Алан Кларк - План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945 Страница 46

Бок хотел «разделаться» с Ватутиным, прежде чем слишком расширять свой фланг в зияющую пустоту, и предложил использовать Вейхса и часть армии Паулюса для этой цели. Исходя из правил учебника, это было, безусловно, совершенно правильным решением. Кроме того, Бок по личному опыту лета 1941 года знал, какие задержки и неприятности могут происходить, если оставлять в покое большие силы русских на своем фланге. Если бы Боку было позволено делать что хочет, можно почти не сомневаться, что весь ход германской кампании на юге России (и поэтому самой войны) был бы совсем другим. Однако ему не позволили поступить по-своему и сняли с командования после спора, детали которого остаются неизвестными и по сей день. Представляется, что развал (как тогда казалось) сил русских в донском коридоре явился полной неожиданностью для Гитлера, как и для многих его генералов. Фюрер в ОКВ казался впервые таким счастливым, каким не был со времени падения Франции. В телефонном разговоре с Гальдером он не проявил той мелочности и тревожности, которые были характерны в его разговорах в предшествующем году. «С русскими кончено», – сказал он своему начальнику штаба 20 июля, и ответ последнего: «Должен признать, что очень на то похоже», – отразил эйфорию, охватившую и ОКВ, и командование сухопутных сил. Следуя этому убеждению, ОКВ приняло два решения, которым было суждено радикально повлиять на ход всей кампании. Первым было изменение направления Гота и 4-й танковой армии; вторым – принятие новой директивы, по-новому определявшей цели группы армий.

Первоначально, согласно Директиве № 41, Гот должен был вести армию Паулюса к Сталинграду, затем передать «блокаду» 6-й армии и отойти в мобильный резерв. Но после начала кампании озабоченность Бока наличием сил русских у Воронежа заставила его рекомендовать оставить 6-й армию для наступления на эту русскую позицию и направить одного Гота в атаку на Сталинград. Теперь ОКВ решило, что Гот вообще не должен наступать в направлении Сталинграда, а повернуть на юго-восток и оказывать «помощь в нижнем течении Дона»; Паулюс мог овладеть Сталинградом и один – при условии, что группа армий находится в обороне от Воронежа до излучины Дона. После снятия Бока обе группы армий в его огромной «южной схеме» стали самостоятельными и получили отдельные – притом расходящиеся – цели. Директива № 45 от 23 июля предписывала:

«Группа армий «А» под командованием Листа наступает в южном направлении через Дон с целью овладения Кавказом с его запасами нефти;

Группа армий «Б» под командованием Вейхса атакует Сталинград, уничтожает сосредоточение противника, овладевает городом и перерезает междуречье Дона и Волги».

Несмотря на все слабеющее сопротивление русских, этот приказ был воспринят в ОКХ с некоторой тревогой, так как он представлял собой весьма большое расширение стратегического масштаба операций. Здесь уже не было спасительного пункта о «блокировании Волги артиллерийским огнем», а цели на Кавказе больше не ограничивались Майкопом и Пролетарской, но включали в себя весь нефтеносный район. Проведя изменения в два этапа, Гитлер ловко обошел противодействие в ОКХ: вначале убрал Бока и изменил порядок приоритетов на Дону, затем создал две «новые» группы армий. Но возникает интересный вопрос: почему не был более единодушным протест против увольнения Бока? Представители консервативного крыла германской армии поспешили возложить вину за все неудачи вермахта на Гитлера. Но тогда кажется странным, почему же они молчали и не возражали против такой грубой и чреватой последствиями ошибки как перенацеливание Гота и неспособность взять Воронеж. На допросе Блюментритт отрицал, что ему известны какие-либо внутренние пружины этого решения, и ограничился заявлением, что «…никогда не было намерения наступать далее Воронежа и продолжать это прямое наступление на Восток. Приказ требовал остановиться на Дону около Воронежа и перейти там в оборону, для прикрытия наступления в юго-восточном направлении, которое должно было вестись силами 4-й танковой и 6-й армий».

Критическим решением явно было то, что 4-я танковая армия должна изменить направление. И здесь, по-видимому, ОКХ было убеждено, что это желательно – пусть в силу других причин, чем те, что имелись у Гитлера. Ибо Паулюс в своих записях ясно передает впечатление, что перенаправление Гота было впервые задумано, чтобы отрезать русские дивизии, которые задерживали танки Клейста и 17-ю армию в Донецком бассейне. Но через несколько дней после получения Готом первоначального приказа сопротивление русских Клейсту в Донбассе ослабло, и их войска стали уходить оттуда в большой спешке. Возможность отрезать сколько-либо значительную массу войск была исключена, так как казалось, что Клейст прибудет в Ростов не позднее, чем сам Гот.

В результате обе танковые армии вместе подошли к переправе через Дон. И на кого замахнулся этот колоссальный бронированный кулак? На мельчайшую из улиток! Ибо переправы через Дон фактически никем не защищались. Войска Тимошенко вытеснялись с одной позиции до другой в ходе его отступления, и те, кто не попал в окружение западнее Ростова, уже давно были за Доном и просачивались по долине Маныча далее или пробирались в восточном направлении в калмыцкие степи, где пересеченная местность и балки давали некоторое прикрытие. Клейст, не особенно стеснявшийся в своих комментариях на тему, как следовало бы проводить операции на других театрах, после войны утверждал: «4-я танковая армия… могла бы взять Сталинград без боя в конце июля, но была перенаправлена на помощь мне в форсировании Дона. Я не нуждался в этой помощи, и они попросту встали на моем пути и забили дороги, которыми я пользовался». Сержант из 14-й танковой дивизии писал:

«Мы добрались до Дона и увидели, что мосты разрушены, но почти нет и следов врага. Жара стояла удушающая… весь правый берег утопал в клубах пыли, когда начало скапливаться все больше машин. Сопротивление русских было таким слабым, что многие солдаты смогли раздеться и искупаться – как мы в Днепре ровно год назад. Будем надеяться, что история не повторяется. Мы пробыли там два дня, пока работали саперы. Мы изрядно страдали от русских самолетов; они прилетали в одиночку и парами в сумерках и на рассвете, когда наших самолетов еще не было. Местами русская артиллерия вела сильный огонь… можно было слышать ночью, как они ставят орудия на позицию, и они начинали обстреливать нас, когда вставало солнце… его низкие лучи с востока показывали наши позиции во всех подробностях, но не позволяли нам увидеть дульное пламя и засечь их позиции».

Когда обе танковые армии начали расширять свои фланги, стараясь найти неразрушенный мост и место переправы, они вскоре перемешались, и образовалась настоящая каша. Клейст переправился через Дон со своими легкими силами еще 25 июля, но пробки на дорогах и трудности с подвозом горючего помешали его танкам переправиться ранее 27 июля. Только 29 июля Готу удалось переправить свои первые танки у Цимлянской, и к тому времени директивы ему были снова изменены. Он должен был послать только одну дивизию на юго-восток[72] для прикрытия разрыва между своими войсками и Клейстом, вести 4-ю танковую армию на север через Котельниково и, преодолев реку Аксай, овладеть Сталинградом с его незащищенной южной стороны.

Как только Клейст оказался за Доном, темп его наступления сильно возрос. 29 июля он овладел Пролетарской (первоначальный рубеж остановки в старом плане ОКХ); через два дня он выступил из долины Маныча и вступил в Сальск, выслав одну колонну вдоль железной дороги на Краснодар, чтобы прикрыть левый фланг 17-й армии, а вторую колонну послал через степь к Ставрополю, который пал 5 августа. Армавир был взят 7-го, и Майкоп, где уже были видны первые русские нефтяные вышки, 9 августа.

Однако у Паулюса, наступавшего по донскому коридору, дела оборачивались по-другому. Сопротивление русских было крайне слабым, пока немцы не достигли реки Чир. Но само расстояние – более 200 миль – и то, что только танковый корпус Витерсгейма был полностью мобильным, означали, что 6-я армия слишком растянулась и что едва ли она сможет провести успешную атаку с ходу, если встретит серьезное сопротивление. 12 июля Ставка объявила о создании нового Сталинградского фронта (под командованием Тимошенко, 22 июля был назначен Гордов) и стала пополнять его дивизиями из московского резерва, насколько позволяла скорость перевозок по железной дороге. В течение трех недель шли гонки за выигрыш времени, напоминавшие лето 1941 года, между атакующими колоннами немцев и срочно сосредоточивавшимися резервами защитников города. На этот раз выиграли русские, хотя у них все висело на волоске.

Генерал Чуйков, один из трех-четырех человек, которым суждено было вдохновлять и направлять Сталинградскую битву, в это время командовал армией резерва, которая была рассредоточена вокруг Тулы. Она состояла из четырех стрелковых дивизий, двух моторизованных и двух танковых бригад и, вероятно, представляла значительную долю оставшегося у Ставки резерва. Некоторое представление о срочности, чтобы не сказать суматохе, и о напряженности их переброски по железной дороге может дать их приказ на передвижение, который предусматривал высадку на не менее чем семи станциях. После прибытия Чуйков получил весьма неопределенные приказы, и они убедили его в том, что «штаб фронта, очевидно, имел крайне ограниченную информацию о противнике, который упоминался лишь в самых общих чертах». И так как эти приказы предусматривали немедленный форсированный марш его солдат на расстояние 125 миль, он запротестовал: