этре, доводившейся двоюродной сестрой знаменитой Габриэли.