Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1 - Балинт Мадлович Страница 46

Лучшим примером преодоления государственной несостоятельности служит Россия 1990 года, утверждает Вадим Волков в своем фундаментальном труде «Силовое предпринимательство»[301]. После краха Советского Союза российское государство потеряло монополию на легитимное применение насилия, поскольку у него появились конкуренты – в основном они происходили из среды организованного подполья и воспринимались частными экономическими акторами как легитимные источники информации и защиты, которые при этом контролировали исполнение правил и норм и выступали посредниками при разрешении споров (см. Текстовую вставку 2.5). Согласно современным источникам, в России даже в 1998 году 2500 банков и 72 000 коммерческих организаций имели собственные службы безопасности[302].

Текстовая вставка 2.5: Россия в анархических условиях 1990 года

Смысл частного охранного бизнеса, который расцвел вскоре после установления формальных прав собственности в России, заключался в том, чтобы обеспечить заменитель отсутствующего доверия к рыночной экономике, внутри которой ‹…› государственная система правосудия полностью игнорировалась. Таким образом, российскую организованную преступность можно рассматривать как ответ на определенный институциональный запрос зарождающейся рыночной экономики, а именно потребность в защите прав собственности, которую не удовлетворяли органы государственной защиты и правоприменения. ‹…› Между 1987 и 1992 годами произошло быстрое распространение банд рэкетиров и неформальных охранных организаций различного толка ‹…›. Безусловно, многие криминальные группировки сформировались гораздо раньше, но только в конце 1980-х годов рэкет стал основным бизнесом организованной преступности. ‹…› В период с 1992 по 1997 годы между инстанциями, контролирующими насилие, велась ожесточенная конкуренция за расширение коммерческих возможностей. ‹…› В этот период частная охрана и принуждение превратились в институты, и появился рынок силовых услуг. В то же время государство утратило приоритет в сфере обеспечения безопасности, налогообложения и вынесения судебных приговоров. ‹…› Поскольку бюрократическая деятельность государства и правоохранительных органов всегда может быть оспорена, а предоставляемые государством услуги, как правило, имеют более высокую стоимость, силовые предприниматели (читай: мафия) вытесняют государство и назначают себя вместо него. ‹…› Россия 1990-х годов была близка к естественному состоянию, в котором преобладает анархия, а не иерархия[303].

Чтобы описать такое положение вещей теоретически, нам необходимо ввести концепты, отражающие три основные составляющие: (1) государство, (2) конкуренты государства на рынке обеспечения безопасности и (3) форма правления, которая обусловлена двумя первыми факторами. Что касается государства, можно начать с понятий «несостоявшееся государство» и «уязвимое государство»[304]. Как замечают исследователи, существует несколько комбинаций факторов, при которых государство может оказаться несостоявшимся[305], и использование понятия «несостоявшееся государство» для обозначения всех подобных сценариев размывает его содержание, как уже случалось в литературе, поскольку все несостоявшиеся государства не состоялись по-своему, а причины и динамика этого процесса, равно как и пути выхода из кризиса, всегда имеют свои контекстуальные особенности[306]. Чтобы избежать этой проблемы, мы сузили определение несостоявшегося государства, ограничившись аспектом монополии на насилие.

♦ Несостоявшееся государство – это институт, который де-юре является государством, но де-факто не в состоянии удерживать монополию на легитимное применение насилия. Другими словами, такое «государство» деградирует до роли одного из конкурентов на рынке охранно-силовых услуг (market for violence).

Такое определение хорошо подходит для номинального государства, описанного выше. Как пишет Волков, «образ государства, играющего роль одной из многих частных охранных компаний, лучше описывает интересующую нас действительность, чем восприятие государства как источника публичной власти»[307]. На самом деле, государство в этой ситуации – лишь одна из инстанций, контролирующих организованное насилие, или, другими словами, институционализированная группа акторов, которые легитимно используют насилие внутри некоего политического образования[308].

Во всех трех полярных типах режимов, о которых мы писали ранее (и во всех шести идеальных типах), государство – это единственная инстанция, которая контролирует организованное насилие. «Монополия на легитимное применение насилия» означает именно это. Однако в несостоявшихся государствах государство вступает в конкуренцию с акторами, которых вслед за Волковым можно назвать «силовыми предпринимателями»[309].

♦ Силовой предприниматель – это частный актор, конкурирующий на рынке охранно-силовых услуг. Предлагаемые на этом рынке услуги включают в себя либо (1) защиту, связанную с институциональной структурой экономики и общества, такую как предоставление информации, безопасность, обеспечение исполнения обязательств и урегулирование споров, либо (2) насилие в отношении конкурентов и других лиц, выбранных в качестве объекта атаки.

Говоря про силовых предпринимателей, необходимо сделать два замечания. Во-первых, не все, кто используют насилие, являются силовыми предпринимателями. Последние (1) не только применяют насилие в своих собственных интересах, но и предлагают его в качестве услуги другим акторам, а (2) другие акторы воспринимают их предложение как легитимное. Питер Померанцев очень точно описывает такую практику следующим образом: «бандиты [в России после смены режима] занимались не только вымогательством и кражами. Бизнесмены приглашали их для сопровождения сделок (если один из партнеров нарушит слово, бандиты с ним разберутся); обычные люди обращались к ним за помощью для поимки насильников и воров, которых российская милиция искать категорически не хотела. Они становились влиятельными людьми, своего рода клеем, который скрепляет все. В этом новом мире никто по большому счету не знал, как себя вести: старые советские ролевые модели уже не были актуальны, а Запад был слишком далеко»[310]. Играя подобные социальные роли, силовые предприниматели сильно отличались от обычных преступников или акторов, применяющих насилие в состоявшихся государствах, поскольку последние не воспринимались как легитимные, и, следовательно, их присутствие не подрывало монополию государства на легитимное применение насилия. Но в тех случаях, когда люди предпочитают обращаться к силовым предпринимателям, а не к номинальному государству, это государство теряет свою монополию на легитимное применение насилия и становится несостоявшимся. (Кроме того, в тех случаях, когда охранно-силовые услуги предоставляет не отдельный человек, а организация, мы можем говорить именно об инстанции, контролирующей насилие.)

Второе замечание состоит в том, что силовых предпринимателей не следует воспринимать как экономических акторов, которые используют насилие для заключения рыночных сделок. Вполне очевидно, что они могут принуждать людей пользоваться их услугами, как делает мафия, которая предоставляет защиту в обмен на деньги[311], являясь частной инстанцией, контролирующей насилие, однако это не является неотъемлемой частью «профессии». Обязательным аспектом таких отношений является вступление в так называемое силовое партнерство с другими акторами, которым силовые предприниматели предоставляют вышеописанные услуги[312]. И, как следует из цитаты Померанцева, некоторые частные акторы более чем готовы заключать контракты с силовыми предпринимателями, если государство не способно предоставлять полезные охранные услуги, такие как защита прав собственности и контроль за выполнением обязательств по договорам. Кроме того,